(дневник паломника)

Великий Устюг... Чудится в этом названии мужицкая домовитость, дедовская основательность. Почему-то представляются огромный чугунный утюг, пышущий углями, и запах свежего выглаженного белья. Исторически название этого града родилось так: Устюг – устье реки Юг. Здесь узел водных путей по рекам Юг, Сухоне, Северной Двине и Вычегде. Герб города: старец, льющий воду из двух кувшинов. Здесь слились две народности: русская и финно-угорская. И стал город Великим – наравне с Господином Великим Новгородом и Ростовом Великим.

Отсюда пришел в зырянскую землю святитель Стефан Пермский. Сюда потянулись спустя века просвещенные зыряне. Здесь часто бывал Каллистрат Жаков. «B семье устюжского священника Покровского воспитывался Питирим Сорокин. На этой земле жил и оставил свое потомство священник и коми поэт Василий Куратов, брат основоположника коми национальной литературы. И по сию пору здесь много уроженцев Коми. Ведь всего 60 километров отделяют Устюг от коми села Ношуль, что в Прилузском районе.

Есть государственные границы, а есть духовные... До революции коми и устюжан объединяла одна Вологодская епархия. А если глубже посмотреть, то Великий Устюг – колыбель христианства в Коми. И сейчас, когда вера православная только начинает возрождаться на нашей земле, не пора ли вспомнить об истоках?

Великий Устюг мал по размеру, но как легко здесь заблудиться! Каменные купеческие дома, лабиринты улочек, где родились Ерофей Хабаров, Семен Дежнев, Владимир Атласов и другие знаменитости. А церквей-то! Двадцать четыре их стоит под крестами, не считая тех, что за рекой Сухоной в Троице-Гледенском монастыре. А сколько было до революции? «Ой, не сосчитать, – вспоминает старая устюжанка М.Козулина. – С моим соседом Василием даже история случилась... На Христов день он стал голову ломать: в какой храм пойти? Решил-таки в Гледенский монастырь податься. Идет и видит: на угоре часовенка стоит, в ней воротца открыты, а внутри все золотом чистым сияет. Испугался Васька: откуда еще один дом Божий взялся? Ведь не было раньше! У входа старик стоит, весь черном, и подзывает: «Раб Божий Василий, зайди сюда». Бросился Васька наутек, оглядывается – нету часовни. Тут у него ноги отнялись...» Исцелился Василий в Троицком соборе Гледенского монастыря. Рассказывают, немощных вносили туда на руках, а выходили они сами – здоровыми. Под тем собором целебные мощи лежат. Чьи? В народе уж не помнят... Ведь сколько светильников православных просияло, разве упомнишь?

Но отправимся в путь, памятуя, что в этом городе стоит и населенный угодниками, святыми другой, невидимый – Божий град, и ангелами. Оглянемся вокруг, может быть, дастся нам, и откроются глазам «воротца», за которыми золото чистое сияет... Мы в Городище. Здесь обосновались первые христиане – на другом берегу от языческого селения Гледен. В Городище самый древний и самый красивый храм – церковь Вознесения. Украшен он резьбою каменной, изразцами кокошниками. В нем покоятся мощи святого Иоанна Багуя, татарина. Орда до Устюга не дошла, но послала сюда наместника Багуя, который, пораженный благолепием христианского града, принял крещение и с женой Марией прославился подвижнической жизнью.

Идем дальше по набережной и попадаем на Соборное Дворище. Здесь архиерейское подворье. В этих палатах решались дела монастырей и приходов на огромных северных территориях, включая зырянский край. Рядом Успенский собор, прославленный чудотворной иконой Богоматери Устюжской (Одигитрии). В этом соборе служил Симеон, отец святого Стефана Пермского. С Симеоном был дружен первый на Руси юродивый святой Прокопий Устюжский, который предсказал матери Стефана великую будущность ее сына. Собор во имя Прокопия Праведного стоит рядом с Успенским – в камне запечатлелась близость двух людей, клирика Симеона и юродивого Прокопия.

Вплотную подступил к ним и собор Иоанна Устюжского. Мощи святого Иоанна покоятся под стеной собора. В народе про него рассказывают: «Родился Иван недалече, в деревне Пухово. Намучилась с ним мамка: как среда и пятница, так орет во все горло, грудь сосать отказывается. Стали ему в постные дни водичку подслащенную давать вместо молока – сразу успокоился. Карапузом сам в церковь ходил, а уходил последним. Однажды после, службы этот «мальчик с пальчик» шасть в печку – и дверку за собой прикрыл. Священник увидал и в обморок. Там ведь угли раскаленные! Но Иван вышел невредимым... Однажды с отцом хлеб сеял. Высылал зерно в одну кучу и давай на лошади по пустым полосам кататься. Соседи ругаются. Но у него на поле богатый хлеб взошел, а у соседей – голь. Ходили они к Иванову-отцу хлебца просить... Лишившись родителей, ушел Иван в лес, рядом с шалашом колодец вырыл. Оттуда его прогнали. Иван уходил – в колодец камень бросил. Смотрят: а камень плавает. Помер-то Иван молодым. За бедных он заступался, во всем Прокопию подражал, по воде, как посуху ходил».

Из этих трех соборов самый боголепный – Прокопия Праведного. Недавно ему позолотили купола, на этом реставрация застопорилась. Чего-то тянут власти... Верующим пока передали один придел, Тихоновский. Иногда пускают и в главную церковь, где находится древняя икона «Прокопий, в житии» с сорока клеймами. На ней – весь путь святого. Вот он ступает на новгородскую землю, приплыв из земли немецкой. Вот, отрекшись от латинского суемудрия, он принимает святое Крещение, раздает богатство и представляется безумным, чтобы избежать молвы человеческой. Переходя из града в град, останавливается в Устюге. Горожане осыпают ударами этого оборванца, принимая юродство за безумие. Вот Прокопий пророчествует в храме: «Покайтесь! Если не отстанете от дел злых, то погибнете вместе с градом вашим». На следующий день (8 июня 1290 г.) около полудня нашла мрачная туча на Устюг, и сделалась ночь посреди дня. Уразумел народ, стал бить земные поклоны Прокопию. Тогда встал святой на молитву и отмолил тучу, свернула она в лес и побила его камнями. Эти камни и сейчас там лежат – некоторые величиною с дом... Смотрю на икону, а в душу закрадывается беспокойство: кто ныне отмолит «тучу»? Ведь не может нынешнее зло безнаказанным остаться!

Войдем в Тихоновский придел. Службу ведет отец Ярослав. В хоре поет матушка Нина и сын священника Андрей. Чистый женский голос окутан низким рокотом баса.

Андрею всего 15 лет, но он уже готовится к пострижению. Школу оставил, занимается дома. «Образован не меньше моего, и даже больше», – удивляется отец Ярослав. Сам священник закончил вуз, имеет диплом филолога-переводчика. Сан принял десять лет назад. С тех пор не одевает светской одежды, всюду ходит в рясе, приучая горожан к тому, что «священник – это нормально». Своему алтарнику о.Ярослав поручил составить по возможности синодик благочестивых граждан Великого Устюга, живших вплоть до XVI века – для вечного поминания. А вот история с другим алтарником. Приехал в город молодой человек, которого признали неизлечимым. Сам он говорил: рак крови. Батюшка взялся лечить его молитвами да травяными настоями. Молодой человек ожил. Побыв алтарником, ушел на производство – на физическую работу.

Лихо знакомо батюшке с детства. Родился он у колючей проволоки в воркутинском поселке Юр-Шор, в семье политзека. Потом поехал добровольцем в Эжву на «комсомольскую стройку» ЛПК и опять попал к зекам – был единственным «комсомольцем» на участке. Уж насмотрелся... «Все забыть не может, – рассказывает матушка Нина. – Взял на попечение устюжских преступников, что в тюремном ЛТП сидят. И вот заходят однажды на службу несколько мужчин. Какие лица светлые! С удивлением узнаю: это крещеные батюшкой зеки. А недавно замполит ЛТП отдал свой кабинет под молитвенную комнату. Заключенные хотят и свой храм строить, уже требуют, дайте нам иконы, а то сами нарисуем. Умельцы... И вот что еще открылось: на месте «зоны» уже стоял когда-то храм – святителя Митрофана Воронежского. Понимаете теперь? Два святых – Митрофан Воронежский и Тихон Задонский, во имя которого освящен наш придел, – одно единое, их всегда на иконах вместе изображают! Так что «зеки» к нам по молитвам Митрофана пришли...»

Даст Бог, возродится Митрофановская церковь, и в Устюге станет ровным счетом 25 храмов.

Выхожу из собора на набережную Сухоны. Прямо передо мной на другом берегу церковь Дмитрия Солунского. Ее заложил Стефан Пермский, возвратясь из зырянского края. Вспоминаю об о.Ярославе... Нет, не случайно здешним настоятелем стал выходец из Коми земли!

Уходить не хочется. Оглядываюсь, куда бы присесть. Из стены собора выпирает огромный валун. Говорят, летом он всю ночь тепло хранит. Сидя на нем, можно видеть дорожку на реке, по которой ходил Прокопий Праведный. Это удастся тем, кто имеет духовные очи. Камень этот – из отломленной тучи. Его привезли из леса, чтобы по завещанию Прокопия, увенчать его могилу.

Умер Прокопий на 94-ом году жизни. Умирать пошел к своему духовному брату святому Киприану, в Михайло-Архангельский монастырь. Переулок, идущий от Соборного Дворища в глубь города, как раз упирается в эту святую обитель. Киприан основал ее так: взял пудовый камень и прокатил по кругу – здесь поставили ограду. С тем камнем, прозванным «бычья голова», св.Киприан не расставался: еженощно молясь, держал его в руках – для бодрости молитвенной. Еще известно: Киприан самолично выпекал огромные просвиры. Одной такой просвиры хватало на всю монастырскую братию. Мощи святого находятся под левым клиросом Киприяновской церкви. Эту церковку – самую маленькую в монастыре – собираются передать сейчас верующим.

Рядом еще один монастырь, Спасский. А дальше, в глубине города, на Красной горе (той самой, где родился Стефан Пермский), находится еще одна обитель, сейчас очень перестроенная. Это Иоанно-Предтеченский монастырь, где хранилась частица мощей Иоанна Предтечи. При последней игуменьи Аркадии там подвизались 500 монахинь, 200 из них были золотошвейками. Однажды зашел к ним св.Иоанн Кронштадтский и в ответ на радушный прием сказал вдруг: «Не монастырь у нас, а фабрика!» Те подумали, что он золотошвейное дело ругает. Но слова были пророческими. Сейчас в монастыре... фабрика, которая производит щетки и метелки. Куда частица мощей делась – неизвестно. Монахинь «вымели» в 18-ом году. Черницы ехали в кузове грузовика и, стоя, пели гимн «Боже, царя храни».

Неподалеку стоит дом бывшей послушницы Анастасии Ефимовны Коптяевой, ныне покойной. Сейчас там живет ее подруга Мария Андриановна Козулина. Старушка рассказывает: «Иоанн Кронштадтский бывал здесь. Имел он буксир и катер – «Самоед» и «Веру». На этих пароходиках он плавал по Сухоне и Югу, с мостика благословлял людей. Однажды сошел на берег в деревне Озерки села Нюксеница, всех благословил, а Ефимовна моя подойти не решилась. Потом всю жизнь переживала». Эта встреча подвигла Ефимовну пойти послушницей в монастырь в деревню Яик. (Ее основали под Устюгом яицкие казаки из разбитого войска Разина. Уроженец ее, святой Филипп, на окраине города поставил Филипповскую пустынь, которая ныне разрушена). Потом Ефимовна подвизалась, в Иоанно-Предтеченском. Оттуда советская власть «командировала» ее в рыболовецкую бригаду, где Ефимовна прославилась – на нее рыба «шла». Дежурила у проруби, и в кошель вся рыба собиралась. Бригада получала премии за чудесные уловы и дорожила скромной послушницей.

Под стенами Иоанно-Предтеченского монастыря подвизались и юродивые. Мария Андриановна вспоминает... Была такая блаженная Дуняша. Когда умерла мать, двухнедельную Дуняшу вместе с материной одеждой принес в монастырь отец и корову привел. Воспитывать взялась монахиня Татиана. Однажды Татиана крошила хлеб голубям, а Дуняша и скажи: «Корми, корми, свои голубки будут»... Так и случилось. Когда монастырь разорили, Татиана вышла замуж, родила двойню. Потом Дуняша в Яиковском монастыре жила, нагородила в келье перегородок – теснотища! Тут владыка приехал. Она хвать его за шиворот – и толкнула в клетушку, в темницу свою. Вскоре владыку в тюрьму забрали, там расстреляли. Потом игуменье зачем-то свои валенки отдала. Спустя два дня матушку сослали на лесозаготовки...

Еще была Анна Кондратьевна из села Морозовицы. Родители отпустили ее в село Воломо к блаженному Симону. Вернулась она юродивой, стала жить на паперти. Однажды ночью архимандрит Михаил ловил рыбу, а утром пришел к священнику Яхлакову завтракать. Тут и Анна без стука входит. Приглашают ее за стол, а она хитро смотрит: «Ой, не умывалась». Застеснялся архимандрит: «Это я не умывался, виноват!» И дал ей пять рублей. Как-то снова зашла она к Яхлакову, говорит: «Твой сын Владимир умер». А в это время сын его зашел в Рейнский погреб, нахлестался вина и пьяницей стал. Когда Анна умерла, тот Владимир молился ей об избавлении от пьянства и излечился. Записал ее имя в синодик и вместе с родными поминал.

Однажды собрались все юродивые – Дуняша, Анна, Василиса, Василий Блаженный, Пелагея Березиха – да и разодрались. Никогда такого не было – народ дивился. Дуняша плачет, к игуменье идет: «Матушка, мне дурная Васюха зуб выбила!» А вскоре революция случилась – пошел брат на брата. После гражданской войны Василий Блаженный насобирал «кусочков» в свою корзину и стал птиц кормить: голубей отпихивает, а воронам подсыпает. Вскоре потянулись в город подводы с исхудавшими ссыльными, продолжались массовые расстрелы.

Расстреливали в логу, под Красной горой. Над этим мостом, на самой горе стоит старинное кладбище... Вот могила игуменьи Аркадии. На ней, как сказывают, удивительно цветы растут. Вот могила архиепископа Михаила. Он жил рядом с церковью Дмитрия Солунского. Было старцу 103 года, когда его чекисты на простыне вынесли. «Куда вы, волки хищные, помирает же!» – роптал народ. «Нет! Я еще в Михайлово-Архангельском монастыре три службы сослужу!» – отозвался архиепископ. А в монастыре том тюрьма была. Минуло три дня – умер старец. Санитарка в окно высунулась и давай простыней хлопать, будто вытряхивает. Это был условный знак. Когда тело повезли в братскую могилу, народ отбил «черный ящик» и захоронил его на кладбище – по чину.

Посреди кладбища белеет каменными стенами действующая церковь Стефана Пермского. Внутри – рака от мощей Прокопия Праведного. С главной иконы светло смотрит его крестник – святой Стефан.

Гудят сосны... С Красной горы открываются необозримые таежные дали. Господи! А сколько там святых мест! Пустынька святого Леонида Уснедушского. Скит местночтимых старцев Никодима и Максима, живших на болоте, раздевавшихся по пояс – для комаров. Скрывается там и заросшее село Воломо... Среди деревьев только церковь и стоит. На стенах храма сцены жития святого Симона Воломского, внизу – чудодейственные мощи его самого. Нет туда путей-дорог...

Гляжу поверх тайги, на синюю полоску. Господи! Как ты отсюда близка, Коми земля!

red@mrezha.ru
www.mrezha.ru/vera