Я не знаю, почему приснился мне этот сон. Во сне я видел родную свою Нижегородская область, откуда меня еще в детстве увезли в Коми. Я видел совсем незнакомую мне нижегородскую деревню. Мы с мамой приехали сюда в гости. Мне снилось, как мы вышли прогуляться из какого-то деревенского дома, где вовсю шло веселье. Дом этот деревянный с высоким крыльцом на толстых столбах. Было лето, очень тепло, светило яркое-яркое солнце. Я сидел на траве, когда в нос ударили острые запахи угарного газа, серы и оплавленного обожженного железа.

Потом почти сразу же я увидел огромный огненный вал, закрывший весь горизонт, стремительно надвигавшийся. Огромный огненный вал сжигал все на своем пути, в огне крутилось то, что еще не успело сгореть: бревна, деревья, земля, пыль. Моя мама со страшным криком побежала к ближайшему погребу. Я же никуда не побежал. Когда лицу стало нестерпимо жарко, я просто лег ничком на мягкую траву и закрыл голову руками.

И вдруг после всего этого ужаса, огня и смрада, наступила необычайная легкость - я тут же почувствовал приятные запахи, тонкие нежнейшие ароматы прекрасных цветов, удивительный букет из роз, фиалок и еще чего то, чему нельзя найти определения. Никогда в жизни такой запах мне не встречался (только один раз это было, совсем недавно - об этом еще скажу, в конце заметок)... Я не испытывал никакой боли, открыл глаза: вокруг, насколько хватало взгляда, простиралась выжженная пустыня. Легкий ветер разносил клубы пепла. Не было ни деревьев, ни зелени, ни синего неба. Были только выжженная красно-коричневая земля, яркое оранжевое небо и вокруг: везде и всюду - Один Господь Бог.

Посреди всей этой выжженной пустыни из людей находились только я и мама. Я увидел нас занятыми за работой, на нас была другая легкая одежда. Мы сажали в выгоревшую землю саженцы хвойных деревьев. Необычайную радость и легкость (это состояние, наверное, можно выразить только словом благодать) я испытывал от повсеместного Божия присутствия. Бог был во всем, и я чувствовал на себе Его Любовь, Его Всепроникающую Благодать, чувствовал, что Ему ведома каждая моя мысль, каждый мой помысел, и не только не сопротивлялся Божьему проникновению, но несказанно был рад Этой Спасительной Божией Любви! Что удивительно и непостижимо - Господь Сам был виден, мне показалось, в виде огромного огненного шара, как Солнце сияющее на горизонте...

Наше тело было такое же как земное, но совершенно другое: мы могли слышать и видеть как бы изнутри. Мы могли приближать зрением даль, могли перемещаться в воздухе и быть сразу же в нескольких местах. И осязание, и обоняние значительно превышали человеческие возможности. Все эти удивительные свойства мы с мамой открывали в своем новом теле постепенно, неожиданно для себя. К сожалению, все об этой - такой необычной и такой сладостной - жизни я не успел понять, потому что проснулся, и больше уже в тот день не мог уснуть. Но помню еще, как мы пошли по пустыне навстречу Богу и в поисках людей. Мы шли словно летели, потом встретили двух знакомых женщин, которые так же как и мы сажали деревья, потом еще людей, которые занимались тем же и находились по двое далеко друг от друга.

Что это было? Видение апокалипсиса? Моей маме сейчас седьмой десяток - и во сне я видел ее семидесятилетней, и себя видел в моих нынешних годах. Значит, огненный этот вал, конец нашего мира, апокалипсис будет скоро, сейчас?

Летом были выборы нового руководителя России, президента. Я много думал о том, что происходит в нашей стране. И решил съездить к себе на родину, в родную деревню Рыбное Нижегородской области, в которой не был уже 22 года. Чтобы навсегда проститься с родной землей.

Денег у меня не было. Однако ближе к отпуску все препятствия как-то очень легко разрешились. Взял последний билет на свой поезд и на следующий день уже ехал в Рыбное, еще не зная, где и как буду там жить. Деревни нашей, как рассказывали земляки, давно нет в помине. Из всей деревни уцелел только один наш дом, который как перст стоит посреди голого поля. Из многочисленных родственников, разъехавшихся по белу свету, в родных местах остался один семидесятилетний дядя Ваня - папин брат, который доживает свой век в соседней деревне Рожниха, что отстоит на два километра от Рыбного. По-прежнему ли он там, жив ли - я не знал. Поехал без предупреждения.

Однако вот что получилось. Дядя Ваня встретил меня уже в автобусе, отъезжавшем от железнодорожной станции Урень в Рожниху. Сюда, на станцию, он в кои веки выехал купить мешок муки. Хлеб в деревне пекут сами. Вот у него я и устроился.

Каждый день, пока гостил у дяди Вани, я ходил босиком по знакомой тропинке в свою деревню, заходил на кладбище к родным, где лежат мои бабушка и дедушка, плескался в деревенском пруду, в котором целыми днями в детстве купался и ловил рыбу, косил траву, помогал убирать сено, ходил в лес за ягодами и грибами. Я встречался и прощался со своим детством, со своей родиной и благодарил Бога за предоставленную такую возможность.

Дни стояли солнечные, благодатные. Правда, было необычно жарко для Средней полосы, на ртутном столбике не хватало шкалы с 40-градусным делением. По радио по всему Поволжью передали штормовое предупреждение, и по нашей области пронесся страшный ураган. Потом по радио сообщили, что он уничтожил несколько деревень, всего около 600 домов. Одну деревню (больше ста домов) разрушило полностью. Люди спасались, залезая в подполья. Дома уносило, а люди оставались живы. Был и обвальный град - величиной с куриное яйцо, он разрушил ветхие постройки, побил стекла домов. Все это творилось по ночам, когда люди спали. Наши места беда обошла, и дом мой родовой остался целехонек. Правда, в деревне Рыбное я его не нашел...

Вот ведь как бывает. Давным-давно, покидая эти места, мы впустили в свой дом жить погорельцев - престарелых крестьян из соседней деревни. Потом погорельцы умерли, а наш дом разобрали и перевезли в Урень их родственники, там он стоит. Все оказалось не так, как я думал...

А как горела та деревня, Большие Воробьи, я хорошо помню. Мы, ребятишки, когда увидели пожар, первыми прибежали его тушить. Ни одного дома спасти не удалось - а их было около тридцати, больших, добротных. Горели как порох, шифер на крышах оглушительно стрелял и разлетался далеко вокруг. Но один дом посреди деревни все-таки уцелел. Тогда в суматохе мало кто обратил внимания на его чудесное спасение. А в нынешний приезд я случайно узнал, как все было. Зайдя в ту деревню, встретил тетю Грушу и дядю Антипа - хозяев того дома. Вот что они рассказали. Их мать, баба Катя, при приближении огня, когда началась паника, в отличие от других не стала выносить вещи из избы. А сняла с божницы икону Богородицы “Неопалимая купина” и с молитвой вышла навстречу пламени. Пока бушевала стихия, она истово молилась и заграждала огонь иконой, которую держала перед собой. Огонь прошел совсем рядом (горело со всех сторон, кругом был пекло), но не тронул дом. Ни одного волоса на голове бабы Кати не сгорело.

Жила она еще долго. Ее детей я как раз застал за починкой оградки на могиле. Баба Катя лежит среди высоких вековых берез, на небольшом деревенском кладбище, недалеко от своего дома.

Мне удивительно везло весь отпуск. Так получилось, что я не только увидел все знакомые с детства места, но встретился со многими своими родственниками и друзьями детства, которых не видел все эти 22 года. Они съехались именно этим летом и именно в это время с разных уголков совершенно случайно. Но я понимал, что простым стечением обстоятельств вряд ли это объяснить, что помогает мне батюшка Серафим. Всю дорогу я читал акафист святому, а отправляясь в путь, заказал ему в церкви молебен на дорогу...

Обратно я поехал, конечно, не сразу в Сыктывкар, а завернул к нему, в Дивеево.

От Нижнего Новгорода до Дивеево - восемь часов на автобусе. Был июль, разгар отпусков, но с билетом опять повезло. В пути я не отрывался от окошка: удивительно, в каждой, даже самой маленькой деревушке, стоят в хорошем состоянии каменные храмы, правда, закрытые. В обычном селе Боголюбово - парит на окрестностью настоящий собор, который мог бы украсить Москву или другой многомиллионный город.

...Величественный архитектурный ансамбль Серафимо-Дивеевского монастыря открылся моему взору за несколько километров до Дивеево. Золотые купола, словно горящие свечи, зажженные рукой св.Серафима, ярко сияют на всю округу. Необычайный трепет охватил меня. Когда я шел от автобусной остановки до ворот обители, не чувствовал под собой ног. С робостью вошел в главный Свято-Троицкий собор. Шла вечерняя служба, весь храм был заполнен людьми. Вдали от входа - маленькая красивая часовенка, вся увешанная разноцветно горящими лампадами. По большой очереди было понятно, что там покоятся мощи батюшки Серафима. Люди в очереди молились и не спеша продвигались к часовенке. Приложился и я к святыне.

Мощи батюшки покоятся в красивой медной раке с прозрачным верхом. Для обзора открыта лишь та часть, где находится голова святого, а на голове открыт только один глаз. После революции косточки святого с полгода лежали в раке открытыми без облачения, так к ним тогда и прикладывались. Но одной монашенке в Дивеево приснился Преподобный с такими словами: “Не ходите в Саров, кто будет смотреть косточки, тот не увидит меня в будущем веке”. После чего мощи снова облачили.

После службы пошли мы крестным ходом с иконой “Троеручица” вокруг монастыря и по канавке, где прошли стопочки Богородицы. Канавки как таковой сейчас нет, при советской власти она заасфальтирована тротуарами и дорогами. Однако Дух Святой непобедим. Его чувствуют даже деревья. Целая аллея тополей в парке возле монастыря склонилась в сторону святынь. Наклонились деревья вдоль канавки и в сторону разрушенной девической мельничной общины, основанной Серафимом Саровским. Не удалось богоотступникам уничтожить и бьющие из под земли святые источники. Поблизости от монастыря их сразу три: два - Казанской Божией Матери и источник матушки Александры.

Наибольшим почитанием пользуется источник Казанской Божией Матери, что рядом с Казанской церковью. Над этим источником в виде часовни сооружена небольшая закрытая купаленка. Люди идут сюда круглый день. Часто из монастыря приходят за святой водой матушки. Они тоже купаются в этом источнике, заходя в купальню по одной. В это время остальными читаются молитвы. На этом источнике два выхода воды. Второй метрах в пяти от первого. Над ним тоже стояла часовенка, но из-за ветхости ее разобрали. Я подошел ко второму ключу и долго смотрел на мощный, бьющий из под земли поток, - нарушая обычные законы природы, он бьет практически на ровном месте, из песка. По преданиям местных жителей, на этом месте произошла одна из двенадцати встреч Богородицы и Серафима Саровского. Историю эту рассказал мне местный житель, майор милиции.

Он слышал ее от своих родителей:

- Когда Богородица спустилась на это место к батюшке Серафиму, то ударила о землю скипетром, и сразу из земли забила вода. Затем Богородица взяла старца за руку и показала ему место, где надлежит основать девический монастырь. Там, где прошла Пресвятая Богородица, и была вырыта по указанию батюшки Серафима канавка. Землю эту Богородица Сама избрала своим четвертым уделом и Сама через игуменью правит здесь. Когда придет антихрист, он не сможет перейти канавку, которая разверзнется и не даст пройти на эту землю.

- Как же так? - удивился я. - В житии сказано, что батюшка только раз здесь был, в начале иночества, еще до явления ему Богородицы. Как он попал сюда второй раз? В духе был восхищен?

- Может и так. - ответил майор, - Только мне рассказывали о живом.

Потом неожиданно добавил: “На этом источнике к первому августа построят каменную часовню”. Я засомневался, что успеют, ведь меньше недели осталось. “Успеют, успеют... Они тут как муравьи трудятся, на глазах все растет.”

Действительно, монастырь чем то напоминает муравейник. Насельницы обители в черных одеждах с утра до вечера снуют по территории монастыря: кто катит груженую тележку, кто окапывает цветы, кто красит стены. Может быть поэтому миряне с такой любовью относятся к сестрам обители, уважая их за бесконечные труды. Вообще, между местным населением и монастырем я не увидел никаких разногласий. Все объединены батюшкой Серафимом, которого местные почитают так же как монашествующие. Все о батюшке говорят здесь как о живом. Многим по молитвам их Угодник Божий являлся зримо. Одни видели его идущим по канавке, к другим он подходил прямо на улице. Но сами очевидцы из страха Божия об этом говорить не любят. Об этом мне рассказала послушница монастыря пожилая женщина Раиса Федоровна, которая работала в монастыре с самого начала его восстановления. Она пригласила меня на ночлег в свой дом, когда я только еще подходил к монастырской ограде. Сама матушка Раиса также удостоилась видеть батюшку Серафима, но как это произошло, она не стала рассказывать.

На следующий день после утренни я решил сходить на источник на речку Сатис возле Цыгановки, где была дальняя пустынька святого, и в сам Саров. Вместе со мной шла целая семья паломников из Самары: бабушка, дедушка с дочерью и внуками. Они приехали к батюшке Серафиму на своей машине, которую оставили на магистрали, а сами пошли пешком. Хотя от поселка Сатис до источника проложена хорошая грунтовая дорога, около пяти километров, и вполне можно было доехать. Но энергичных симпатичных старичков это нисколько не смущало. “Посмотрите какие сосны, как легко дышится, какой святой дух!” - восклицала бабушка. И дети вторили ей, удивляясь вековечным соснам, которые, наверное, видели Серафима Саровского, и чистому лесу, и необычайному воздуху. Даже начавшийся дождь не смутил доброе семейство. Наоборот, все вместе они запели молитвы. Вскоре показалась поляна, речка, часовенка. Здесь уже стояли два автобуса, большая группа людей вместе со священником грелась около костра. Приехали они на своем автобусе из Украины.

Часовенка стоит как бы на островке между двумя руслами. Внутри ее на стене - большая картина Серафима Саровского с медведем, кругом многочисленные житийные иконы. Посередине стоит подсвечник с горящими свечами... Над источником установлен большой медный крест.

В основном на источник приходят люди болящие, но я тоже искупался, а потом пошел в Саров. От Цыгановки это около двух километров. На развилке дорог - предупредительный знак: “Запретная зона. Проход и проезд запрещен”. Еще через несколько метров - высокий забор с колючей проволокой и пропускной пункт с вооруженной охраной. Дальше меня не пустили. Из-за забора и разросшихся деревьев я не увидел даже высотных строений города. Но посчастливилось - встретил человека, которое долгое время служил в этой закрытой зоне, на территории монастыря. Фамилию он просил не называть, запуганный, наверное, сверхсекретностью “объекта”. Часа два он рассказывал о святых местах, не подозревая, какое значение имеет для меня каждое его слово:

“В 56 году наш полк бросили в Венгрию на разгон демонстраций, а потом направили в Саров строить ядерный центр. Пригнали в баню, одели в черную рабочую форму. Все делалось в полном секрете. Почему выбрали для создания атомной бомбы именно это место, я не знаю. После ликвидации монастыря с 1927 года до нас здесь была колония беспризорников. Об этой колонии художественный фильм потом сделали “Путевка в жизнь”, про Мустафу и Джигана, как они из хулиганов в настоящих комсомольцев превратились. Вначале фильма показывали общий вид Саровского монастыря, где была колония, потом это вырезали.

Начальником этой колонии был Урутин Арсений Михайлович. Он у нас начальником Дерево-отделочного комбината потом работал. Мы с ним были в хороших отношениях, часто он мне рассказывал про колонию. Ох, и много же он там девочек перепортил. Колония двойная была: девочки отдельно от мальчиков. Пацаны, когда клады искали, там все перекопали. Раскапывали могилы у монахов. Раскопают могилу, гроб откроют, а они лежат, как будто только что похороненные. А из одной могилы на них огонь пошел, все в разные стороны в страхе разбежались.

Детдомовцев этих отсюда еще до войны вывезли - и начали привозить заключенных, что б строили дома и секретные заводы. В войну здесь был военный завод, выпускали по 70 снарядов в сутки, а зону сделали в 47 году. С того времени МВДэшники уже никого сюда не пускали, колючкой Саров окрутили. Я как здесь, оказался начал интересоваться историей монастыря. Много мне рассказывал Авдошин Василий Иванович, работал у нас прорабом на лесозаводе. Он верующий человек, до этого служил у монахов, а отец у него видел Серафима Саровского. Василий то Иванович чай жив до сих пор. Тебе бы с ним встретиться, он бы много рассказал. Так вот, он говорил, что главный собор взрывали два раза. Это было в 23 и в 25 годах. С первого раза не получилось, потом пригласили саперов то ли из Москвы, то ли из Ленинграда, тогда те уже все по кусочкам разнесли. На его месте теперь площадь, стоит памятник Ленину, а вокруг разбит сквер. Также взорвали оборудованный источник на Саровке возле ближней пустыни и еще несколько оборудованных источников. На Саровке их было много, вода от ключей даже зимой не замерзала, была чистая-чистая. Потом уже ее загрязнили, начали сбрасывать отходы. Выше по течению сделали запруду, образовавшийся пруд затопил источники. На выходе из северных ворот в церкви сделали ресторан, там до сих пор угощают. А колокольня монастырская стоит до сих пор. Ее отовсюду видно, очень большая. На ней часы, больше чем на кремлевской башне. Только вход у нее расширили. Монастырь стоит на въезде в секретный город, и все машины проезжают через монастырскую площадь. Когда под колокольней проезжает автобус, вся колокольня гудит. За территорией монастыря раньше было монастырское кладбище. Там и колонистов тоже хоронили. Это кладбище сравняли грейдером, а на его месте построили кинотеатр “Октябрь”. Вокруг кинотеатра насадили цветы.

Вход в пещеры забетонировали уже при мне. Туда единственный уцелевший монах водил нас на экскурсии. Пещеры большие, тянутся на два километра. Там даже церковь есть. Монах предупреждал, если кто отстанет, чтобы оставались на месте, чтобы не заблудиться. Старинный вал между речками Саровкой и Сатисом, в котором были подземные ходы, тоже взорвали, потому что туда ходили молиться. Монастырь и до сих пор служит главной площадью города. Вначале этот засекреченный военный объект назывался Шатки-1, потом Арзамас-75, затем Кремлевск, а сейчас снова Саров. На объекте было очень много военных: четыре полка стройбатовцев и полк МВД. Это не считая КГБбистов. В праздники на площади начальство любило проводить парады. На первое, девятое мая, на октябрьские нас выгоняли из полка, расставляли в колонны по 120-160 человек и под звуки оркестра, чеканя шаг, мы шли по площади с равнением на трибуну. Начинали от южных ворот, проходили мимо Ленина и уходили через колокольню. Трибуна была установлена на месте церкви. Там вместе с местными партийными руководителями академик Сахаров, Харитон стояли часто, начальники из Москвы приезжали. Один раз даже Берия приезжал. Тем, кто хорошо пройдет на параде, давали увольнение, посылали в отпуск. Хорошо там было служить, не то что в других местах. Когда я вышел оттуда, то был полностью одет, обут, и денег еще семь тысяч получил”.

Я слушал рассказ об этих торжественных парадах, о колоннах, попирающих сапогами разрушенную святыню, - и не было во мне чувства унижения, вот, мол, зло победило и торжествует. Все это такая мишура! Парады эти. Рядом с настоящим, реальным - тем, что неистребимо на Руси, что даже бомбой атомной не уничтожить, что и поныне хранит эта земля. А хранит она память о святости, и ходит по ней “живой”, как сказал мне майор, молитвенник за нас - батюшка Серафим.

“Мне, убогому Серафиму, Господь открыл, что на земле Русской будут великие бедствия, Православная вера будет попрана... - говорил Преподобный. И он же предвещал: “Но не до конца прогневается Господь и не попустит разрушиться до конца земле Русской, потому что в ней одной преимущественно сохраняется еще Православие и остатки благочестия христианского”.

* * *

Перед отъездом из Дивеево я купил много православной литературы. Дома в книгах я нашел еще одно пророчество Преподобного. В записках протоиерея о.Василия Садовского обнаружены следующие слова старца, сказанные ему: “Мню, батюшка, что восьмая-то тысяча (от сотворения мира) пройдет. Мню, что пройдет! И вот что еще скажу тебе, батюшка: все пройдет и кончится. И обители, батюшка, уничтожатся, а у убогого Серафима в Дивееве до самого дня пришествия Христова будет совершаться бескровная жертва, батюшка!” По русскому летоисчислению восьмая тысяча лет от сотворения мира закончится в 2500 году.

Впрочем, для меня это оказалось не так важно... Еще в Дивеево, где прикоснулся к святыне, все страхи о последних временах и конце света у меня прошли. Прошло и предчувствие своей смерти. Пришло ко мне какое-то удивительное душевное спокойствие. Я перестал бояться не только за свою жизнь, но и за жизнь близких мне людей. А до этого страх за семью и родителей просто не давал мне покоя. И в поездке я ежедневно молился за них, и при всяком удобном случае в церквях ставил свечи за их здравие и заказывал им молебны.

Обо всем этом я писать не хотел, даже и не думал. А недавно пришел вечером домой и почувствовал разлившийся по всем комнатам приятный запах. И вспомнил то удивительное благоухание, которое приходило ко мне во сне, после которого я поехал на Нижегородчину. Запахи доносились из кабинета. Осмотрев все, взял в руки икону. Однако, и на ней ничего не обнаружил, и успокоился. На следующий день было то же самое... Домашние мои тоже чувствовали этот удивительный запах. Повторно обследовал икону, опять ничего не обнаружил. Но за иконой на полке нашел рулон бумаги - он и источал запах. Это было изображение Божией Матери “Умиление” - любимой иконы батюшки Серафима. Этот образ, напечатанный на календаре 1993 года, когда-то был положен мной за икону и забыт. После этого я подумал, что все происшедшее со мной надо записать для памяти. Что я и сделал, да не осудит это читатель.