6 часов утра. Под окнами сыктывкарского Епархиального управления стоит автобус «Паломник». Уже пора отправляться, а в салоне только я да бабушка с двумя детьми. Хотя билетов было куплено намного больше.

– Все, наверное, на дачах остались, – предполагаю я.

– Да, – откликнулась бабушка, – я тоже сижу и думаю: на первое июня заморозок обещали, все мои огурцы побъет. Вот, в святое место еду – а в голове огурцы. Как у той бабы, что чугунок несла.

– Какой чугунок?

– Да у нас, в селе Мыелдино, был один прозорливец. Как-то на улице встретил он женщину, которая шла и думала: «Вот я бестолковая, чугунок с кашей в печь сунула. А вдруг с бабами встречусь и заболтаюсь – каша-то моя и сгорит!» Прозорливец ее повстречал и издали кричит: «Ты чего, Марфа, идешь и в руках горячий чугун несешь?» Чугунок-то у нее в мыслях увидел.

Разговорились мы с Валентиной Васильевной (так бабушку зовут), стала она вспоминать, какие еще в ее селе прозорливцы жили:

– Была Наста-поч – бабушка Настя, если по-русски. Однажды потеряла я деньги, иду и плачу, а она: «Чего ты плачешь? Твои два рубля у твоей подружки под подушкой лежат». И имя называет. Так все и оказалось... Она еще до революции пророчествовала, когда молодой была, что по небу станут железные птицы летать, а по полям железные кони ходить. Никто ей не верил. А еще Наста-поч сказала, что конец света наступит, когда в Вычегде лес высохнет. То есть после того, как река обмелеет и несплавной станет. И еще дала знак: придет на землю антихрист, когда к нашему селу, в глушь таежную, из уезда каменную дорогу проведут. Ох, Господи... Дорогу-то «каменную» сейчас и вправду стали строить – 20 километров асфальта до Мыелдино осталось положить.

У меня тетя родная, Ольга, тоже, можно сказать, прозорливица. Свой арест во всех подробностях предвидела... что ее за волосы по лестнице потащат и в возке увезут. В Мыелдино она была самая активная верующая, за веру ее и забрали. Хоть и знала свое будущее, а попыталась через сарай убежать. Ее схватили и за косу по ступенькам поволокли, и в возке увезли. На ледяном полу раздетой трое суток продержали, потом определили в нижнечовский лагерь. Тетя Оля в лагере и погибла – несла кирпичи, надорвалась и со строительных лесов упала.

– А сейчас в вашем селе такие люди есть? – спрашиваю.

– Да откуда им быть? Зрение-то пророческое по молитвам дается, а вера у людей уже не та, – отвечает бабушка. И, помолчав, осторожно говорит: – А верно, что в Троице-Сергиевой лавре старец Наум есть и тоже как бы прозорливый? Посоветовали мне этому старцу внучат показать. Если бы не внучата, так не поехала бы, на огороде бы осталась.

Внучата – Настя и Саша. Настя курносая, смешливая девчонка, вся в веснушках. А Сашик – тихий мальчик, с больными слабыми кистями рук.

– Он смышленый, – гладит бабушка внука по голове, – да вот что-то стал тройки из школы носить.

– Три – Божье число, – сообщает мальчик.

– Слишком ты умный! – серчает бабушка и обращается ко мне: – Может, и священником станет... А что, говорят, к старцу Науму со всей страны едут и к нему не пробиться?

– Может, и даст Бог, – отвечаю. – Мне ведь тоже нужно к нему за благословением.

* * *

Сиденья в «Паломнике» занимают иеромонах Алексий (Копеин) – священник Рождественского храма, епархиальный бухгалтер Ольга Леонидовна и два водителя Александр и Леонид. Батюшка благословляет – и мы, наконец, трогаемся. В Выльгорте «подбираем» еще одну бабушку – Раису Михайловну. «Это хорошо, что нас мало, – оптимистично заключает о.Алексий. – С ночевкой будет легче. Мы ведь как бы в разведку едем, паломническая поездка для нашей епархии туда первая».

Вот едем уже по вятской земле. Дорожный указатель: » Яранск – 1 км». Сворачиваем с шоссе – поклониться новопрославленному Матфею Яранскому (наша газета о нем рассказывала). Городок этот небольшой, двухэтажные домики с мансардами, узкие улочки. Наш автобус медленно пробирается по ним. Троицкий храм, где совершалось прославление, стоит в самом центре как кремль – рядом с администрацией и редакцией местной газеты «Отечество». Сфотографировались мы у храма, а на могилку угодника Божия не поехали – чтобы из графика не выбиться. Отправились дальше и... на пятнадцатом километре поняли, что едем не по той дороге. Оказывается, ведет она в тупик. Автобус неуклюже разворачивается, и катим мы назад, в Яранск.

Позади Нижний Новгород, а мы все едем и едем, мелькают названия одно краше другого – деревни Криволапотное, Омутищи, Боярщина... Вот уже и Владимир проехали, Киржач, куда преподобный Сергий Радонежский пешком ходил.

Троице-Сергиев Посад стоит почти на самой границе Владимирской и Московской областей. Едем прямиком к знакомой жительнице Посада – определяться на постой. Мария Никитична (хозяйка квартиры) ведет нас с о.Алексием в отдельную «гостевую» комнату, а других определяет в свою. «Рясу-то вот сюда вешайте, – говорит она священнику, – у нас специально для батюшек гвоздик вбит, вот здесь, на шкафу». Гости у нее бывают часто: и священники, и паломники, со всей страны. Спрашиваю у нее, трудно ли к старцу Науму попасть?

– Жила у меня одна женщина, почти месяц, пока он не принял ее.

* * *

Солнце сияет в лаврских куполах. Небольшой группкой входим в Святые ворота, крестимся на образ Пресвятой Троицы. Идем прямиком в Троицкий храм, который стоит на том месте, где была келья преподобного. Прикладываемся к мощам...

Нет слов, чтобы все это описать: и нашу радость, и все великолепие лаврского града, и святость, глядящую с древних ликов. Хочется встать на колени просто посреди лавры и молиться!

Попали на вечерню в Успенский собор. Поют здесь два мужских монашеских хора – да так, что не знаешь, на земле ты или на небе. А за Царскими вратами сияет такой огромный алтарь, что кажется, там еще один храм, простирающийся далеко-далеко, в синеву неба. В Успенском соборе появились еще две раки с мощами – новопрославленных святителей Филарета Московского и Иннокентия Московского, просветителя Сибири. Поклонились мы и деревянному гробу преподобного Сергия, в котором его первоначально похоронили. Доски чуть-чуть поосыпались с краев, но в целом прекрасно сохранились. Удивила меня длина гроба – почти два метра. «Монахов хоронят в полном облачении, с камилавкой на голове, поэтому он такой длинный», – объяснил мне о.Алексий. Но все равно... Я-то думал, преподобный Сергий был небольшой такой седенький старичок. А он, оказывается, богатырского роста.

Вечером делимся впечатлениями, кто о чем узнал. Рассказывает Настя:

«Меня тетенька в Лавре спросила, откуда я. Говорю, из Коми. А тетя говорит, что знала одну из Коми, она безножная была. Привезли ее сюда, упала она на гробик Сергия Радонежского и все время плакала. Потом храм стали закрывать, ночь уже наступила. Ее позвали выйти. Она встала – и пошла! Своими ногами. Потом эта исцелившаяся стала монахиней...»

Рассказывает Сашик:

«А во время войны в одной деревне немцы все иконы собрали и свалили в кучу. А сверху лежала икона Сергия Радонежского. Один мальчишка бросил в нее камень – и камень, как мячик, от иконы отскочил и прямо в лоб ему! И убил насмерть».

* * *

– Ой, что-то заболталась я, – охает Валентина Васильевна. – Раньше я была такая болтушка, стояла в магазине за прилавком, и весь народ ко мне шел, поговорить. А как муж умер – замолчала. Стою, как робот товар отпускаю и на людей смотрю: кажется мне, что все они сегодня умрут... И зачем они вещи, еду покупают? Ведь все сегодня умрут! А недавно муж приснился. «Валя, – говорит, – ты замуж что ли вышла?» А я, не подумав, отвечаю: «А ты ТАМ не женился?»

Раиса Михайловна, вторая наша бабушка-паломница, вдруг всплакнула. Вытерев слезы, говорит:

– А моего мужа два года как нет. И все забыть не могу... Добрый он был.

– А моей сестре отец наш покойный приснился, – вмешивается в разговор хозяйка, Мария Никитична. – Приснился и говорит: «Ты птичек корми». И я теперь каждую зиму в форточку остатки каши вытряхиваю – весь сугроб в каше. А птиц-то сколько собирается!

Все как по команде поворачивают головы к окну.

– Баба Маш, – неожиданно спрашивает Сашик, – а птички до рая могут долететь? Может быть, их надо кормить для того, чтобы они смогли туда подняться и все-все про нас рассказать, как мы здесь живем!

Лавра поделена как бы на три части: справа от Святых ворот – Духовная академия и семинария, посередине – храмы и часовни, куда разрешен доступ паломникам и туристам, а слева – собственно монастырь, где живут монахи. Стою у монастырской проходной, изучаю объявления на стене. Между прочим сообщается, что тем, кому не хватило места в лаврской гостинице (а так часто бывает), могут устроиться на ночь в трапезном храме. Там же можно покушать – паломникам выдаются талоны на трехразовое питание.

Спрашиваю у вахтера, где можно найти старца Наума. Оказывается, принимает он в отдельном деревянном домике, специально для этого выстроенном. Туда ведет лестница, а дверь – вот она, рядом с проходной. «Только вы вряд ли попадете к нему, – объясняет послушник. – Вот мой совет, подойдите со своим вопросом к любому из архимандритов, хотя бы к отцу Косме. У нас ведь много старцев, не хуже, а отцу Науму просто послушание такое дали – с народом встречаться». Спускаюсь по ступенькам. Деревянный домик стоит почти впритык к лаврской ограде. В заборе сделана калиточка, через нее старец и приходит сюда. В приемной действительно много людей. Иду с неутешительной вестью к своим, и после службы мы решаем ехать на дальний Сергиев источник.

* * *

Предание рассказывает, что на горе Маковец, где поселился преподобный Сергий, не было воды. И подвижник для смирения своей плоти ходил за водой с коромыслом за десять километров – к ключу, который называется сейчас «Гремячий». И только когда стал образовываться монастырь, на Маковце забили свои источники – по молитвам преподобного к Богородице.

Есть и другое предание о ключе Гремячем. Однажды с учеником своим Романом преподобный шел из Троицы в Киржач и остановился здесь на долгое время. В каждодневной молитве он просил Господа о даровании русскому народу силы к пробуждению воли и разума. И Господь дал ему знак, что молитвы услышаны – из-под земли забил ключ с чистейшей целебной водой. Она и по сей день бьет из этой горы и водопадом грохочет по скалистым склонам, так что далеко слышен веселый гром. Потому и назвали ключ Гремячим.

Сворачиваем с шоссе и едем еще несколько километров по сельскому ухабистому проселку. Кругом – чистое поле, переходящее в лесистые холмы. Дальше дорога непроезжая. Еще пять километров идем пешком. Дорогу показывает Ольга, дочь нашей хозяйки, которая была здесь год назад. Без личного транспорта добираться сюда неудобно, так что и сами лаврские сюда не часто заглядывают. Вот впереди и гора, покрытая дремучим лесом. Глядя на нее, легко представить Маковец, каким он был, когда пришел туда Сергий, – настоящая тайга! А сейчас там город, Лавра.

У подножья горы стоит красивая деревянная часовня и указатель: «Перед вами государственный заповедник «Источники преподобного Сергия Радонежского». Постановлением Администрации Московской области №167 от 19.07.94 источники и прилегающая к ним территория (107 га) объявлены памятником духовной культуры и истории РФ...»

– Интересуетесь? – подошел к нам бородатый мужик в спецовке, представившийся Анатолием Сергеевичем. – Это только написано, что заповедник «государственный», а на самом деле государство сюда копейки не вложило, все тут сделано руками лаврских послушников.

Как я понял, обихаживать источники первым начал он сам – приезжал из Москвы, строил мостки, купаленку. Потом подключилась и Лавра. Сейчас здесь все красиво, любо-дорого смотреть.

...Сергиева вода обжигает тело, аж дух перехватывает. Зато какая потом легкость и радость во всем теле! Набираем полные фляги с собой: вода эта святая и к тому же в ней много полезных минералов. Возвращаемся посвежевшими – будто заново народились.

5 часов 30 минут утра. Начало братского молебна в Троицком храме. Молебен долгий, представление о времени здесь теряется. Вдоль стен храма буквой «П» стоят мантийные монахи в высоких камилавках, а у солеи – архимандриты с длинными белыми бородами. Чуть поодаль, рядом с мощами преподобного Сергия, вижу архимандрита Наума. Он сосредоточенно молится, по щекам его текут слезы. По окончанию службы пользуюсь случаем и подхожу под благословение – старец осеняет широким крестом.

На улице уже собралось множество народа, ждут его. Он идет широкими шагами к «приемному» домику, а позади его колышется озерцо голов – люди следуют по пятам. Толкаю Валентину Васильевну: идите, вдруг повезет.

Спустя час решаю проведать: как там наша баба Валя? В приемной знакомые лица, вчера их тоже видел. Много монахинь – целый автобус из Пензы приехал. Батюшка спускается к ним и каждую благословляет, спрашивает, как зовут. Доходит очередь до послушницы, которая, казалось бы, ничем от других не отличается.

– Где ее держите? – интересуется старец у игуменьи.

– В отдельной келье.

– Лучше бы вообще в каком-нибудь отдельном здании, подальше от сестер.

Послушница, вначале вроде бы сгорбившаяся, вдруг выпрямляется во весь рост и замахивается на старца локтем. В движении плеча бесноватой чувствуется неимоверная мощь.

– Ну-ну... В общем, держать ее при монастыре можно, – благословляет старец игуменью, – только под контролем.

Потом старец останавливается перед сухонькой паломницей, которая держит за руку замызганного мальчишку:

– А у вас что за беда?

– Батюшка, мальчишка мой все время болеет, уж не знаю, жилец ли он...

Отец Наум садится на скамейку, кладет руку на голову мальчика:

– Ну, где у тебя усы? У каждого мужичка должны быть усы, а у тебя нет!

Мальчик, потупившись, отвечает, что усы у него не растут еще.

– Ну, это дело мы легко поправим! – серьезно говорит старец и начинает рисовать пальцем завитушки под носом мальчика. – Какие тебе усы, вот такие, вверх? А может, казацкие, кончиками вниз?

Мальчик ожил, заулыбался.

– Вернешься домой, губу медом себе намажь и усы-то приклей. Да смотри, мед не лижи...

Затем старец подходит к какому-то мужчине в рваной рубахе – тот сразу опускается на колени.

– От водки-то вся и беда, – говорит старец ему. – Сколько в последний раз выпил?

– Батюшка, немного, сто семьдесят граммов.

– Сто тебе еще простительно. А сверх того – каждый грамм один поклон. Положишь семьдесят поклонов, тогда приходи – я тебе что-то скажу...

Повернувшись, батюшка поднимается в свою келью – там его ждут другие посетители. Народ же не расходится...

* * *

Уже полдень, пора отправляться в обратный путь. Все дела, кажется, переделаны: к святыням приложились, службы отстояли, записки подали, просфорок взяли. Бухгалтер Ольга Леонидовна успела в Софрино съездить, закупить церковного товара. И – самое главное – Настя и Саша побывали-таки у старца Наума!

– Я стояла плакала, и женщина, что при дверях, провела детей к нему, – рассказывает непобедимая наша баба Валя. – Сначала Сашика, а потом их вместе с Настей.

Мы сидим на скамеечке у белоснежной стены Лавры, в тени тополиной аллеи, и жуем шоколад. Шоколад не обычный, а благословленный, от старца Наума – Настя с нами поделилась.

– Когда я сказала, что из Сыктывкара, он так обрадовался! – рассказывает она. – Потом я сказала, что собираюсь побыть в ибском Серафимовском монастыре послушницей, и он меня благословил, и вот этот сверток передал в подарок настоятельнице, матушке Серафиме. Это, говорит, от меня приданое. А мне дал шоколадок и конфет. А сто тысяч рублей, которые я от бабушки ему принесла, он вернул и сказал на эти деньги купить в Лавре самую дорогую детскую книжку.

– Настя! – воскликнул Саша, листавший молча эту самую, купленную за 45 тысяч, книгу – детскую энциклопедию в картинках. – Смотри, здесь и церковно-славянский словарь есть! А мне батюшка Наум сказал церковно-славянский язык учить. Давай, эта книга будет не твоя, а общая?

– Нет уж, – твердо заявила девочка, – батюшка благословил ее мне. Она будет моя, но читать ее будем вместе.

Валентина Васильевна все еще вытирает слезы, так напереживалась:

– Ну, теперь можно и домой со спокойной душой! Я когда сюда ехала, положила себе правило – 600 «Богородиц» в автобусе прочитать. А прочитала только половину, грешная. Но Господь-то милостив...

– Ба-аб, – снова отрывается от книги Саша, – помнишь, ты рассказывала про сон с Сергием Радонежским? Про то, как он сказал, с какой стороны к его иконе прикладываться?

– Да. А что?

– Вот здесь написано, как надо целовать икону: «Если это икона Спасителя, то нужно целовать ноги Христа. Если же образ поясной – целуют руки, а если изображен только Лик, например, нерукотворный образ Спасителя, то в край плата, на котором изображен лик Христа... Не следует целовать сам лик Спасителя, Божией Матери, святого».

– Все правильно внучек, – соглашается баба Валя и поясняет мне. – Когда я в первый раз с дочерью приехала сюда, то был ей сон. Будто бы подходит она к раке с мощами, а преподобный садится в гробу и говорит ей: «Ты мне лицо не целуй, а ноги можно».

Помолчав, бабушка крестится:

– Он-то, Сергий, нам и помог сегодня.

* * *

И вот наш «Паломник» снова в пути. Домой! На прощание решили мы еще раз благословиться у преподобного – завернули на его источник Гремячий. Разулись и пошли босиком. «Ой, земля живая!» – рассмеялась Настя, коснувшись пятками травы.

Посвежевшие, едем дальше. Валентина Васильевна сидит впереди меня, перебирает пальцами бусинки.

– Что это у вас за четки такие странные? – спрашиваю.

– Да какие это четки... Настоящие четки только по благословению носят. А это просто сушеная рябина на ниточке. Год назад внуки мои рябиной пулялись, вот я их и озаботила, чтобы мне ягодки на нитку насадили. Всяко полезней занятие, чем в трубку плеваться. Сделали 86 бусинок, да за год поосыпались, осталось 78... А мать моя еще проще молитвы считала. Бывало, сядет за стол и спички перекладывает. В одном коробке было ровно 50 спичек. А сейчас, знаете, какие коробки делают? Все время не хватает то двух, то трех, то четырех спичек...

Смотрю на соседку: она говорит, а сама внутри себя что-то читает. Гляжу, и бусинку пальцем передвинула.

– Что ж это вы молитесь? – не отстаю я от нее. – Все же позади, преподобный помог, а вы молитесь!

– Так ведь триста «Богородиц» я не дочитала...

За окном мелькают березки, нежно-зеленые поля, деревеньки с резными наличниками на окнах. Приветливые лица людей.

Господи, как прекрасен Твой мир!

red@mrezha.ru
www.mrezha.ru/vera