21 | История, краеведение |
Обыдень
Это произошло в 1655 году. Моровая язва, уже два года опустошавшая южные и центральные области русского государства, проникла и в Вологду. В надежде не допустить страшную гостью, принимались меры предосторожности: дороги и заставы тщательно охранялись, никого не выпускали из города и не впускали в него. Однако, как ни хранили город воевода и архиепископ, язва оказалась хитрей: украдкой проскользнула в город, и в первых числах сентября открылись первые признаки чумы, а вскоре болезнь стала повальной. Как по ветру летела от дома к дому, от избы к избе.
Вот уже минуло шесть недель, а к Лазаревскому кладбищу все тянутся и тянутся бесконечные вереницы гробов. Кроме отдельных могил, роются братские могилы, в которых погребают разом по 20-30 человек. Немало изб стоит с заколоченными окнами – там семьи вымерли целиком. День и ночь гудит над городом большой соборный колокол. Ему отзываются колокола приходских храмов, тех, в которых еще остался жив кто-либо из причта.
В довершение напасти в городе неимоверно расплодились крысы. Мерзкие твари безбоязненно бегают по улицам даже днем. В небе над городом кружатся черные тучи воронья. Ночью из окрестных лесов доносится тягучий волчий вой. В заброшенных избах остались непогребенные покойники, и по всему городу растекается, незримым туманом стоит тяжелый, обморочный трупный смрад. Один за другим, гаснут голоса приходских церквей. Только соборный колокол не сдается. Густой медный звон волнами катится над городом, уходит в поля. О чем говорит он, к чему зовет?
Не слышат люди. Совсем они упали духом, смирились с бедой. Да и как не смириться? Чем противостоять язве? Саблей, пищалью? Язва – противник невидимый. Как с нею ратоборствовать?!
Ужас и уныние царят вокруг. Прекратились все тяжбы и ссоры, замерла торговля – продается самое необходимое и в мелких количествах: некому покупать. Порвались дружеские связи – друг и желал бы утешить друга, да боится язвы. Мертвые покоились на кладбище, однако и живые походили на заживо погребенных: город как будто вымер. Прогромыхает по пустынной улице телега, пройдут за ней следом священник с печальными родственниками усопших, и опять на улице никого. Только выскользнет из-за угла серой тенью крысиная стая, метнется через улицу, исчезнет в заброшенной избе, и снова все мертво.
Но гудит, гудит соборный колокол.
У кого возникла мысль о построении обыденного храма – неизвестно. Может быть, ее подал бывалый человек; может быть, эту мысль посеял в умы своей паствы уважаемый горожанами архиепископ Маркелл; может быть, мысль возникла сама? Как знать... В ночь на 18-е октября (31-е по новому стилю) улицы Вологды, казалось бы, уже отвыкшие от шума жизни, наполнились народом. Разгоняя зловещую ночную тьму, пылали светочи – трубчатые полосы бересты, надетые на палки и батоги. По улицам в суровом молчании – слышался только шорох и треск горящей бересты да топот множества ног – шествовали люди. Они направлялись к Большой (иначе Сенной) площади. Шли старики – они несли иконы (впрочем, стариков было мало: чума особо беспощадна к старым людям), рядом торопливо шли дети – они помогали взрослым нести инструменты и прочие мелкие вещи, потребные при постройке; шли отроки и юноши, шагали взрослые мужи и жены.
Накануне этой ночи, ввечеру, горожане, охваченные единым порывом, дали обет поставить единодневный храм во имя Всемилостивого Спаса.
Когда все собрались на площади, так что и ближайшие улицы и переулки были заполнены народом (значит, не вымер город! значит, не столько вымерло людей, сколько попряталось), тогда вспыхнули еще десятки загодя припасенных светочей. Они осветили ровное пространство среди площади – место, предназначенное для храма. Архиепископ Маркелл окропил это место святой водой, прочитал начинательную молитву, и работа началась.
Колокол на соборной колокольне стих.
Желание какого-то решительного действия, какого-то общего дела, которое бы встряхнуло и сплотило всех, давно подспудно тлело в душах людей. Тяжело жить, когда беда общая, а ты один, откололся от всех. Задавит она тебя совсем в одиночку. И вот люди как бы пробудились от долговременного сна, вновь захотели жить, и любовь друг к другу изгнала страх.
В лесу валялись деревья, на лошадях их везли в город, на площади их корили, обтесывали – работа находилась всем, венец поднимался за венцом. Страх уходил. «В самом низком труде душа человека успокаивается, как только человек берется за работу. Сомнения, печаль, уныние, самоотчаяние – все эти бесы караулят всякого человека; но он бодро возьмется за работу, и все бесы не смеют подойти к нему и только издали ворчат на него. Человек стал человеком» (Т.Карлейль).
Вскоре занялся робкий рассвет, наступило хмурое пасмурное утро. Солнце только около полудня пробилось сквозь пелену облаков, и первые его лучи осветили на земле уже почти готовый храм: оставалось водрузить главку и увенчать ее крестом. Наконец совершено и это. Архиепископ Маркелл в праздничном облачении приступил к чину освящения храма...
«В лето 7163 (1655 г. – Р.Х.)... был на Вологде мор велик, – говорит летописец, – и поставлен бысть единодневный храм во имя Всемилостивого Спаса ... И ОТ ТОГО ДНЯ МОР НА ВОЛОГДЕ ПРЕСТА».
Так была построена обыденная церковь в Вологде, одна из немногих на Руси, построенная от начала до конца всего лишь за один день. Невелики были ее размеры. Когда в 1854 году в церкви (уже каменной) переделывали пол, то нашли бревна основания первоначального храма. Это был прямоугольник размерами 6 метров на 5 метров. Сохранилась фотография с росписи, украшавшей каменную церковь. На росписи изображена постройка обыденного храма и сам храм – высокий сруб, типа колодезных срубов, только с дверным проемом, тремя окнами и крышей. На другой день после постройки вологжане составили общественный приговор – своеобразное послание потомкам – в котором рассказывалось о данном горожанами обете, о постройке церкви и давался, завет: помнить и не забывать этот день. Приговор подписали 220 человек. Приведу несколько фамилий: Давыд Кондратьев, по прозвищу Третьяк Желвунцов, Евсевей Носков, Первой Катромец, Третьяк Яковлев, Дружина Михайлов, Акила Карпов, Савин Сверчков, Замятия Евдокимов, Иван Вага, Потап Лютово, Ждан Михайлов, Томило Пушник, Семен Стоумов...
А через четыре дня для нового храма изографом Сумароковым была также обыденно (в один день) написана икона Спаса Смоленского – продолжительное время городская святыня. Перед этой иконой была возожжена неугасимая лампада, которая затем теплилась в церкви Всемилостивого Спаса свыше 260 лет. Тщанием горожан икона эта была богато украшена. В XIX веке по рисунку академика Ф.Солнцева для нее была изготовлена золотая риза (весу в ней 2 фунта – сообщает краевед Н.И.Суворов), кроме того, икону унизывали 500 крупных жемчужин и 400 бриллиантов и алмазов.
Обыденная Спасская церковь была самой почитаемой церковью города и только размерами уступала кафедральному Софийскому собору. День построения храма 18/31 октября был городским праздником, во время которого ежегодно от Софийского собора к Спасу обыденному совершался крестный ход. В конце XVII века деревянную сменила каменная церковь. «Строение ее продолжалось около 10 лет, и во все это время деревянная обыденная церковь не была разобрана, но находилась внутри новостроящегося храма». Эта церковь, в свою очередь, была заменена новым храмом в 1841 году, который с незначительными перестройками просуществовал до 20-х годов нашего столетия. В 1924-25 годах Всеградский Собор, размещавшийся в храме, был упразднен, и в нем открылся «Дом искусств», потом кинотеатр.
Год 1972 оказался роковым в судьбе собора. Сейчас многие признают, что в сносе собора не было необходимости, но его снесли, а на его месте разбили огромную клумбу. Коренные вологжане помнят, как долго и мучительно сносили собор. Его долбили ломами, грызли бульдозерами, рвали и глушили взрывчаткой, резали газосваркой железные связи, раздирали стены танками (своих сил рабочим не хватило, и за помощью обратились в танковый полк).
Не стало собора.
Это не кошмар, не бред, а какая-то бессмыслица... Скатилась жемчужина с ладони, канула в щель меж половиц, провалилась в черный подвал – попробуй сыщи ее. Не сыскать.
Начало 70-х еще в памяти... Задумаемся: не тогда ли как-то незаметно Россия потеряла себя? Не тогда ли соскользнула огромная страна в «глухой застой», закончившийся разорением, кровью, повальным алкогольным очумлением? И какие еще беды ждут наш, забывший старые обеты Богу, беспечный русский род?
Роберт БАЛАКШИН