В воскресный день Второй седмицы святой Четыредесятницы с XIV века Церковь празднует память св. Григория Паламы, архиепископа Фессалоникийского, чудотворца, защитника православного учения о Божественном свете.

Святитель Григорий родился в четырнадцатом веке в Константинополе в семье благородных и глубоко верующих родителей. В юности оставив мир, св.Григорий принял иночество в одном из афонских монастырей и, благодаря святой жизни, сподобился Божественных откровений и получил дар исцеления. Много было в православии подобных подвижников, о которых нам мало или совсем ничего не известно. Но Святителя Григория ждала другая судьба. Под влиянием католических идей в Константинопольской Церкви составилась группа монахов, осмелившихся отвергнуть православное учение о том духовном благодатном свете, который именуется часто Фаворским в память о Преображении Господнем на горе Фавор. Этот свет осиял лицо Моисея на Синае, апостола Павла по пути в Дамаск, упоминания о нем мы встречаем в житиях многих св. отцов и жен.

Согласно православному учению, Фаворский свет исходит от Бога и не является тварным. Но лжеучители Варлаам, Акиндин и их последователи утверждали обратное. Все что видимо – тварно, так как Бог непознаваем, – говорили они. А значит никакой молитвой нельзя достигнуть внешнего осияния человека истинно небесным светом. Не свет любви Божией, а лишь ее эрзац, специально предназначенный для людей, способны увидеть наши телесные очи, полагали еретики.

Страшно претендовать на познание Отца. Но страшно и отказаться от того, что Он нам открывает о Себе.

Это ложное самоумаление и требования вознести имя Божие на должную высоту мы уже встречали у монофизитов и иконоборцев. Если отбросить их внешние отличия, то перед нами открывается одна и та же злая цель: удалить Бога настолько, чтобы Он стал недоступен человеческому сердцу. Для отвлеченного философа или моралиста Господь – это абстрактная точка в холодной бездне космоса. Какой там свет? Какая благодать? И философ и моралист подобно бесам понимают, что Бог есть, но понимают это одним лишь рассудком, презирая теплую, живую веру, не оформленную в мертвую, но совершенную по форме схему.

Вот против этого холодного, умственного подхода и выступил Григорий Палама. Лжеучитель Варлаам, считая заблуждением веру афонских пустынников в возможность созерцания света Божия телесными очами и приготовление к этому аскетическим подвигом, принес на них письменную жалобу Патриарху Иоанну ХIV Калеаксу. Это стало, быть может, последней каплей того терпения, с которым православные относились к усилению католического влияния. Зараза рационализма проникла уже в монастыри. Терпеть дольше было невозможно. И вот в 1341 году состоялся Собор. Своими огнедуховными словами Григорий Палама обличил заблуждение Варлаама. “Как можно славу и Царство Отца и Духа Святого представлять в каком-то чувственном свете? Неужели в подобной славе и царстве придет Христос?.. – вопрошал святитель.

Варлаам был побежден, удалился в Италию. Там, определившись окончательно в своих предпочтениях, он принял католицизм. Но остались те злые семена, которые были им посеяны, остались ученики. И еще много сил потребовалось святому Григорию, чтобы окончательно искоренить эту ересь.

Богоносец, сын Божественного света, – такие имена получил он от современников за свои труды. Что было бы с православием, не выступи он вовремя? Византийская империя была накануне гибели. Сил бороться со лжеучением у Церкви было немного. И, быть может, только решительное слово Святителя избавило Ее от затяжной и опасной болезни. Но не только и не столько обличениями добился он этого. Святитель понимал, что почвой для ереси стало то отчаяние, которое овладевало православными христианами все больше. Признаки грядущей катастрофы становились уж слишком отчетливы. И вот, словно луч надежды, в напоминание о том, как близок Господь людям, было дано сомневающимся учение Григории Паламы о Божественном свете, этом “таинстве восьмого дня” – будущей жизни, когда праведные просветятся как солнце в Царствии Отца их.