16 | Очерки и зарисовки |
В НЕВЕСОМОСТИ
Весною нынешнего года довелось мне побывать в г. Никольске Вологодской области, с которым тесно связана история Коми. Впечатления о поездке описаны в очерке Над пепелищем ("Вера", № 59). В ответ на авторские размышления о судьбе нашего Отечества, о цареубийстве, о смутном времени в редакцию пришло письмо настоятеля Свято-Казанской церкви в Никольске о.Сергия. Завязалась переписка. Получив разрешение, мы публикуем два его письма с некоторыми сокращениями. Думается, они обращены не только к автору очерка, но и к читателям, преимущественно молодым.
Михаил Сизов.
ПИСЬМО ПЕРВОЕ
Дорогой мой во Христе брат! Очень сожалею, что не встретился с тобой, да, видно, на то воля Божия.
С тревогой II надеждой думаю о тебе: из твоих слов видно, как одолевают тебя сомнения и маловерие и всякие искушения. Видно и стремление твое к истине, к вере: утвердиться на камени веры. Но в твоем очерке "Над пепелищем" сквозит чувство невесомости - удивительное чувство, как на качелях или как пир во время чумы...
В невесомости нет верха, нет низа, ни добра, ни зла. Все относительно. Относительно чего?
- Относительно самого себя. Я - центр вселенной, и она вертится вокруг меня, и все царства мира - мои! Но будем внимательны, потому что сказано в Писании: "Итак, свет, который внутри вас, не есть ли тьма?"
Теперь, если угодно, из русской беллетристики. Родион Романович Раскольников, небезызвестный, имя которого происходит от царя Ирода, от гибельного Рима и от раскола, был ведом по пути рефлексии и своеволия. Он думал совершить все по своему плану. Но этот путь привел его к наказанию.
"Наказание" прежде значило "наставление", "вразумление", вспомни сказку "Гуси-лебеди": "Отец с матерью уезжали, детям наказывали...". Как много слов поменяло свое значение на противоположное! "Прелесть", "гордость", "страсть", "убожество" и многие, многие другие. Вот она, нравственная невесомость! Когда и само слово свидетельствует о нашем времени: добро сегодня -это когда мне хочется и мне приятно; зло - это когда мне не хочется и мне не приятно. Такое состояние человечества перед вторым пришествием называется апостасией - полным отпадением от истины.
Суди сам. Можно ли, например, писать иконы без веры в Бога? Или изучать историю Церкви? Или кресты золотить, или храмы строить, или на клиросе петь? (Меня, иногда, в простоте душевной спрашивают: "А Вы сами-то в Бога верите?" Я тогда отвечаю: "Я же в подряснике!"). Но ведь тысячи людей этим занимаются сейчас за место, хлеб и ради интереса, не имея ни веры, ни любви Христовой; в лучшем случае подозревают, что "что-то там есть" и побаиваются. Даже можно символ такой веры утвердить: "Подозреваю и побаиваюсь!" И это состояние теплохолодности также характерно для последних времен: вялость духа.
Семерых слепых просили рассказать, что такое слон, и дали им потрогать каждому: одному ногу, другому хобот, третьему хвост... Сложим все их свидетельства и у нас выйдет что-то вроде "коллективной истины" научного материализма, или ее теперешний знаменатель - "плюрализм": в конце-концов каждый имеет право на свое собственное независимое суждение! А что такое слон? Мы так и не узнаем - "с ума сошли генетики от ген и хромосом". Потому что они слепые.
Истина отступила от нас, потому что мы перестали нуждаться в истине: мы согласны на игру. Но это ведь не значит, что истины нет! Можно признать, что смысл жизни безбожника в поисках истины, но христианин вовсе не ищет истину, а служит ей по мере сил; мы стараемся соответствовать истине - жить в Боге.
Самые талантливые люди всегда самые искушаемые и чаще всего не готовы к искушениям. Их охватывает пафос. Говоря церковным языком, они бывают одержимы духом. Это очень сильное искушение, но не свыше сил наших. Св. Иоанн Дамаскин даже молил Бога, чтобы послал Он искушение за его поистине великие таланты, и они таким образом очищались и закалялись, как алмазы.
Пафос сомнения охватывает талантливых людей - гамлетовский дух, - или высокий олимпийский пафос Понтия Пилата, вопрошающего Самого Христа: "Что есть истина?.." Это же почти что Поль Сартр! Он так и сойдет в свой аид с вопросом - романтик и прокуратор - не познав истину.
Христос есть Путь! Христос есть Истина! Любовью это познаешь! Или ты не способен любить? С чем ты приходишь к людям? Что у тебя в душе? Тут ведь не годится метод семерых слепых: он бесплоден. А дерево, не приносящее плода, как ты знаешь, срубают и бросают в огонь.
Но бесплодие заставляет чуткую душу мучиться: это Господь зовет. А, видишь ли, лукавые человецы, чтобы не идти к Богу, взяли, да и опоэтизировали бесплодные муки, вроде "Страданий юного Вертера". Вот, например, весь пафос русского декаданса начала века - наслажденье и мука. Спору нет, это очень духовное явление, но духовность эта демоническая, и символ ее - врубелевский демон сидящий, который внешне похож на владыку Иерофея из твоего очерка.
Теперь по существу. Если бы мне предложили определить стиль твоего очерка, то, пожалуй, я придумал бы вот что: "Импрессионизм с уклоном в правдоискательство". Ты выносишь на публику свои воздушные впечатления от поисков истины, даже не от самой истины, а от поисков ее. А когда ты делаешь заявление о том, что отказываешься отделять в отечественной истории правду от лжи, тут выявляется глубокий: исторический нигилизм - наш русский нигилизм, неверие.
По роду деятельности мне приходится третий год заниматься историей Церкви Никольского края. Это удивительная история! И главное, если история не в душе у тебя, то это вовсе и не история никакая, и прах и пыль веков, Кунсткамера. В каждом движении живой истории виден промысел Божий: если бы история сама по себе смогла чему-нибудь научить человечество.., но он вновь и вновь повторяется с каждым поколением и ничему нас не научает. Потому что история без Бога - прах и пыль веков, которую отряхивают с ног.
В чем ты подойдешь к истории? Как ты ее, большую такую, обхватишь? Или мухой будешь ползать по "историческому фону"? Не дай нам Бог, домашним самодеятельным историкам-любителям, хоть на минуту забыть, что все в этом мире направляется к нашему спасению: "Святая Единая Соборная и Апостольская Церковь", и иконы святые, и владыка Иерофей, и Коля Лепихин (выдавший владыку - ред.), впоследствии иеромонах Иннокентий, и ты, и я, многогрешный, и всякое искушение, даже и само предательство. Ко спасению твоему, моему, Александра Попова, Василия Белова и всех-всех людей. И само слово "искушение" означает "опыт", "испытание": "И се и сам от искуса разумееши" (Св. Нил Сорский).
В Царство небесное можно войти только здесь и сейчас, пойми это, дорогой брат. Некогда грустить, тосковать, уставать и причитать "о заблудившемся в грехах народе нашем", поскольку мы и есть народ верующий и совсем не намерены валяться в грехах, как свинья в дерьме, - "яко беззаконие мое аз знаю а грех мой предо мной есть выну". Не смотри, как падает человек - это завораживает. Смотри, как подымается, - это укрепляет дух. Семьдесят раз падает - семьдесят раз поднимается. Один посмотрит и скажет: скотина какая, все падает и падает. Другой скажет: вот истинный воин Христов! "Претерпевший до конца спасется!" Для того и несем крест свой. Верить надо, надеяться, любить, работать во славу Божию и не отдаваться пустым фантазиям. В Никольске у нас огромный храм: крышу надо крыть, ремонт заканчивать; иконостас в 39 икон - иконы надо писать, святой Престол ставить; мастерскую столярную, школу воскресную оборудовали, занятия уже идут, котельную поставили, дом большой церковный, работа кипит - рук не хватает. И все это - на пепелище! Служба в храме идет, по району ездить надо с крещением, отпевания, больных надо исповедовать, причащать, слово Божие проповедовать! - милый!!! В чем ты еще сомневаешься, когда работать надо, Богу служить и людям, пока Он нам время дает - последнее время?!
Не будь сомнительным, друг мой! Моли Бога, чтоб избавил нас от духа праздности, уныния. А мне пришли имя свое святое, чтоб я, недостойный, за тебя молился.
иерей СЕРГИЙ,
настоятель Казанской церкви в Никольске.
ПИСЬМО ВТОРОЕ
Здравствуй! Я очень рад, что ты не обиделся на меня, грешного, за те резкие слова, которые, на мой взгляд, могли бы многим показаться высокомерными. Это редкое качество и очень ценное для спасения. Береги его!
Еще порадовался публикациям в вашей газете - о коми женщинах (№ 64). Многим, и мне тоже, это будет в укрепление веры и утверждение. Какие люди были! Какая вера, какая любовь к Богу и людям, что не ожесточились, не отчаялись... А что мы, жалкие себялюбцы; все "я", да "я"... И тут опять я про себя.
А теперь по порядку. Ты спрашиваешь, что означает "отделять правду от лжи" в истории нашего Отечества. Не значит ли это: отделять хорошее от плохого в истории и любить только хорошее? Нет! Не сказано ведь: возлюби в ближнем только хорошее. Но сказано: "возлюби в ближнем себя". И еще о прощении, о тяготах другого человека, которые надо носить, о неосуждении. А что, легко любить мать, если она пьяница и блудница? Это непосильный груз для маленьких и безбожных душ. И без Божией любви она оборачивается в свою противоположность - лютую, сатанинскую ненависть. Можешь ли ты сказать, что любишь Бога всем своим существом?
Твой второй вопрос - о писательстве, о "невесомости" художественного творчества, о том, может ли художник быть духовным, церковным человеком... По учению Церкви, в человеке три природы: телесная, душевная и духовная. Творчество художественное - область душевного. Духовность - (здесь имеется в виду не интеллект, или умственные способности) - это причастность миру духов. Весь "пафос" - это дух. В том числе и общение с демонами - духовность; Даниил Андреев - человек очень духовный. Вот эта причастность и определяет направление жизни души, всей личности в целом. В человеке может преобладать одно начало, например, тело, или эмоции. Есть очень душевные люди; ну разве Есенин - не душа народная, русская? Это очень древнее недоразумение о том, как согласить чувства и веру; оно происходит от переизбытка чувственности и недостатка веры - маловерия. Душевный человек обычно видит себя тоньше и богаче духовного, и язык благодати для него не родной.
Но демонам душа отдается легко - ведь на всех нас лежит первородный грех и мы удобнопреклонны ко греху. Так учит св. ап. Павел и св. отцы, в чем и я, окаянный, убедился по своему неверию на ощупь. Здесь ответ на вопрос о рождении художественных образов: зло восприять легче. Зло берет нашу душу за шкирку и несет, куда хочет, и мы при этом еще испытываем острые ощущения, как на аттракционах... Если же твоя душа чиста и исполнена благости Св.Духа, то почему же тебе не быть писателем?! Какой странный вопрос! Неужели, чтобы быть хорошим писателем, нужно отречься от Церкви? А Достоевский разве не был церковным человеком? А Карамзин, а Иван Шмелев, а Пушкин, образумившись? Столько примеров! Кому Господь дал много таланта, тому и искушения больше, - с того и спрос будет великий на Суде. Тысячи, сонмы демонов ополчаются на такого человека, но зубами за нее держаться! Если ты человек душевный и эмоциональный, повторяй себе почаще: я - дерьмо, я - дерьмо, я - дерьмо! Но, Господи! не оставь меня, окаянного. Почитай житие св. Иоанна Дамаскина...
Еще ты спрашиваешь, следует ли понимать "церковное писательство" как "сотворчество с Господом, Главой нашей Церкви"?. Творит Один Бог. А мы выполняем или не выполняем Его волю. Так полезно нам думать о своем "творчестве", чтобы не ошибиться. Господь дал нам творческие способности по Своему образу и сделал нас свободными, но Он альфа и омега, начало и конец и бесконечность. В этом смысле "сотворчество с Богом" - мысль от лукавого, поскольку предполагает некое равенство. А там где нет смирения, нет и благодати. Там нет Духа Святого. Стало быть, и сотворчество не состоится.
Я не знаю, думал ли о "сотворчестве" Николай Васильевич Гоголь, которого ты ставишь в пример, но знаю, что он после говорил, что тон "Выбранных мест из переписки" выбран им неверно. Он сожалел о том, что выглядел "этаким Хлестаковым". Пророческий пафос его переписки, видимо, не соответствовал степени его личной готовности принять благодать. Ему и старцы говорили, что он не готов, и безбожный Белинский обрадовался. В школе ты, конечно, изучал его статью...
К церковному творчеству больше подходит слово "послушание", для которого надо быть смиренным, т.е. прежде всего всю душу свою вычистить, вымыть и открыть для Бога, и просить Его: посети мое недостоинство. Когда мы смешиваем свои похоти со словом Божиим, из произведений таких - икон ли, стихов, - бесы лезут.
ПОСТКРИПТУМ. Мне все кажется, что я недостаточно убедительно сказал о церковности писателя. Есть такое мнение: если ты слушаешься попов, да к тому же и менее начитанных, чем ты сам, то какой же ты тогда свободный творец?! Как же ты можешь быть независим? Это соображение всегда подсунет лукавый; он играет тут на обыкновенной гордости. Как хулиган какой-нибудь говорит детям: на, закури, будь мужиком, что тебе все предков слушаться! Тут попадается большинство. Сколько литературы замешано на гордости? (Я уж не говорю о тех, для кого литература просто кормушка). Мужество состоит не в том, чтобы отказаться от Церкви - тем более в наше время, но в том, чтобы стать человеком церковным - частью тела Христова. Иначе ты будешь просто мирским писателем и воспевать мир, и не только сам мир, который есть творение Божие, но и зло, в котором этот мир лежит. Будешь ты говорить, к примеру, о какой-нибудь порочной страсти,
- и ведь надо о ней всю правду сказать! И ты не заметишь, как перевоплотишься и она тебя будет "тянуть"; она уже будет тобой обладать, а не ты ей. Сегодня почти все "тащутся", а дальше будет все больше.
Желаю тебе утвердиться, но не в себе, а в Господе нашем Иисусе Христе, тогда уж мы будем совсем братья, не только по Адаму, но и братья во Христе.
Да благословит тебя Господь!
о.Сергий (Колчеев),
(опубликовано в сентябре 1992 г. в №№72-73 газеты «Вера»-«Эском»)