Чего не может всесильный Севергазпром - так это, пожалуй, изменить погоду. Дежурная Ухтинского аэровокзала скучным голосом объявила:

“Вылет спецрейса в Нарьян-Мар задерживается на один час”. Сидевший рядом со мной буровик с обветренным красным лицом зевнул: “Дело ясное... Что ж, и по десять суток сидели”.

Типун на язык! Через час вылет отложили еще на час, потом еще, а потом вовсе перенесли на завтра. На следующий день все то же: боковой ветер у нас, пурга в Нарьян-Маре, посадочную полосу чистят. И на третий день... Публику, слоняющуюся по вокзалу, я заучил в лицо. В основном это северогазпромовцы, дюжие мужики в пятнистых комбезах на меху, у некоторых из рюкзаков приклады торчат. “В тундре как без ружья? - объясняет краснолицый сосед. - Волки вокруг вышки бегают”. На газпромовском самолете (а других и нет, никто из Коми в Ненецкий округ больше не летает) добираются до дому: мама ненка с ребенком на руках, группа нарьянмарских художников, работница тамошней мэрии - представительная дама, из Мурманска после отпуска едет, подсчитала, что “с газпромом” через Ухту быстрее и дешевле будет, чем через Архангельск лететь... Самый разный люд, самые разные истории. Что делать в часы ожидания, как не предаться воспоминаниям? Пассажиры рассказывают неспешно, с длинными отступлениями и экскурсами в судьбы разных людей. Слушатели переспрашивают фамилии:”А, этот тот, который... Помню, мы с ним... А сейчас он как, где, что?” Кажется, все знают про каждого - живи он хоть в “Индии” (поселок Индига у Баренцова моря) или даже на самой Новой Земле. Велик Север, да людей-то в нем мало.

И, вообще, тесен мир. Такую вот историю между прочим услышал.

... Третий уж день присматриваюсь к женщине с грустным и почему-то знакомым мне лицом. Подхожу. Роза Дмитриевна Попова. “Я к вам в редакцию заходила недавно, за газетой. Проездом была, спешила, так мы тогда и не поговорили..,” - напомнила она.

Родом она из Чупрово Удорского района. Село это таежное, в глуши. Но родственники - всюду. Вот и в Ухту приехала, на похороны. А перед этим в Шотландию летала, на внучат посмотреть. Дочь у нее там.

- В Нарьян-Маре я полжизни, в лаборатории петрофизики работала, - рассказывает попутчица. - Лабораторию сократили, и теперь из инженера переквалифицировалась в уборщицы. Зарплаты с апреля не получаю, а муж - год целый. Умрешь и не похоронят, гроб три миллиона стоит, древесина вздорожала. У нас ведь тундра. Собралась я к дочери, зовет меня, жить там, в Англии этой. Приехала в Петербург, а там говорят, визу ждать надо. Я в Москву, в Троице-Сергиеву Лавру. Игумен Герман благословил меня в путь-дорогу, и через три часа звонят из Петербурга: дали визу.

Дочка живет в городе Абердин, на побережье. Шотландия у них севером считается, и вправду, природа похожая, как в Коми, и люди такие же, северные. Только приехала - к нам из Лондона группа русских. У них заведено: в консульстве узнают, кто новый прибыл, и знакомиться едут. Решили мы все в лес отправиться, за грибами. А всюду частная собственность - леса, горы, озера, собирать там нельзя. Нашли, наконец, общественный парк. У входа - огромная карта. На ней обозначено, в каком месте белые грибы растут, в каком маслята, где кусты с черникой и голубикой... Туда аккуратные дорожки ведут.

Через месяц я заскучала. Хотя люди-то хорошие, шотландцы, и Россию уважают. Сосед даже язык наш выучил, по радиоканалу “Русский для иностранцев”, собрал большую коллекцию книг о царе Николае II-м. “Почему у вас канонизацию откладывают?! - спрашивает у меня. - После канонизации царя-мученика наша Королева Россию посетит. Только ее за пять лет надо уведомить, так просто она не ездит”. Про царя я от многих слышала, очень там уважают.

Прошло время. Ближе к Преображению дочка меня обрадовала: поедем в Домблей, что в двух часах от Абердина, в православный храм. Туда из Парижа русскоязычный батюшка на праздник прилетает. Дочка-то у меня верующая, и дети православные. Хотя муж протестант, а мать у него член совета протестантской общины.

Храм - небольшой домик, во имя Николы, как у нас в Нарьян-Маре. Там, кстати, недавно консул наш крестился. Прилетел о.Михаил, праздничную службу на русском и на английском вел, только херувимскую на церковно-славянском пели. Причастились мы. Вдруг подходит какая-то женщина, растроганная: “Я узнала, Вы в Россию возвращаетесь! Передайте, пожалуйста, привет Ухте”. Зовут ее Светлана. Оказывается, она из Ухты, была здесь известным врачом. Потом в Англию уехала, давно уже... Вот, может быть, через газету передадите поклон от нее?”

Гудит ухтинский аэровокзал, томятся пассажиры. Вдруг: “Спецрейс на Нарьян-Мар...” Летим! Пристраиваюсь к группе художников, заметно оживившихся. Уже десять дней они в Ухте, по приглашению Северогазпрома, который оплатил им дорогу, гостиницу. Неизвестно, для кого больше газовики старались - для художников или для ухтинцев. Выставка получилась замечательная: на картинах прекрасная природа тундры, ненецкие сюжеты. “Ну, если не улетим, пойду с горя на выставку, хоть там на тундру посмотрю..,”- шучу с художниками. “Типун тебе на язык”, - отвечают.

... Подлетев к Нарьян-Мару, самолет сделал круг. Внизу - нечто невообразимое, снова началась пурга. Возвращаемся обратно, в обжитый уже нами аэропорт.

Тундру я так и не увидел. Во время посадки (на четвертый день полетели-таки “всерьез”) прилип к иллюминатору: свежевыглаженная простыня внизу, ни деревца, ни озерца, все в снегу. Белое безмолвие.

Вспомнилось странное объявление, виденное мной в Ухте на стенах:

“Северная школа. Лекции в публичной библиотеке”. Та была еще рекламка:

“Одна из стадий развития человека - продвижение на север. От населений северного круга полюса требуется терпение в освоении условий обитания... Север требует своих патриотов... Живя, ты увидишь красоты севера. И они не только в северном сиянии - в тебе. Ты родился жить на свете, чтобы освоить край, данный тебе в обитание. Для чего? Для того, чтобы пустить корни уже в другом краю...” Мысль мне понравилась, надо понимать, в “другом краю” - в Царствии Небесном? Но нет: “... в краю выраженной населенности”. То есть, освоив Север, русские должны двинуться на Запад. И далее полная галиматья: “В школе мы изучим условия управления средами, как они есть распространенно существующие энергетически”, и т.д. Школу ведет “автор 23 книг”, некий неизвестный миру москвич, каким-то ветром занесенный в Ухту.

Что значит “осваивать”? Перед поездкой в Ненецкий округ я тоже так думал, что кто-то там чего-то осваивает, приспосабливая суровую природу к “условиям обитания”. На самом деле люди просто там живут - ненцы и русские. Причем издревле. Еще в 1092 году дружина новгородца Гюрата Роговича ходила сюда собирать дань - не только с “югры”, но, возможно, с русских и пермяков (нынешних коми). Не только живут, но и уживаются друг с другом. Интересные сведения собрала об этом сотрудник местного Пустозерского КИП музея А.В.Мозголина:

“Здешние самоеды, будучи теснимы относительно промысловых угодий для ловли зверя, птицы и рыбы, печорянами и пермяками, в ограждение своих личных интересов посылали в Москву ходатаев в лице инородцев Леско и Апицы, бить челом Великому Государю...” Иоанн Грозный дал им особую грамоту, “коей повелел владеть им рыбными угодьями на взморье, чем владели предки их, самоеды, Малкей, да Торчило, да Емба, искони, по старине, с воспрещением навсегда туда приходить на угодья самоедов и облавливать промыслы их Пермяками да Печорянами...” А вот еще любопытный факт: той же грамотой подтверждена привилегия, данная царем по ходатайству самоедов на пользование причту здешнего Преображенского собора тоней “Мелкой” (в Болванской губе, в месте впадения реки Печоры в Северный Ледовитый океан), “отданный еще предками этих ходатаев самоедов к Преображению Спасову, и к Введению Пречистыя, да к Николе Чудотворцу в дом”. Когда эти церкви были построены в тундре - неведомо.

Привилегии для ненцев сохранились и поныне - в прибавках к зарплате, при поступлении на учебу. Сейчас они, как и русские, живут в поселках, в основном вдоль Печоры. Только пять процентов из 7 тысяч ненцев кочуют. Уклад старой жизни сломан, а новая все никак не наладится. Жить стало труднее, дороговизна страшная, постоянной связи с “большой землей” нет. Теплоходы из Архангельска приходят все реже и реже, а сухопутная дорога, связывающая с Коми, пока еще не построена.

Но строится! Машины уже ездят по шоссе от Усинска (Республика Коми) до Харьяги, что на самой границе Округа. Навстречу, от Нарьян-Мара, отсыпано 70 километров пути. Будет дорога - оживится производство, исчезнет безработица. Уже сейчас из пятисот человек, что заняты на промысле Севергазпрома, более половины - местные жители. Пока что действует одна буровая, Василковская, обеспечивает газом жилье, электростанцию, предприятия в Нарьян-Маре. На Войвоже бурится вторая скважина, там разместится крупная база. А всего здесь открыто пять месторождений - 430 миллиардов кубов качественного конденсатного газа. Это - будущее Округа.

Что сулит это будущее Ненецкой земле? “Как что?” - говорили мне в Ухте. - Занятость людей, строительство жилья, школ”. И познакомили с цифрами: по трассе газопровода у них действуют детсады на 3000 детей, в том числе из сторонних предприятий, на каждого ребенка в течение месяца расходуется полтора миллиона рублей. В Ухте действует “японский семейный” метод, обучение детей своих работников Севергазпром взяло целиком на себя, отработана цепочка: детсад, гимназия, школа “Росток”, предлицей, лицей, Ухтинский индустриальный институт и другие вузы. Этакая “империя” со своими учебными заведениями. За 1994-95 годы 2219 семей севергазпромовцев улучшили жилищные условия (155412 кв.м. жилья), в нынешнем году введено 82765 кв.м., и т.д. и т.п.

Да, цифры впечатляют. Процветание. Но... какой ценой? Во что превратится тундра, когда начнется строительство газопровода? “Так это от человека зависит, - отвечают мне, - по тундре тоже аккуратно ездить можно, по одной колее. А кто сядет за рычаги? Местные. Нам ведь вахтовиков привозить дорого. Пусть местные и распоряжаются своей землей”. Легко сказать... “Местные” ведь тоже наполовину приезжие, многие, которые за “длинным рублем” приехали, ни в Бога, ни в ... не верят. Посади такого на трактор...

“Да. И так плохо. И этак, - думаю про себя. - Что делать? Может быть сначала церковь построить, чтобы с Богом в голове-то люди были, а потом уж газопровод?”

... Иду по Нарьян-Мару. На заснеженном поле дома стоят - там, где поставили, так и сяк, без порядка. Меж домами машины ездят, не понять, где улицы. Тут же речные краны торчат, несколько буровых вышек. “Красный город” (так переводится название с ненецкого) строился в советское время, по принципу “всем места хватит”. Для церкви, конечно, места не хватило. Храм, открытый здесь два года назад, находится на отшибе.

Домик с крестом над низкой дверью. Раньше в нем торговая лавка располагалась. Вхожу - и глазам не верю. Внутри просторно, большой иконостас, сбоку особый притвор с кануном, свечной киоск. Как это все помещается?!

Вышел батюшка - отец Владимир Новиков. “Вы где остановились?” - первый вопрос. Здесь, на Крайнем севере, люди предельно реалистичны: сначала о “жизненном”, а потом уж разговоры разговаривать.

Вечером на квартире у батюшки выспрашиваю его биографию. Он очень молод, и рассказ его краток: школа, армия (там решено в Церковь идти), работа псаломщиком в Архангельском кафедральном соборе, рукоположение - и сразу сюда, в “тундру”.

- Вы первый здесь священник после 1937 года?

- Получается так. Хотя нет, в 88-ом отец Владимир из Волгограда в село Виска приезжал, кажется, к родственникам. А в 90-ом Нарьян-Мар посещал отец Питирим, из ваших мест, из Печоры. Дело, мне рассказывали, было так. Один наш нарьянмарец к брату в Печору ездил, в храм зашел и между прочим сообщил, что друзья его хотят креститься. “Ну, привози их”, - говорит священник. Собрались его друзья, знакомые присоединились - собрался целый самолет. “Так вы хотите купить весь самолет?! - возмутились в кассе. - Нет, билетов я вам не продам”. Узнал про это отец Питирим и сам прилетел. Так что он первый здесь крестил...

- А как вас встретили? - спрашиваю,

- По-разному. Слухи кто-то пускает, что вот, мол, батюшку видели в Лесозаводе, пьяный лежал. Или еще чего. Месяц был я в отпуске - возвращаюсь из Архангельска, а тут уж меня похоронили, будто я в нарьянмарской больнице лежу, избитый. Да с такими подробностями рассказывают, что дивно...

(К слову сказать, на обратном пути в самолете я услышал рассказ про то, как батюшка “ударил девочку, и его в милицию забрали”. Говорил это с убежденностью в голосе довольно высокопоставленный местный чиновник. Самое забавное, что в день описываемых “событий” я находился рядом с о.Владимиром. Выдумка настолько чудовищная, что я был просто подавлен.)

- Первые полгода мне было не по себе, а потом попривык, - продолжает батюшка. - Да и хороших-то людей больше. На службы стали ходить - ровно столько, сколько помещается в храме. Будет храм больше, и приход станет больше.

Батюшка показывает план новой церкви (см. на рисунке), высокой, в древнерусском стиле. Освящена будет во имя Чудотворцев Соловецких Свв. Герасима, Зосимы и Савватия.

- А вы не были на Соловках, когда мощи чудотворцев туда переносили? -спрашиваю, вдруг как бы прозрев.

Так и есть! Мы ведь с батюшкой, когда он еще простым трудником на Соловках работал, вместе Поклонный Крест несли, который Святейший Патриарх освятил. Было это в дни перенесения мощей, четыре года назад (см. публ.” “ - “Вера”, N ).

- А вы за какую веревку тянули, когда Крест-то поднимали? Я - за левую.

- А я за правую!

- А помните, Крест-то закачался, мог на голову Патриарха упасть? А Святейший стоит внизу и глазом не моргнет...

- А помните...

Господи! Как все-таки тесен наш Север. Такие огромные пространства, а все вместе связаны, словно одним канатом.

Наутро я наметил план журналистских “вылазок”, а батюшка скептически заметил: “Ну-ну. Только выехать-то отсюда тебе не удастся”.

Как в воду глядел. Так что целую главу теперь можно написать о том...

- Сейчас там делать нечего, - уверяет меня знакомый художник Олег Смирнов, - Вот если бы летом. А сейчас: заснеженный пустырь и два креста торчат. А ветры там, знаете, какие...

Пустозерск - раньше был центром русского расселения на Нижней Печоре. По преданию, знаменитый протопоп Аввакум перед казнью предрек, что станет Пустозерск пустым местом. Сейчас там никто не живет.

- Да и летом, если своим ходом, комарье сожрет, - продолжает художник. - Мы с другом на лодке добирались, ужас! Подходим к пустырю - видим лес на горизонте. Откуда лес в тундре? Подходим ближе - а это кустики такие, издалека на деревья похожи. Я потом у путешественника Максимова, который в прошлом веке туда ездил, прочитал: он тоже обманулся, лес на пустыре померещился.

Рассматриваю картины Олега. На одной изображены окна - множество светящихся окошек, теплых, глядящих из темноты. Души умерших людей. На другой - множество огоньков от зажженных свечек. Свечки горят по-разному: ярко или едва-едва, с копотью. Души живых...

Порывшись в своих эскизах, Олег достает рисунок с двумя крестами, дарит:

- Это я в Пустозерске срисовал, на кладбище. Один крест покосился, но не упал - его другой крест поддерживает.

Так и в жизни, так и после смерти. Друг за друга молимся.

* * *

Про “неучтенных” ненцев я здесь впервые услышал. В 30-м году они, не пожелав вступать в колхозы, отказавшись подчиняться советской власти, скрылись вместе со своими оленьими стадами. Изловить их в тундре было сложно, и власти махнули рукой. Так и жили они - без паспортов и свидетельств о рождении. Лишь пять лет назад эти “неучтенные” стали потихоньку прибиваться к цивилизации. И вот подробность: оказывается, они православные и веру, наперекор советской власти, сохранили в чистоте.

Сотрудник национального отдела в Краевом управлении назвал цифру: 21 семья, всего 140 человек. Недавно они образовались в общину “Ямб-то”, купили один “Буран” на всех. Живут скромно, даже средств связи нет. Не пьют и не курят. Детей только недавно стали в школу отдавать - в п.Коротайка близ Амдермы.

- А как до них добраться? - спрашиваю. Ненец улыбается раскосыми глазами:

- Так они в ваших местах, в Воркутинском районе, на речке Хальмер-Ю зимуют. А летуют все в разных местах. Вертолетом можно добраться, но в Усть-Кару, например, билет один миллион рублей стоит. Потом пропуск в погранзону надо иметь. Прилетите - переводчика придется нанимать, там, кроме старосты общины Ильи Валей да еще нескольких, никто по-русски не говорит. Нарты тоже нанимать... Я в командировке сам упряжкой управляюсь - у них ведь одиннадцать стойбищ, все надо объехать. Вам-то приходилось хорей в руках держать?

В общем, не поехал я. А через несколько дней, дома уже, видел по “Вестям” сюжет: в поселок Хальмер-Ю заявились неожиданные гости, ненцы-кочевники с детьми на руках. Все они заболели гриппом, подцепив где-то вирус, и просили спасти детей. Оператор крупным планом показал крестик на груди ребенка. Похоже, они были из тех - “неучтенных”.

* * *

Хотел и с шаманом встретиться, да тот на остров Колгуев (вертолет два раза в месяц) улетел. Впрочем, говорят, шаманов настоящих не осталось, а этот лишь подражает. Пытается шаманить и авторитетный здесь художник Прокопий Явтысый - участник всемирных выставок аборигенных народов, что проходили в Аляске, Канаде, Гренландии и др. Видел его произведения, - действительно, языческие. Картина “Духовная связь”: что-то расползшееся между небом и землей, как кисель. “Радуга жизни”: стоит маленький зеленый человек, задрав голову, а навстречу откуда-то с полунеба (или из-под неба) вылезла змея с черным как бы человеческим лицом. Морда жуткая. А цветов в “радуге” четыре: белый, зеленый, черный и фиолетовый. Удивила и “Птица добра” - гага с красным клювом и с остановившимся, словно остекленевшим, взглядом. Если долго смотреть, то не по себе становится.

А сам Прокопий Явтысый мне показался хорошим, открытым человеком. Стою на улице - сейчас он выйдет и мы поедем к нему домой “о шаманизме” говорить, как условились. Стою - жду. Вдруг из другого конца города удары колокола доносятся. Перекрестился я и... пошел к о.Владимиру, на вечернюю службу.

* * *

Близость Ледовитого океана осязаемо чувствуется - здесь, в устье, река Печора широченная, свинцовые барашки бегут по ее глади. На пустынном берегу лежат две моторки “казанки”. Земля плоская, светло-зеленая, ровная как стол - от горизонта до горизонта. Огромное синее небо. На земле лежат откуда-то взявшиеся валуны, ими обложен высокий Крест, сбитый из сизого, окаменевшего бруса-плавника. Вокруг креста стоит несколько мужиков в летческих шлемах и длиннополых брезентовых плащах. Рыбаки. Отец Владимир одевает поручи, берет кадило... Тишина в тундре, словно уши заложило. Раздается тихий, звенящий голос: “Освящается крест сей...”

Мы сидим с батюшкой у него в квартире и смотрим видеозапись литии на могиле “корабельного священника”. В прошлом веке на своем корабле он плавал в этих местах и миссионерствовал.

- Крест мы новый поставили, - комментирует о.Владимир. - А булыжники рыбаки привезли. У них обычай: едешь на рыбалку в Юшино, возьми с собой камень, крест укрепить. Могила очень почитается... А дальше к океану, на побережье, еще один крест, тоже как-то связанный с “корабельным священником”. Мы до него не доплыли - шторм начинался. Говорят, тот крест фосфорицирующей краской окрашен, светит в темноте, вроде маяка для рыбаков.

Из телевизора доносится пение заупокойной литии. Дочурка о.Владимира (два года ей) берет с дивана мамин платок, набрасывает на себя, так что он до пяток - и бухается на коленочки перед телевизором. Смотрит на Крест и поклоны бьет... А с экрана папин голос: “Помо-о-олимся...” Изображение время от времени дергается - заметно, что оператор тоже крестится.

- Это Александр снимает, - поясняет батюшка, - Однажды в этих местах у него “Буран” сломался. Зима была морозная. Уже полз по снегу - до деревни Красной двеннадцать километров. Случайно его подобрали. А он говорит, “корабельный священник” помог. Может и так...

В этих же местах другой случай был. Льдину с людьми оторвало и в губу понесло, в океан. Люди-то неверующие, а взмолились: “Если есть Бог, пусть поможет!” Тут ветер резко изменился и аккурат к мыску приткнуло, перед самым выходом в океан. Или еще случай. Лодка перевернулась, мужик ко дну пошел, а женщина, которая с ним была и плавать не умела, спаслась. Рассказывает, будто камень под ее ногами появился. Встала на него и пошла к берегу.

А был еще случай, это уж я сам свидетель. В деревне Каменка девочка пяти лет на санках с горки съезжала и под лошадь попала. Вызвали меня в реанимацию, покрестить ее. Хирург говорит родителям: “Благодарите Бога, что живая. После операции на голове будет она умственно неполноценной и с кровати не встанет. Если выживет”. Покрестил я ее, миропомазал. А недавно в Архангельске в аэропорту встретил ее с мамой. Совершенно нормальная девочка, ходит в обычную школу.

В той же Каменке, давно уже, директор клуба заболела, долго лечили ее, а потом отправили домой умирать. Стала она в тундру ходить - в заброшенную, оставшуюся от прежних времен часовню. От деревни далеко будет. Обет дала. И выздоровела. Потом она с сыновьями эту часовню восстановила. Так и стоит часовня, во имя Божей Матери, посреди тундры. Люди стали чаще туда наведываться, свечки ставят.

- Далеко Каменка отсюда? - спрашиваю.

- Далеко не далеко, да ведь по шару, протоке надо ехать, а лед слабый...

Звонит телефон. Батюшка возвращается какой-то отчужденный, сосредоточенный:

- Панихиду заказали. Человек сегодня утонул, провалился на “Буране” у деревни Виска.

На карте VI Благочиния Мезенского уезда, датированной 1890-м годом, вдоль р.Печоры церкви обозначены в следующих селениях: с.Виска - Никольская ц., с.Оксино - Никольская ц., с.Тельвиска - Никольская ц., с.Пустозерск - Преображенская ц., д. Куя - Георгиевская ц. (еще была приписная церковь в с.Никольском - в 480 верстах от Куи, у о.Вайгач). Позже была построена Троицкая церковь в д.Андег - в самом устье Печоры. Все эти церкви или уничтожены или перестроены. Во всем Ненецком округе сохранился в целости только один храм - в с.Несь у Мезенского залива. Службы, конечно, прекратили, но стен не тронули - чтобы не ссориться с “нацменами”. Храм-то был построен по обету богатыми ненецкими семьями. И в наше время удалось его отстоять. Хотели в Корельский музей деревянного зодчества увезти, да бабы прямо с сенокоса с вилами в руках сбежались. Потом прилетали за колоколами, но вертолет приступом взяли, отвоевали колокола. Так и стоит Благовещенская церковь на холме, как лебедушка - единственная.

Вместе с храмами уничтожались и священники. Сведения об одном из них, отце Германе Игумнове, я попытался собрать. Был он настоятелем храма в Тельвиске. Его приход перед революцией был самым обширным в Крае, имел приписную “самоедскую” церковь на о.Колгуев и часовню у о.Варандей - в трехстах верстах. После захиревшего Пустозерска Тельвиска была центром жизни на нижней Печоре. Не случайно рядом с этим селом, на той же протоке великой реки, вырос потом Нарьян-Мар.

По соседству с семьей последнего тельвискского священника жили когда-то родители Зои Александровны Хомич - певчей нынешнего нарьянмарского храма. Дома я застал ее за телевизором, шла “Санта-Барбара”. Хозяйка смутилась: “Муж у меня три года смотрел этот сериал, а я смеялась над ним. Умер он, а “Санта-Барбару” все показывают, четвертый уже год”.

В Нарьян-Мар, на родину, Зоя Александровна вернулась недавно, после смерти мужа. А до этого почти все свои годы жила в Белоруссии. О священнике Игумнове ничего не помнит.

Перед отъездом утром о.Владимир поехал смотреть, как первый венец нового храма укладывают. Взял меня с собой. Строит храм на свои средства кооператив “Буран” (хозяин Бутов Владимир Яковлевич). За городом на снегу - огромный штабель бревен. “Лиственница, ижемский колхоз “Оленевод” нам по Печоре сплавил, - поясняет рабочий. - На одни стены пойдет 1600 бревен. Тонкомера много, придется еще сто кубов завозить по зимнику, через Харьягу.” Храм будет красивый, шатровый, высотою в 30 метров, по проекту пензенского архитектора Дмитрия Борунова (мастерская “Дабор”). Вечером батюшка, вдруг усомнившись, несколько раз спрашивал меня: “Не мал ли храм-то? Что-то кажется, он мал... По периметру 30 на 30 должен быть, а на земле кажется, что мал...” Спустя несколько дней я звонил ему из Сыктывкара. “Нет, не мал! - слышится радостный голос. - Измерять ездил, все точно по проекту!”

...Газпромовский самолет отрывается от земли. Ночной Нарьян-Мар под нами. Рой огоньков - как на картине Олега Смирнова. Огоньки яркие, огоньки тусклые. Души людей... Две светящиеся иглы автомобильных фар кольнули тьму и спрятались за невидимыми домами. Мы поднимаемся все выше, скоро откроется глазу вся Печора, до истока, и засветится внизу еще одна точка - крест “корабельного священника”, фосфорно мерцающий. Но... врезаемся в низкую облачность, исчезла земля.

Не обо всем я рассказал, что видел здесь. Но разве можно обозреть эту землю, измерить судьбы этих людей? Как ни далек Север, а близок он моему сердцу. Даст Бог, вернусь еще...