2 | Приходская жизнь |
ПОСЛЕ ЗАПРЕТА
“Будешь в Лялях, передай поклон отцу Анатолию, ему, наверное, тяжело сейчас”, - попросили меня перед поездкой. Никогда еще не приходилось мне общаться со священниками в запрете (а о.Анатолия Маринюка как раз отстранили от совершения таинств), и поэтому ответил я неуверенно: “Буду - зайду”.
Маринюк - человек известный в Коми. Помнится, на заре перестройки показывали его по телевизору: верхом на мини-тракторе - громадный такой мужик, хозяин, фермер. Слово это звучало тогда очень современно и престижно. Видел его и на I съезде Ассоциации кооператоров: сидел он в президиуме - избрали председателем. Недолго поначальствовав в АКОРе, уехал в Москву - учиться на народного “целителя”. И лечил людей, фермерство же бросил. Затем взялся восстановить церковь в деревне Ляли - и вот тогда-то, неожиданно для многих, принял на себя священнический сан. Прошло около года и снова неожиданность: Маринюк в запрете. Как? Почему?
Разные “версии” этого довелось мне слышать. Одни говорят, что вся причина в его “целительстве”. Став священником, Маринюк продолжал лечить людей, но использовал при этом биоэнергетику. Другие думают, что как-то набедокурил он, отдавшись неуемному характеру. Другие кивают на “неусидчивость” этого человека, один добрый мой знакомый, бывший телевизионщик, вспоминал: “Как-то с телевизионной группой поехали мы снимать в разгар рабочего дня в хозяйство Маринюка. А он, хозяин-то,.. спит. Ночью книжку по медицине читал. Ну, разбудили его, посадили на трактор, сняли-таки сюжет про фермера. Но сам-то он уже тогда о фермерстве мало помышлял, а искал, где бы себя проявить еще...”
Вот что люди говорят. А как на самом деле?
Усадьба Маринюка далеко на отшибе, но ведет туда хорошая дорога. Дом крепкий, сразу видна хозяйская рука. В дверях встретила сияющая девушка: “Вы к папе? Лечиться?”
Хозяина я узнал сразу: все такой же, как десять лет назад, - громадный, аккуратно выбритый. Бороду сбрил уже. Встретил меня подозрительно:
- Кто это вас послал?
- Поклон привез от знакомых, - отвечаю. - А вообще я из газеты.
- Вот оно что. Поди, наговорили: вот, мол, Маринюк, экстрасенсорикой занимается?
- Признаться... да.
- Ну так я вам покажу “экстрасенсорику” свою - хозяин прошел в красный угол, к иконам, и принес оттуда истрепанный молитвослов. - Молюсь по нему о здравии пациента, когда другие средства не помогают. А мои средства - вот они, руки. Массажист я.
Маринюк посмотрел на свои лопатообразные ладони и неожиданно заключил:
- А из священников я сам ушел, написал заявление, чтобы по собственному желанию...
- ?!
- Ну, понимаешь, не могу я видеть все это. Правильно, что меня отставили. Иначе бы таких дров наломал. Точно бы кое-кого крестом по голове саданул. Да ладно, все равно об этом писать побоишься. Тебя потом тоже запретят, если опубликуете.
- Не может быть, - удивляюсь. - Кто ж за правду “запрещать” станет?
- А тебе нужна правда? Самая-самая? Что ж, потом на меня не пеняй.
Слушай. Вот тебе факт первый. Представь, приезжает священник в город, идет по своим делам, а шофера оставляет в машине. За рулем сидит монах. Спрашиваю его: “Давно ел?” Отвечает, что в 8 часов. “Пойдем, я тебя накормлю”. “Нет, - отвечает, - меня благословили в монастыре покушать, когда вернемся”. “А когда вернетесь?” “В 11 вечера”. Ну, я возмутился, сам был шофером и знаю, как это на голодный желудок баранку крутить. “Вставай! - говорю. - Я тебе СВОЕ благословение даю, чтобы ты пошел и покушал!” Ну? Каков батюшка-то? На человека совсем наплевать...
- Да... жаль человека, - соглашаюсь с рассказчиком, спрашиваю: - А что, получается, своим благословением вы другое благословение отменили?
- Ну и что? Слушай дальше. Факт второй. К одному “пастырю доброму” подходит женщина и говорит: “У меня сын в Чечне. Я у гадалки была, и она сказала, что он там живой, не убили. Хочу молебен за здравие заказать”. А батюшка на нее как закричит: “Зачем к гадалке ходила?!” Та и выскочила из храма. Я бегом за ней, а она и разговаривать не стала: “Никогда сюда больше не приду!” Что на это скажешь?
И снова пришлось мне согласиться.
- Всякое бывает, - отвечаю, - от черствости, от непонимания. Я могу вам другой случай привести в ответ. Вот так же подходит к батюшке женщина. Она коми, из деревни, а он украинец. Она просит его о чем-то, а он не компетентен в этом вопросе, говорит ей: “Я вас не уважу”. И эта коми женщина в слезах выходит: “Он мне сказал, что меня не уважает!”
- Вот именно! - подхватывает Маринюк. - Все это от невнимательности к человеку. Священник должен быть всегда с народом, чтобы плоть от плоти. У меня двоюродный дед в Хмельницкой области, когда народ при немцах в леса подался, тоже в партизаны пошел. А он был священником. И в атаку с автоматом, подоткнув рясу, ходил, с крестом на груди.
- Так уж и с крестом?
- Ну... рассказывают. Да дело не в этом. Мой дед, будучи священником, воевал, а я вот людей лечил. Священник это не только отправитель культа, исполнитель треб, но еще и пастырь народный, по-старому говоря, поп. То есть отец, воспитатель. А как у нас воспитывают?
Вот тебе факт третий. Есть у нас еще один “пастырь добрый”. В храме старушка исповедуется ему, что “Санту-Барбару” по телику смотрит, а он ей, представь, 50 поклонов вкатил, эпитимью.
Черствость это. А точнее нежелание разобраться в человеке. Ведь кто знает, как она “Санту-Барбару” смотрит. Вот ты во время Великого поста в магазин ходишь?
- Хожу.
- Колбасу там видишь?
- Вижу.
- Ну и видь дальше. Точно также и “Санту-Барбару” смотреть можно. Прежде чем старушке, с больной ее поясницей, поклоны давать, спросить надо: “Как смотришь?” Но батюшкам до психологии никакого дела нет. Вот в чем беда нашей Церкви.
Тут уж я согласиться не мог:
- А мне всегда казалось, что священнику никакая психология и не нужна, он по благодати своей, по любви и так насквозь видит. Да и со старушкой-то ясно: телевизор не колбаса на витрине, она сама, своей рукой “Санту-Барбару” включала.
- Ну и что. Разве запретами своего добьешься? Тут, понимаешь, привычка, укорененная в подсознании. Может быть, старушке этой, хлебнувшей горя в жизни, подсознательно хочется на красивую жизнь посмотреть. Она и будет смотреть, пока не объяснишь ей причины этой страсти. Знание о себе - сила, которой можно привычку побороть.
Расскажу случай из моей уже практики. Я не только остеохондроз лечу, но и заболевания психоэмоциональной сферы. Приходят ко мне муж, жена и теща. Муж - пьет. Задал я ему десятка три вопросов по своей тестовой системе и выяснил, что он по характеру собственник. И говорю жене: “Вся проблема в двери. Той, что соединяет вашу комнату с тещиной. Заколотите вы эту несчастную дверь, чтобы комната стала ЕГО домом, его собственностью, и пить он перестанет”.
- Так вы предлагаете, чтобы священники во время исповеди тестировали прихожан? Это же не храм будет, а психиатрия.
- А что тут плохого? Чтобы лечить тело, надо знать анатомию. Чтобы лечить души, надо уметь разбираться в характерах, в психических закономерностях. Еще Парацельс говорил: “Чудес в природе нет, есть только закономерности”.
Хотел я спросить Маринюка, а как же чудеса, которые совершаются в нашей Церкви? Ведь и само священство - сверхъестественно, дается человеку свыше. Но язык не повернулся... Только и нашел, что сказать:
- Вы предлагаете душу лечить, а не дух.
Маринюк хлопнул ладонью по столу:
- А что есть дух? Духовность? Это умение быть выше себя, своего “я”. А значит, это умение управлять своим характером. Ведь так?
- Быть выше себя... Да. Это так. Но способен ли человек прыгнуть выше головы - сам, без Божьей помощи?
- А ему помочь надо! - парировал мой собеседник. - Для того и нужен пастырь, психиатр, если хотите.
Что тут сказать? Если “чудес в природе нет”, то и спорить дальше не о чем.
Спросил я Маринюка, чем он “в запрете” заниматься будет. Опять фермерствовать?
- Нет, - отвечает, - сейчас книгу пишу. Первую монографию, о методике самомассажа, уже закончил. Одних фотографий в ней 200 штук. Это как лечить тело. Вторая монография будет посложнее, вот литературу для нее начитываю. По теологии.
Простился я с ним тепло, искренне руку жал. Хороший он человек - честный, открытый, людей пытается лечить, добрый. Но... не священник он. Разговаривал я с самым обыкновенным человеком.
Странное дело. Неужели одно только слово епископа - “запрещаю” - способно лишить того небесного дара, что делает простого человека иереем?
А может быть, Церковь никогда ничего и не “запрещает”. А только лишь констатирует или “свидетельствует”, говоря церковным языком. Бог дал, Бог и взял. Увидел это епископ - и, поскольку факт такой совершился, отстранил человека от служения в Святая Святых. Хоть изредка, но, может быть, и такое Господь попускает? В назидание, как надо служить Богу своему.
Не знаю. Не моему уму судить об этом. Но для себя я многое понял после этой встречи. Священник - это не просто “поп”, отец, батюшка. И не просто “служитель культа”, требоисполнитель. Священник - это... священник. Все ведь просто.
М.Выгин.