Стоит на берегу реки Вологда красивая белая церковь - Андрея Первозванного. В ней служит отец Георгий Иванов - один из самых уважаемых священников в епархии. А вокруг него его прихожане, его ученики - тоже священники, дьяконы, послушники. Свечи продает чудная старушка, которой послушники присвоили отчего-то прозвище Кукарямба то ли за оригинальность характера, то ли за вокальные данные. Все, кроме детей над ней посмеиваются, а с детьми она может разговаривать часами. Интересно о чем?

Еще живут при церкви несколько почти всегда пьяненьких людей, которых здесь называют юродивыми. К церкви прибила их жизнь после лечения в психушках да ЛТП. Люди это очень добрые, безобидные. Один - Лешка, имеет обыкновение спать во время службы и очень музыкально в такт пению храпеть, Сережа, когда ему деньги подают, благодарит нищелюбивых прихожан словами: “Сенкью вери матч”. Но чаще всего можно видеть при храме Валентина. Один раз он сильно всех перепугал. Отец Георгий вдруг почувствовал в храме запах табака и обнаружив источник, устремился к Валентину. От того, в этот момент, повалил дым. Оказывается плохо погашенный окурок завалился несчастному за подкладку пальто.

Была у Валентина прежде благодетельница Любка, но однажды зимой пришел он в слезах и сказал, что Любка умерла.

И вот встанет иной раз Валентин посреди церкви и затянет грустную песню:

* * *

Строгий священник отец Георгий. Напутал, что-то певчий и вот уже летит в его сторону гневное: “мартышка”. Потом, конечно, грубость свою искупит не раз и не два, сказав провинившемуся доброе слово. Веке в семнадцатом подобные штуки смотрелись, наверное, нормально, а сейчас они в диковинку. Реакция на это поначалу возникает отрицательная - вот мол мизантроп какой. Но потом начинаешь относиться к этому более спокойно. Оказывается - смиряет. Это было бы, наверное, несколько тяжеловесным способом воспитания, если бы не был он человеком добродушным, умным и с большим чувством юмора.

Познакомились мы с ним через послушника его Алексея, моего друга. До прихода в Андреевскую церковь Алеша, несмотря на младые лета, был крупной фигурой на питерской Студии документальных фильмов. Заведовал редакцией кинохроники Русского Северо-Запада. И вот сидит он верхнем храме и усердно шкурит раму будущего иконостаса. А я рядом, развлекаю Алексея разговором. Входит отец Георгий, иронически оглядывает эту сцену и начинает речь: “Вран, вран, Илию кормил, отчего меня не кормит, интеллигентного такого, на диване, в квартире лежу, интеллигентный, хороший, врана жду. Вран то помер небось, тот что Илию кормил...” и так далее. Наконец понимаю, что речь обо мне идет. Удостоверившись, что моим надеждам на врана нанесен серьезный ущерб, отец Георгий посылает меня в магазин за скипидаром.

Сильно опасался отец Георгий, что я “ Алешу буду уговаривать в мир вернуться”. Меру пресечения моим козням выбрал самобытную. Как-то раз остановился я перед входом в церковь и собрался перекреститься. Вдруг выбегает откуда-то о. Георгий, молниеносным движением хватает меня за руку и с простоватой, как у кулачного бойца, улыбкой громко требует, чтобы я крестное знамение сотворил и дал слово, что Алешку от священства не буду отваживать. Для лучшего усвоения несколько раз продиктовал мне текст моего выступления: “Алешку от священства не буду отваживать”. Слава Богу, в мыслях у меня не было Алешку от священства отваживать.

Не знаю, чем бы в противном случае все закончилось.

Смотришь через полчаса как он с умиленной улыбкой, склонив голову разглядывает своих кур и петушка (тоже при церкви живут), и диву даешься. Широк же батюшка в проявлениях чувств.

* * *

В день моего отъезда Валентином вдруг овладел литературный жар. Стоя у столика, на котором прихожане пишут записки “во здравие” и “во упокой”, он неожиданно набросал текст следующего содержания:

В субботу утром, в семь тридцать, из вагончика вышли два послушника Алексей и Валера. Оба красивые, у Валеры на голове была плешь. Алексей был очень строен и подтянут как Солдат. Валера пошел сначала в ресторан (туалет. В.Г.), а после пошел открывать батюшкину келью, затем он открыл ворота. Следом за ним нес посуду Алеша. Открыл двери трапезной, взял ведра и стал носить воду. После он помолился, встав на колени перед Иконой Божией матери. После он подошел к Исусу Христу и снова встал на колени, поцеловал Его ниже колен, прочитал две молитвы, после чего он спустился по лестнице вниз и пошел в трапезную. Ивана взяли в армию, отвальной у него не было, это не положено. Через три минуты приехал батюшка Георгий. Одет батюшка был по элегантному. Белая рубашка, галстук, черный пиджак и такие же брюки, на ногах корочки из Парижа. За рулем сидел элегантно одетый шофер Леонид с черной как смоль бородой. Увидев меня батюшка улыбнулся мне и сказал мне:

“Здравствуй Валентин-послушник”. Я ответил: “доброго здоровья батюшка”. И он меня благословил на весь день.

* * *

В мятой шляпе и костюме сшитом, судя по фасону, лет тридцать назад, батюшка садится в машину, уже набитую послушниками. На дачу собрались, поработать и в баньке попариться. Парит учеников, отец Георгий, судя по слухам, собственноручно. Хо-ро-ший батюшка.

* * *

Интервью он мне дал в первые часы нашего знакомства, почти на бегу. Толком не зная его, я наверное не спросил многого из того, о чем хотелось бы. Второй раз мучить отца Георгия я так и не решился. Поэтому предлагаю, что есть:

- Отец Георгий, как Вы стали священником? Что вынесли из детства своего, что помогло потом?

- А в деревне как отнеслись к перемене в Вас?

- Мама говорила - в магазин нельзя зайти, все про тебя говорят.

Это когда уже слух то прошел обо мне.

- Обижали?

- Ну конечно, обижали, крест срывали, всякие унижения чинили, в школе позорили перед собранием. Я комсомольцем допустил глупость быть, до того как пришел в Церковь. Так в райком вызывали, домой представители приходили, в военкомат даже вызвали. Там такой бездарный капитан начал меня своими примитивными словами убеждать. Космонавты, например, в космос летали а Бога не видели. Белиберду нес. А под конец документов не давали выехать. Прикипели, понимаешь, ко мне дураку. Паспортов то в то время в деревнях не было. И чтобы мне в семинарию получить справку, что есть дескать такой вот человек, маме пришлось перед председателем сельсовета со слезами стоять на коленях. “Михаил, - говорит, - я вас умоляю, у меня сын сирота, он без отца вырос, мальчик, я вас умоляю, ну дайте ему справку.” А председатель ответил: “ну ладно уж”. Так я и сейчас за него Богу молюсь и на кладбище захожу всегда к нему.

Проучился я в Питере на Кондратьевском проспекте десять месяцев, паспорт получил и к владыке в Тамбов.

Оттуда меня и призвали в армию, из Тамбова в город Кенигсберг. А из Церкви куда? Естественно в стройбат. Ну так вот, привозят меня в Кенигсберг, спрашиваю: “есть здесь церковь то хоть одна? “Ну что вы, какая здесь церковь, немецкий город” - отвечают. Как же я буду без церкви? В декабре мы приехали туда, прожили месяц. Люди там все больше с четырьмя-шестью классами образования служили, списанные так сказать обществом - страшные слова, матерщина - и вот на Новый год напились старшие, а мы молодые забрались на кроватки, на верхние, и лежим - дрожим, боимся как бы не избили. На меня орут пьяные: “эй ты поп, такой-рассякой”, ну как там они выражаются эти дебилы. Господи! И я расплакался, лежу и молюсь: “Господи, это что ж такое, это куда ты меня отправил то - ни церкви нет, ничего нет, счастливые люди служат в Колпино и владыка там живет и Питер там рядом, и в церковь бы съездил”. Сказал я все это Богу, так сказать высказал свои претензии, и что же? Новый год “отпраздновали” и третьего числа выстроил нас ротный и говорит: “столько то человек поедет в Ленинград на Учебный комбинат”. Десять человек выбрали и в Стрельну отправили, а потом на практику в Колпино. Сказали, что кто хорошо работать будет того оставят. Я у постарался, день и ночь работал. Из десяти человек пятерых оставили и меня среди них.

И, вот моя казарма стоит на берегу Ижоры, а в километре, если напрямую - поселок Понтонный, и владыкин дом с моей казармы видать. Это не чудо? С какого то Кенигсбергу здесь в Колпино оказаться? Каждое воскресение переодеваюсь в гражданское и в церковь бегу Кулича и Пасхи. За это меня все “батей” звали. А однажды, чуть все не опять не нарушилось. Подполковник - замполит, забыл как звать, приехал с проверкой и говорит: “ах ты такой-рассякой, загнать к белым мишкам этого попа”. А командиры меня любили. Как какую бумагу составить, так меня зовут в канцелярию, я и все документы вел и чего только не делал, а тут приехал, “к белым мишкам” - говорит. Старшина за меня, конечно, заступился: “товарищ подполковник, как же я жить то буду, он у меня правая рука, - говорит, - кругом. И вот так Бог закрыл меня, дали звание ефрейтора, потом младшего сержанта, сержанта а старшина под конец сказал: “если бы ты не связался с этой религией так старшиной бы от нас ушел”.

Ой, с горя помру - какую карьеру пропустил...

- Многому ли вы научились, как священник у прихожан?

Юродствовала Екатерина с молодости. Очень красивая была и кричала все:

“я дура, я страшная”. Чтобы никто не обратил на нее внимания. Как война началась забрали ее на фронт, в Калининскую область - окопы рыть. Там страшные бомбежки были, а она говорит всем: “меня не убьют, нет не убьют”. “Как это тебя не убьют?” - люди спрашивают. А она отвечает:

“ не убьют, вот церкви то откроют к Покрову, кто кроме меня будет кадило раздувать?” И вот начнется бомбежка, и все эти коммунисты, все эти замполиты бегут к ней: “ее не убьют, ее не убьют”, - кричат. И действительно, закончится бомбежка а эта кучка людей что вокруг нее, все целы. Потом командир ихний, капитан, как она говорила, несет Катерине головку сахара и кусок хлеба большущий: “держи говорит, ты нас спасла”. Она все как бы в шутку говорила, про то при церкви служить будет, а потом как приехала домой, так открыли церковь, действительно к Покрову, пришла она туда и служила до смерти.

А как она жила подвижница-то. В голоде и холоде. А когда умирала, я сам слышал ее беседу с великомученицей Екатериной, я сам убедился. Умерла ничего у нее не было, ой какая была бессребреница. Ей двадцать рублей всю жизнь платили, она сказала: “мне так благословлено” Предлагали ей: “давай надбавим десяточку”. А она отмахивалась:”ох Господи, да что вы мне предлагаете иудину цену”.

И еще у нее брат двоюродный был, тоже юродивый, Павел - его звали. Тоже на фронте был, ходил с костылями, пел на клиросе. Оба они с Катериной были людьми высокой духовности, божьи люди, и тщательно это скрывали. На войне ему, Павлу, явился Александр Невский и сказал, что завтра тебя мол в бою ранят, поедешь домой и будешь петь на клиросе. Так и исполнилось.

В Кадниково меня перевели, там тоже была юродивая старица, так она питалась только объедками со стола, спала с Пасхи до Покрова практически на голом полу, на чердаке. Ходила босая, трудилась в церкви, раздала все свои вещи. Много там таких людей было, целый погост. Много мне Бог посылал и тех что еще в тюрьмах лагерях сидели, как арестовывали их, как жили там - рассказывали. Даже монахиню одну хоронил, которая была моей духовной матерью.

С преподобными и сам преподобен будешь. Священник, которому Господь не послал таких людей, полноты и веры иметь не будет. Без них никак не обойтись.

- Говорят, что у Вас много учеников, что Вы многих привели к священству?

- Слово Божье должно проповедовать. Знаете, сейчас нет тех преград, что прежде были. Когда я служил в кафедральном соборе - Софийском, встречал много преград, и от властей и даже от священнослужителей. Боялись. Ведь с религией тогда боролись, думали, что с этим делом скоро будет покончено. Если молодой человек упрется, то уж ладно, много ли он наслужит, пропускали такого. А если священник начинает привлекать людей, то этого боялись, считали чем то страшным, враждебным. Я конечно всерьез их бредни не воспринимал. Церковь это не человеческое изобретение, это Богом, установленное, это тело Христово, врата адовы не одолеют ее.

И вот смотрел я, сегодня парень пришел, завтра пришел, сегодня утайкой перекрестился, завтра подошел к помазанию, заговорил со старушками, а бабушки они знаете какие проповедники, подскажут, помогут. Наконец подходит ко мне парень... ко мне потому может, что я самый молодой был, и я понемногу наблюдаю, советую какую литературу читать, подсказываю, потом говорю может тебе не просто литературу читать, а принимать участие в службе, на клиросе кадилом помахать, ну и так далее.

Когда меня поставили на клиросе читать записки, так я на крыльях летал первое время. Чем баптисты привлекают людей? Тем, что они привлекают всех участвовать в службе. У них служба там примитивная, похожая на КВН, но все таки стараются, чтобы все не дремали участвовали>. Зритель ведь он как? – посидел да ушел.

Конечно не все мои ребята, священниками стали, единицы. Кому то, наверное, нужно и землю пахать?

- А сколько Ваших учеников было рукоположено?

- В Андреевской, в нашей, это уже после собора семеро, восьмой дьякон, два семинариста, два иподьякона, несколько человек готовится к духовному училищу, к рукоположению. Потихоньку так все происходит. На меня иной шумят, во что дом превратил, в проходной двор. Но как иначе то учить. Приходят ко мне ребята домой, а там иконы, лампады горят, дети молятся - и понимают люди, что священство это не профессия. Это важно.

- Много ли учеников пришло к вам из среды образованных людей?

- Я их по этому признаку никогда не делил. Иные у меня из простецов, но такие порядочные. Блаженны чистые сердцем и узрят царствие небесное. Есть и образованные. Отец Игорь Лапшин институт культуры закончил, отец Роман - музыкант, у него вообще два образования, отец Олег офицер, из летчиков я его приобщил, отец Александр - доктор, врачом работал лет пятнадцать. Я с этой интеллигенцией поборолся, по триста поклонов в день ложили. За пять минут опозданий минимум поклонов с нулем, а то и с двумя.

- А если на час опоздал кто?

- Всяко могу, от причастия отлучить могу, непотребными словами отчистить, могу посохом отколотить, а когда нужно и отмечу и оценю. Они все мои люди дорогие, я без них, как бабушки выражаются, не пью ни ем, они мне Богом доверены.

- В последние годы в Церковь пришло много людей взрослых, с устоявшимися характерами, часто изломанными. Трудно приходится?

- Процентов 90 моих прихожанок, до того как в Церковь придти, сделали по одному, по несколько абортов. Если как положено назначить длительную епитимью ставить их у порога, то кто у меня в церкви останется. Милость и истина встретились - правда и мир облобызались, слышал такое выражение? С большим покаянием такие женщины приходят и очень усердно молятся, а эти старые девки... постоянно приходится посохом гонять, ругаются все время, посохом их пустосвяток этих, ничем больше не взять.

Люди то все разные, с кем то построже нужно, а с кем лучше милостью.

...Дети и старики и среднее поколение, разный возраст, разное образование. Анна, Сергий, Николай, Валентина - я 95 процентов прихожан по именам помню, сам на причастии называю, стараюсь каждого заметить и на именины поздравить, я очень люблю их, отличаю. Болеет какой - ходим к нему и молимся о нем, и в магазин сходим. Здесь в церкви подкармливаем нуждающихся, перевезти что нужно - пожалуйста, помогаем друг другу. И учителя и инженеры ходят и техники и сантехники, и из института ходят всякие ходят кому нравится наш уклад, кто любит патриархальность, попов небритых, тихое мерцание лампад, тишину в церкви и строгие поклоны, строгое такое пение, вычитывание аккуратное. Одного смиришь - спасибо, говорит, а другой - чего ты тут, чего учишь, а еще священником служишь, не пойду в эту красивую церковь к этому попу. И не ходи, не ходи.

Меня либо слишком любят, либо слишком отрицают. Если человек в штыки мои правила принимает, он меня сильно не любит, из церкви бежит. А другому нравится так он никогда не уйдет. Равнодушных нет. Это плохо, наверное, но я не хочу себя оправдывать, всякие экумензмы, измы, сатанизмы не принимаю, нововведений не люблю, я консерватор.

- Извините, я несколько вопросов хочу задать, не по теме может, нашего разговора? Сейчас споры идут о том, чтобы на русский язык в богослужении перейти. По душе ли Вам эта идея - можно и не спрашивать. Но мне интересно почему Вы против? Меня самого этот вопрос смущает. Обе стороны веские аргументы выдвигают, с обоих сторон можно найти уважаемых людей в Церкви.

- Когда мы в этот пошлый, бездарный комсомол вступали, так устав наизусь учили. Так отчего же человеку два-три раза не удосужиться прочитать псалтырь и все! И походить в церковь два-три месяца и все! На русском языке, простите, на рынке торгуются и матерятся. А церковно-славянский, это ведь не славянский, он церковный больше. Вот здесь мы сидим за столом, а если стол поставить в алтаре он будет - престол, на тебе одежда, на мне облачение. Ты свою одежду облачением хочешь называть? Нет, потому как не соответствует. Так с чего же мне врать, что не облачение на мне, а особого покроя пиджак или еще что. Кому будет лучше, Христос видите ли мой друг - я тебя люблю, какой то КВН получается. Нам, чтобы все принесли нужно, а мы бы лежали на диване и не поста не Христа вам.

- Старушкам то не выучить церковно-славянского?

- Зато у них вера живая. Вот как я тебя вижу - так они Господа видят.

Пусть догматов они не знают, пусть не понимают чего, посидят, я им потом объясню.

- Хорошо. Тогда другой вопрос. Как вы относитесь к старообрядцам?

- А поморцы?

- Ну божьи старички, что с ними делать, безблагодатно это.

- Но ведь и они настоящие подвиги веры совершали, и многое можно сказать, что свидетельствует о том, что поморцы Богу не чужие.

- Это не их вина, что они родились в этих семьях. Но к Богу то они близки. Я не говорю, что они на пути погибельном и не спасутся. Нет. Но они как-то обедняют свою жизнь тем что таинств у них нет, иерархии. Но все равно с уважением отношусь к старообрядцам. Старообрядцев люблю, а вот сектантов терпеть не могу бритых этих католиков, протестантов.

- И последний, если можно так выразиться, отец Георгий, отвлеченный вопрос. Как Вы относитесь к монархии?

- Да почитатель царственных мучеников, от юности своей я монархист.

Как только пришел в Церковь, с тех пор. Любовь к государю естественно ко мне пришла. Бог Цари и Отечество - три таких главных святыни русского народа. Государь мученик, сколько у него было возможностей покинуть Россию, а он не пожелал народ свой бросить. Почитайте его дневники, посмотрите на его жизнь, как он любил Россию, Церковь, Россия без него - без хозяина.

- Как Вы думаете, почему откладывается канонизация государя?

- Я с болью в сердце отношусь к этому вопросу. Несомненно, эти люди, испившие чашу страданий за Россию, за грехи наши - это жертва принесенная Богу во очищение. Несомненно, государь имеет благодать и дерзновение молиться сегодня у престола Всевышнего. Я в это твердо верю. Но как человек строго православный, поскольку нет на это благословения святейшего патриарха и матери Церкви, буду служить пока молебны о царской семье, не знаю доведется ли когда совершить панихиду.

Это поколение, как я их называю “комсомольцы тридцатых годов” - это потерянное поколение. Мы тоже частично потерянное, но до такой степени. Так вот пока эти люди живы канонизацию провести будет сложно.

- Я слышал, что патриарх дал согласие на то, чтобы Вы стали настоятелем Кирилло - Белозерского монастыря.

- Я временно исполнял обязанности заведующего Спасо - Прилуцкого монастыря, когда не было наместника, и вроде как у меня получилось. Владыка был доволен моей деятельностью и когда речь зашла о Кирилло - Белозерской обители то я сказал, что мог бы, по согласию с матушкой, принять постриг, и с детьми - с мальчиками уйти в монастырь, если это будет угодно Богу. Владыка заинтересовался, было обращение к святейшему, и святейший сказал, что пока дети малолетние, то благословить меня на монашество нет возможности. Но сказал, что пусть дескать этот священник принимает обитель, пока так, а потом пострижем через несколько лет, когда дети подрастут. Не знаю как получится, если Богу будет угодно, то пойду.

- Во сколько лет Вы стали священником?

- В 21 год и 20 лет уже служу. Через того же владыку Дамаскина Господь меня рукоположил.

- А сколько лет Вашим детям.

- Одному десять, другому четырнадцать, а старший в семинарии учится сейчас.