СТЕЗЯ

Наша сегодняшняя беседа посвящена двум проблемам – медицине и женскому монашеству. Дело в том, что игуменья Мария (в миру Валентина Васильевна Воробьева) хорошо известна в Перми не только как настоятельница Свято-Успенского монастыря, но и как врач, педагог, много лет посвятивший местному мединституту. Что заставило ее оставить преподавание, принять постриг – один из вопросов, который мы с матушкой обсудили. Столь крупных женских монастырей у нас в России немного. К сожалению, м.Марии удалось поделиться лишь малой толикой своего опыта. Хотя мы и засиделись с нею допоздна, в условиях командировки особо не разговоришься. Поэтому надеемся, что нынешняя встреча с игуменьей Марией не станет для нас и наших читателей последней.

Врач

– К середине 80-х годов православных, я имею в виду людей воцерковленных, оставалось очень мало. По моим наблюдениям, большая часть верующих, которые сейчас стоят в храмах, пришли в Церковь шесть-семь лет назад. Как давно это с вами произошло?

– Мне всегда был дорог Бог, явного перелома я не припомню. Хотя было серьезное потрясение, связанное со смертью отца. Я тогда училась в институте, всерьез задумалась над смыслом своей жизни и пришла к тому, что православие и медицина достаточно близки друг к другу, что путь мною избран верный. После этого работала врачом в Перми, преподавала, защитила кандидатскую по терапевтическому профилю. Однако, когда мне предложили принять постриг, стало ясно: именно монашество – мой настоящий путь.

Самым трудным было оставить своих студентов в мединституте. В них было столько доброты, в общении с ними мною было пережито немало радостных минут.

И, тем не менее, из медицины я ушла, как мне сейчас кажется, вовремя. Здравоохранение тогда строилось на иных принципах. Врач должен был делать для больного все, что в его силах, независимо от социального положения, образовательного статуса человека. Это было очень близко к христианству, и я благодарю Бога, что работала в те годы на этой стезе.

Сейчас, увы, узаконено другое отношение к больным. Оно строится на экономических основах. Хотя у медика, конечно, всегда есть возможность исполнять библейские заповеди, творить добро, но это перестает быть его долгом, разрушает ту атмосферу подвижничества, которая создавалась у нас веками. Страховая медицина, например, заставляет врача нарушать врачебную клятву, отказывать страждущим, если у них что-то не в порядке с бумагами.

Среди моих коллег было очень много людей самоотверженных, высокого духа. Сейчас им приходится очень непросто.

– Это были верующие люди?

– На этот вопрос непросто ответить. В советское время религиозные убеждения тщательно скрывались, но иногда можно было догадаться. Многих своих коллег я встречала потом в пермских церквях. Врачу часто приходится иметь дело со смертью, вольно или невольно заглядывать за тот край, где начинается вечность.

Я могу рассказать, как умирал в начале 80-х годов один нестарый человек. Жена, симпатичнейшая женщина, умоляла его пригласить священника. Тогда это было редкостью. Владимир Иванович, так звали больного, наотрез отказался. На том, что происходило дальше, можно было убедиться в справедливости утверждения святых отцов о борьбе ангелов и демонов за душу умирающего. В какой-то момент Владимир Иванович посмотрел налево, попытался закричать от ужаса:

– Миллион их, – и с этими словами скончался.

А вот другая история о том, как умирала христианка. Это было в ночь на Пасху, в первом часу ночи, когда в храме начинают петь «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ». Умирающая вдруг проговорила мужу:

– Веня, Венечка, держи меня, я ухожу.

Врач – целитель от Бога, но человек неверующий – был потрясен.

– Куда они уходят? – спрашивал он.

Врачу труднее оставаться атеистом, чем людям других профессий. Помню, как один мой знакомый – замечательный специалист Андрей Андреевич Неугодников – заметил однажды, что во время постов особенно много людей страдает от отравлений.

Иоанна Златоуста спрашивали, все ли болезни от греха. Он отвечал, что не все, но почти все. Медику этого трудно не замечать. Особенно в последние годы, когда священники идут в больницы, когда верующие стали открыто говорить о своем истинном Целителе. Замечено, что после покаяния, соборования, елеоосвящения людям становится значительно легче, они встают иногда от тяжелых болезней.

– Вам приходилось сталкиваться с тем, что болезни передаются по наследству?

– И не только болезни. Есть две категории глубоко несчастных людей – потомки колдунов, экстрасенсов и потомки тех, кто занимался растлением.

К нам обратилась однажды женщина – симпатичный, обаятельный человек. У нее два сына – один, студент университета, попал в психолечебницу. Второй не сегодня-завтра может последовать за братом – очень нервный, агрессивный мальчик. Стали с ней разбираться, откуда это. И выяснилось, что прадед этой женщины содержал увеселительное заведение, где были дамы определенного рода занятий. Из поколения в поколение дети в этой семье платят за этот грех несложившимися судьбами, болезнями.

То же самое у потомков колдунов. Я знаю врача, которую высоко ценят на работе. И в то же время она несчастна, как и ее родители, как и ее дочь, которая тяжело, неизлечимо больна. Дело, возможно, в том, что бабушка моей знакомой занималась колдовством. Мне могут возразить: причем тут бабушки, дедушки, все это уже быльем поросло, да мало ли могло оказаться других причин! Тогда я могу рассказать совсем недавнюю историю, где очень зримо видно, как человек пожинает плоды своих рук.

У нас один педагог в городе стала заниматься секспросветом. Ее предупреждали, что не нужно искушать судьбу. И вот последовала расплата – точно по профилю деятельности этой несчастной женщины. Сначала ее оставил муж, потом дочь пришла однажды утром с, увы, очень богатым жизненным опытом.

Человек, который разрушает над собой покров Божий, предает себя и своих потомков в руки сил, беспредельно ненавидящих людей. Понимания этого у нас почти нет. Раньше родители, занимаясь религиозным воспитанием ребенка, знали, что это первое условие его благополучия в жизни. Сейчас какие-то прямо противоположные идеи на этот счет. Считается, что чем ты хуже, беспринципней, тем лучше устроишься в жизни. Но материальный достаток – это малая часть благополучия. Болезни, разводы, самоубийства, алкоголизм – вот оборотная сторона этой борьбы за существование.

– Бесконечные депрессии, друзья-обманщики и так далее – я тоже знал таких людей.

– Святые отцы говорят, что за живых могут семь поколений предков молиться, если спаслись, если имеют дерзновение пред очами Божьими. Сейчас мы наблюдаем обратное – дети молятся, искупают грехи родителей, в том числе и страданиями. Не мертвые вымаливают живых, а живые – мертвых.

Насельницы нашей обители рассказывают, насколько проще им становится в жизни, когда родители приходят к покаянию. Бес уныния не так искушает, легче становится молиться.

Мы говорили здесь о том, как грехи родителей отзываются на потомках. Но я могу рассказать и о другом. Насколько добродетели родителей отзываются на детях.

Я знаю одну женщину, ей 40 лет. Сын попал под суд, и тут выяснилось, что она беременна. На нее набросились все знакомые, убеждая, чтобы она немедленно сделала аборт. «Не сходи с ума, не вынашивай этого ребенка», – говорили они. Дело в том, что у этой женщины больные почки, и велика была вероятность, что ребенок родится неполноценным. Но она решила рожать. И Господь помиловал ее сына. Ему дали всего год условно, хотя речь изначально шла об очень суровом наказании. Я не знаю, насколько здоровым у нее родится ребенок, но она сейчас твердо верует, что Господь ее не оставит.

Настоятельница

– Матушка, расскажите, пожалуйста, об истории вашей обители.

– Наш монастырь был создан в 1873 году в городе Перми благочестивой семьей Каменских – купцов, выбившихся из крепостных. Один из них, Григорий Каменский, принял здесь постриг. До революции у монастыря было 18 гектаров земли, 3 храма, 27 корпусов, а главное – имелись высокие духовные традиции. Слава об обители расходилась широко. Нас навещали государственные деятели, трижды была преподобномученица великая княгиня Елизавета со своей келейницей и сподвижницей Варварой, которая тоже погибла от рук безбожников и была прославлена. У нас хранятся частицы их мощей из Гефсимании, где они покоятся.

В 20-е годы годы монастырь постигла участь других русских монашеских общежитий. Инокини потом вспоминали – было в обители много цветов, а потом стало много слез. Одной из насельниц в утешение явилась Божия Матерь и предсказала, что пройдет несколько десятилетий и монастырь вновь откроется. Монахини тогда были в такой печали, что не знали, верить ли этому видению. Но так и вышло. От всего имущества остался самый маленький храм, Казанской иконы Божией Матери, и два корпуса уцелели. В одном мы разместились, другой нам отказываются передать. Там сейчас прачечная, несмотря на то, что это архитектурный памятник и что он разрушается на глазах.

– Как вы приняли постриг?

– В Хотьковском Покровском монастыре у мощей преподобных Кирилла и Марии – родителей преподобного Сергия Радонежского. В честь матушки преподобного я и получила свое иноческое имя. Это было семь лет назад.

– Кто были вашими учителями?

– В свое время я очень тесно была знакома с владыкой Иоасафом. В конце 60-х – начале 70-х годов он служил у нас, в Перми, потом переехал в Ростов-на-Дону. Я была тогда студенткой и в общении с владыкой, его окружением получила первые уроки монашеской жизни. Владыка отличался высотой смирения, был прост в общении и имел на нас, молодых, значительное влияние. Это был очень мужественный человек. Будучи болен, он открыл несколько храмов. А ведь то были времена, когда каждая новая церковь могла стоить архиерею сердечного приступа.

Когда в Ростове с владыкой случился инсульт, от нас из Перми поехала ухаживать за владыкой монахиня Тавифа, и я с ней отправилась как медик. Чтобы помочь владыке выйти из тяжелого состояния, необходим был хороший уход. Жили мы на даче у владыки Иоасафа, за Харьковом. Помню, он очень неуверенно ходил и говорил, но я скоро научилась его понимать и стала собеседницей владыки.

Он был очень светлым, любящим человеком. Помню такую сцену. Мать Тавифа уехала по делам. Я сижу в саду, читаю, а есть хочется ужасно. И вдруг смотрю: владыка несет на салфеточке пирожок, булочку. Это было очень трогательно. Сейчас смирение понимается чуть ли не как забитость. На самом деле оно происходит от слова «мир». Это мирное, доброе состояние души, когда не разделяешь людей на врагов и друзей.

Владыка учил, что дьявол предлагает человеку помысл, но пока ты не примешь его добровольно, то не впадешь в грех. Что в самые обаятельные, благочестивые формы облекает сатана грехи, заставляет ополчаться на людей.

Еще говорил: «Грех ненавидь, а человека люби».

– Что вам в возрождении обители дается труднее всего?

– Создавать в наше время монашеское общежитие очень трудно. Не случайно существует расхожее мнение, что в наше время в монастыре, как в миру, а в миру, как в аду. Приходят люди не из XIV века – времени Сергия Радонежского, а наши современники, которые, с одной стороны, не получили религиозного воспитания, с другой – сумели отличить высокое от пошлого и дешевого. Первое загромождает наш путь немыслимыми испытаниями, второе помогает их преодолеть.

В начале нас было семеро. Сейчас за шестьдесят. Долго не могли открыть храм, боролись за него. Правда, уже тогда у нас была церковь на подворье в селе Кольцово. Нам ее без споров отдали – настолько она была обезображена, даже купол отсутствовал. Постепенно ее восстанавливаем.

– Подворье в сельской местности предполагает хозяйство.

– Имеются 30 гектаров земли, скотный двор, где живут коровушки – наши кормилицы. Им очень нравится, когда их крестишь, морды становятся строгими, торжественными, тянутся к тебе. Наши замечательные рыжие коровы.

С этой земли мы кормимся, но дается это тяжело. Один сенокос чего стоит, а сестры наши все больше родом из города.

Впрочем, подворье для нас – это не только хозяйство. Там у нас есть чудотворный образ святителя Николая, к которому съезжаются люди со всей России. Однажды приехала женщина, у нее было онкологическое заболевание, а на руках – малый ребенок. Как она плакала, умоляла святителя... Сейчас здорова.

– Как создается монашеское общежитие, какими правилами вы при этом руководствуетесь?

– Много у нас бывает радостей, много и скорбей. Все сестры очень разные. По образованию, воспитанию, характеру. Чтобы это не мешало, нужна определенная культура отношений, духовные ориентиры. Не хозяйственные ориентиры, это определенно нужно сказать – у нас не колхоз.

– За счет чего достигается единство?

Самое главное – воспитать в себе потребность в Богообщении. В самом начале, еще при создании обители, мы установили, что будем совершать круглосуточное чтение неусыпающей Псалтири. Это то, что делает монастырь крепким. Поначалу, когда нас было всего семеро, мы не могли справиться с чтением, и нам помогали родственники, друзья, мы по часам расписывали чтение. Это первое, на что нужно обратить внимание. И, конечно, для воспитания потребности в Богообщении необходимо неустанно произносить Иисусову молитву.

Что еще? Можно сказать о том, как хорошо бывает занять человека духовным образованием. Современный человек привык читать, получать отовсюду информацию, иметь какие-то горизонты. Если этому не найти замены, то образуется пустота, которая заполняется праздными мыслями. Если говорить о нашей обители, то сестры изучают катехизис, славянский язык, книги Ветхого и Нового Заветов, догматичекое и практическое богословие, жития святых с комментариями.

Очень важно также ежедневное откровение помыслов. В мужском монастыре с этим проще. Там много священников, они исповедуются друг другу. У нас священники просто не успевают всех сестер каждый день исповедать. Поэтому помыслы открываются духовно опытным сестрам. Отсюда возрастание в подвиге, что дается с огромным трудом. У нас живут насельницы, послушницы, инокини, монахини, но можно провести в обители 2-3 года и не стать послушницей.

– Чем отличаются насельницы от послушниц?

– Послушница – это будущая инокиня. А насельница присматривается, пытается решить для себя, является ли монашество ее призванием в жизни. Ну и мы к ней тоже присматриваемся, чтобы избежать ошибок, не дать человеку взять неподъемную ношу.

– Позвольте, матушка, продолжить разговор об откровении помыслов. В чем оно заключается?

– Открытие помыслов в монастыре имеет некоторые отличия от исповеди в миру. Это скорее беседа, в которой человек учится духовному рассуждению. Он раскрывает прилоги греха, не говоря уже о самом грехе, рассказывает о своем духовном состоянии, мыслях, мечтах. Задача – предотвратить грех еще на ранних стадиях. При этом обнажается, как лукавыми советами диавол пытается иногда увлечь сестру. Очень распространено искушение сделать что-то, не задумываясь, а нужно ли это, есть ли у тебя к этому способности.

– А не угнетает ли практика ежедневного откровения помыслов ваших сестер?

– Необходимость считаться с чужой волей – это всегда непросто. Это самый тяжелый труд для души. А когда дается воля обидам, воображению – человек может очень дискомфортно себя почувствовать в общине. И здесь важно, чтобы культура отношений помогала сестрам преодолевать такого рода искушения. Должна быть создана атмосфера любви.

Я могу вкратце сказать, какие помыслы преследуют человека в современном монастыре. Например, появляется вдруг нестерпимое желание съездить домой, убедиться, что там все в порядке. Через несколько дней сестра возвращается совсем не тем человеком, каким уехала. Труды многих месяцев по устроению души теряются. И когда в откровении помыслов сестра рассказывает опытной матушке о своем желании временно покинуть обитель и получает не тот совет, какой ей хотелось бы услышать, угнетает ли это ее? Наверное. Но, вы знаете, Господь, как правило, вразумляет, утишает эту бурю.

Главная цель откровения помыслов – научить человека внимательно относиться к своему внутреннему миру. Прозревать, как много ему в себе необходимо исправить. Когда самосозерцание становится внутренней потребностью, сестра превращается в настоящую монахиню.

– Как относятся родители к решению своих дочерей уйти в обитель?

Некоторые были категорически против. Они не смогли понять глубины своих детей, терзались, терзали. У одной мать приходила, ложилась навзничь и устраивала концерты. Девушка вынуждена была вернуться домой.

– Разве не нужно благословение родителей?

– Если родители немощные, не могут себя прокормить – это одно. Но чаще всего речь идет просто о том, чтобы заставить ребенка жить по своим, далеко не спасительным правилам. Мы знаем из истории, что такие замечательные люди, как свв.Иоасаф Белгородский и Савва Сербский, ушли в монастырь против воли родителей.

У нас, кстати, была история, когда девушка пришла в обитель, а отец пришел следом за ней и стал у нас в монастыре священником. А сначала они с матерью с грустью воспринимали уход дочери.

– Вы говорили, матушка, как на примере владыки Иоасафа учились отличать ложное смирение от истинного. У новообращенных христианок смирение иногда переходит все разумные границы. Перед тобой какая-то буддистка, увлеченная абстрактной идеей, а не христианка. Как вы с этим боретесь?

– Вот как раз откровение помыслов помогает избавиться от этого состояния, как от шелухи. Остаться должно только подлинное. Если человек поглощен спасением, то ему нет нужды демонстрировать всем свою благочестивость.

– С каким жизненным опытом сестер в миру вам труднее всего справляться?

– Очень трудно с людьми, побывавшими в разных псевдорелигиозных, философских движениях, сектах. Им бывает невероятно трудно отказаться от того высокого положения, которое они в своих глазах занимают. Достоинства такого человека становятся нередко в монастыре недостатками. Энергия, ум, душевный опыт питают гордыню. Они не всегда в состоянии прийти к пониманию, что, только переступив через себя, смирившись не внешне, а по-настоящему, человек может достичь подлинной духовности. Важно не то, каков ты в глазах других людей, а кто ты в глазах Божьих.

– Бывают ли серьезные разногласия в монастыре?

– Конечно, разногласия бывают, как и везде, но, как правило, они мирно и благоразумно разрешаются. Вокруг кухни у нас с матушкой Никоной разногласия. Я как врач переживаю за гигиену, а матушка всех бомжей пускает, подкармливает. Мы не против того, чтобы голодных кормить, но не на кухне. Родители по субботам, воскресеньям приезжают – это их шокирует. Мы говорим:

– Мать Никона, ну, люби ты нас не меньше, чем бомжей.

Очень она их любит, опекает. Такие вот шероховатости (матушка Мария смеется – В.Г.). Мы их кормим ежедневно, но не имеем возможности делать это в своем единственном корпусе, стараемся пищу выносить за ворота обители.

– Надо полагать, что жизнь монашеской общины состоит не только из подвижничества. Есть ли место каким-то простым человеческим радостям? Когда вместе собираются более шестидесяти женщин, девушек, я так полагаю, отнюдь не угрюмого нрава, это невольно должно как-то проявляться.

– У нас праздники чуть ли не каждый день – дни рождения, дни ангела, поездки, в Суксун, например, – там святой источник, он ледяной, но не замерзает даже в морозы. А еще подготовка к церковным праздникам и другие радости – вот три сестры недавно на права сдали.

– Обители семь лет. Все ли сестры живы из тех, кто приходил к вам в эти годы?

– Из стареньких матушек отошли к Господу Антония, Лидия, Соломония. Еще сестра Ольга умерла, она приехала к нам с Украины, из Чернобыльской зоны. Уже в монастыре у нее обнаружилось онкологическое заболевание – опухоль мозга. Похоронили мы нашу Ольгу на монастырском кладбище.

Я расскажу, как она уходила. Болезнь развивалась стремительно. Мама к ней приехала, еще здоровой ее застала. В одну из ночей мама подошла ко мне и попросила: «Матушка, посмотрите – Ольга дышит?»

Я подошла, посмотрела – сердце уже не билось.

Примерно в это время одна из наших сестер молилась и, бросив взгляд в окно, увидела, что угол кельи, где жила Ольга, охвачен каким-то необычным светом. Спустя несколько минут к ней вбежали другие инокини с печальным известием.

Когда Ольгу укладывали в гроб, она была прекрасна.

Ее родственники – отец, брат и другие – очень полюбили нашу обитель, приезжают иногда в гости.

– В заключение я еще раз хотел бы вернуться к вопросу о том, насколько сложен переход из мира в монашескую жизнь. Насколько успешно способна современная женщина с ее взглядами на жизнь, многочисленными абортами и так далее жить в монастыре?

– Отцы Церкви говорят, что не должно отказываться от монашества, ссылаясь на тяжесть своих грехов, потому что монашеский чин – чин покаянный. В истории известно множество случаев, когда от пропасти греха люди обращались к Богу, являли величайшее покаяние и становились святыми – преподобная Мария Египетская, преподобномученица Евдокия, преподобный Петр, бывший мытарь, и много-много других. Так что в монастыре есть место для людей разного возраста, с совершенно разным жизненным опытом. Важно, чтобы у человека было глубокое желание послужить Истине, послужить Богу.

В.ГРИГОРЯН

назад

вперед

На глав. страницу. Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив. Почта

eskom@vera.komi.ru