РОЖДЕСТВЕНСКАЯ БЫЛЬ
ПОСЛЕДНЯЯ МОЛИТВА
Мои дед и бабушка не были кержаками и старообрядцами. Но держались они строгих правил. Хотя, если рассудить, это в наше время так кажется, что строгости какие-то, а в ту пору... Вот, например, сейчас многие думают, что народное празднование Рождества – это всегда колядки, пляски, веселье без границ. Мол, никаких там строгостей. Верно, колядки испокон веков были. Да только надо уточнить – это не «народный» обычай, а всего лишь молодежный. Старики-то обычно в них не участвовали.
Расскажу я о своем деде. Любил он в обыденной жизни природу своего Верхне-Вычегодского края. Был, по рассказам моей матери, большой любитель поохотиться в тайге, порыбачить на озерах в долине Вычегды, любил собирать лесные дары. А был еще молитвенником. Колядочников же не любил и говорил, что бесовские игры все это, и не случайно, мол, после ихнего прихода в избе и во всех подсобных помещениях, даже в бане, какой-то дурной запах чувствуется, а все домашние животные и птицы становятся нездоровыми, вялыми, хоть на убой их всех. Говорил: «Они, колядочники, носят с собой нечистый дух, а нам надо Сына Человеческого присутствие». Может, и слишком строг был, да уж такой.
По обыкновению, перед рождественской ночью после обеда выходил дед мой на крыльцо, брал коромысло, засовывал его в запорное кольцо двери и оставлял там в подвешенном состоянии. Это значило: дома нет никого. Через хлев или сарай заходил в избу, занавешивал половиком окна – делал светомаскировку, как в войну. Потом ставил на стол перед красным углом с иконами корытце, устанавливал на корытце светец, заряжал его сухой березовой лучиной – и с бабушкой, красиво одевшись и прихорошившись, становился перед иконами молиться. Бабуля была в сарафане с национальными узорами, принаряженная и причесанная чесалкой; а дед мой в белой льняной рубашке, опоясанной ручной работы поясом, в домотканых шерстяных штанах и тоже причесанный чесалкой – с благообразной головой и бородой. Бабуля становилась слева перед иконой Божией Матери, а дед справа – перед иконами Иисуса Христа и Николая Чудотворца. И, тихонечко говоря молитву, молились они всю ночь перед иконами и горящей лучиной.
Колядочники, видя темные оконные проемы и коромысло в дверях крыльца, не беспокоили их. А утром, после завтрака, дед с бабулей и детьми шли в церковь на Божественную литургию, после которой сидели с родственниками в семейном кругу с разговорами на житейские темы, воздерживаясь от хмельных напитков.
А молодежь колядовала вовсю. Готовились они задолго до рождественских дней. Воевода делал разукрашенную звезду, его товарищи – маски с мордами разных зверей. Находился заядлый комедиант, который специально после Ильина дня ходил к ночи в лес – старые пни потрошить, чтоб найти фосфорическим светом светящие трухлятины. Этой трухлятиной с помощью крахмального клейстера он штукатурил лицо, чтобы в рождественскую ночь явиться в образе покойника. Почему-то считалось, что именно он, усопший, «явившийся с того света», должен сообщить людям, что родился Иисус – Спаситель земного мира. И вот они со звездой, с масками-мордами разных зверей и с этим светящимся «покойником» вламываются с улицы шумной толпой в деревенскую избу. Хозяева приветствуют их пирогами да колобками, а они требуют чего послаще. Да откуда сладкое у крестьянина, кроме пареной репы? Тут уж колядочники устраивают такой кордебалет, много хуже буги-вуги. Эх, не нужна хозяевам-старичкам эта постановка молодых людей. Деду и бабуле помолиться бы в тишине...
Сто лет назад, в 1900 году, недалеко от Усть-Кулома, у ручья Утка-шор, дед мой построил часовню. Была она очень нарядной и красивой. Внутри ее устроил ванну из плиточных камней, куда поступала вода из ручья по специальному желобу. Сельчане крестным ходом ходили сюда на праздники, те, кто болел наружными болезнями, принимали ванну, обливались освященной водой – и получали исцеление. Так было до Рождества 1934 года. К тому времени народ вообще веру потерял, на Новый год – в самый Рождественский пост – многие пьянствовали, богохульничали. И вот сельчане передают деду весть, что после Нового года на месте часовни в Утка-шоре было большое зарево. Видимо, сгорела часовня.
Дед мой немедля достал с чердака свои охотничьи лыжи и напрямую по лесу побежал туда. Часовни не было. Даже головешек не
увидел – снегом замело. Разрыв сугроб, поднял дед икону Николая Чудотворца, перекрестился и потихонечку пошел с ней обратно домой. И тут вдруг почувствовал боль в груди...
Придя домой, лег на кровать. Невестка Анна изготовила из лекарственных трав отвары, давала пить ему, но легче не становилось. Егор Иванович умирал в чистенькой комнате своего дома недалеко от устья реки Кулом. В комнате было тихо, пахло травами и легкой свечной гарью. Кровать была передвинута по просьбе умирающего ближе к окну. Егор умирал, не теряя речи и памяти. Правда, от удушья и слабости он говорил редко и едва слышно, да головокружения часто и незаметно переходили в неопределенное состояние, отчего память накрывалась какой-то зыбкой завесой.
Наступал предрождественский вечер.
– Анна... Ты это, коромысло-то... упри, – вдруг ожил умирающий и слабо махнул рукой в сторону сеней.
– Да что ты, папаня, кто ж к нам придет?
И верно, все в селе знали о болезни старика, так что колядочники и так обошли бы его избу стороной.
Кряхтя, слез дедушка с кровати, попросил подать ему чесало...
Он стоял на коленях перед иконами. Потрескивала лучина, тишина была заполнена беззвучной молитвой. Дед молился молча. На расчесанную бороду скатывались слезы – светлые, щемяще радостные слезы. Это было последнее его Рождество в земной жизни.
Дедушка прожил еще два месяца – до первого теплого солнечного луча. Мартовским утром заглянуло в их избу солнышко. Он хотел протянуть руку к окну, но рука упала на подоконник. «Благодарю Тебя, Господи! Великий грех!» – шевельнул дед губами. Наверное, он вспомнил о каком-то своем грехе и получил прощение. Анна ласково, как дитя, глядела на умирающего тестя, дыхание которого становилось все более прерывистым и коротким, а потом совсем остановилось. Отпевал покойного сельский проповедник (церковь была закрыта, а священник сидел под надзором милиции). Хоронили уважаемого на селе человека многие его односельчане и вся родня. Хоронили на кладбище Утка-шор. На кресте было написано просто: «Раб Божий Егор Иванович Липин. 1840-1934».
П.ЛИПИН
г.Сыктывкар
| назад |
| вперед |  |
