| ПАЛОМНИЧЕСТВО
ПЕШКОМ В ХОЛМОГОРЫ «Ваши скорби – мои скорби», – говорил старец Варнава В этом году исполняется 290 лет со дня рождения Михаила Васильевича Ломоносова. Со школьной скамьи каждый из нас знает, что девятнадцатилетним юноше Михайло Ломоносов в лаптях ушел за знаниями в Москву.В Холмогорах гор нет «В Холмогоры, в Холмогоры...», – напевает под нос водитель рейсового автобуса «Архангельск – Холмогоры», на котором я еду в это старинное село Архангельской области – на родину Ломоносова. За десять километров до Холмогор покидаю автобус, чтобы оставшуюся часть пути пройти пешком. Хотя бы так отдать дань уважения великому соотечественнику. День выдался по-летнему солнечный и радостный. Перистые облака проплывают высоко в небе. Я радуюсь солнечному дню и птичьему пению, глядя, как вдали пылит удаляющийся автобус. Внизу под холмом виднеются какие-то домики, наверное, Холмогоры. Подхожу: колючая проволока, заборы. Как оказалось – это колония строгого режима. «До Холмогор еще десять километров», – отрапортовал встретившийся военный. Поднимаюсь на высокий бугор, и с него вдали на холмах открывается большое селение, а над ним в небе парит красивейший пятиглавый собор: «Ну, это точно Холмогоры». Сворачиваю с дороги и, взяв курс прямо на храм, иду через холмистые ромашковые поля.
Кто послал эту чайку предупредить меня? Кто, если не холмогорские святые ведут меня сейчас по освященной их молитвами земле? Где и поныне они невидимо пребывают в небесных селениях, молятся за нас, грешных. Перед поселком табличка извещает меня, что и это еще не Холмогоры, а Матигоры. «До Холмогор еще пять километров», – сказала встретившаяся бабуля. Впрочем, Холмогорами здесь издавна называют целую сеть поселений, расположенных на возвышенных местах по берегам Северной Двины. Так что и Матигоры, и Ломоносово, и еще два десятка поселений вокруг – все это Холмогоры. Никаких гор в привычном понимании здесь нет. Северная Двина в этом месте разлилась на множество рукавов в ширину на 16 километров. Все поселения расположены на низинных заливных островах, окруженных со всех сторон водой. Сообщение между ними раньше было только по реке, да к тому же и все жители раньше занимались рыболовством. Из Холмогор вышло много знаменитых мореходов. «Горой» они называли любой берег, который выше воды. «Поднять карбас на гору» значило вытащить его на берег. «Идти горой» – идти берегом. А холмов здесь действительно много. Как раз на самом высоком холме («мати», то есть большой) и расположились Матигоры. На целых два километра растянулось это село вдоль одного из рукавов Северной Двины. Величественный Воскресенский храм расположился на самой верхушке «горы» – на берегу реки с противоположной стороны Матигор. Золотые купола сверкают на солнце, золотом блестят кресты. «Господи, какая красота! Что за чудный храм Божий!» Вот он уже совсем превратился в огромного чудо-богатыря, упирающегося шестью главами в высокое небо. Солнце радуется вместе со мной этому благолепию. Могила старца Варнавы
Рядом на другой дощечке еще одна надпись: «Завещание старца иеромонаха Варнавы (Гоголева). К стволу елки прислонен старый деревянный крест, возле него еще одна надпись: «Этот крест был установлен на могиле старца Варнавы в 1933 г. духовными чадами: монахиней Маврой, Юрием Александровым, монахиней Серафимой. Крест был освящен протоиереем Аполлинарием». Странный батюшкаОбхожу вокруг храма, всюду в землю вросли старинные каменные надгробия. Сразу за алтарем свежая могилка, убранная цветами. На кресте скромная надпись: «Огурцова Анастасия Никитична 20.11.1903 – 31.X. 1996». Подхожу к домику рядом с храмом. Из него выходит добрейшего вида пожилой мужчина с небольшой бородкой. Почему-то догадываюсь, что это не священник. «Батюшка здесь?» – спрашиваю его. «Здесь. Сейчас он выйдет». Следом выходит странный мужчина в шляпе и без бороды. Ничего в его облике не говорит, что это священник: миниатюрно подстриженные усики, длинные бакенбарды, щегольская мирская одежда, лакированные туфли... Подхожу к нему под благословение, представляюсь, прошу уделить немного времени: «Нет-нет, мне некогда, я уезжаю в Архангельск. Вам заранее надо было предупредить меня о своем приезде». Говорю о своем благословении, пытаюсь шутить, что работа корреспондента полна неожиданностей: не знаешь, куда в следующий миг Господь пошлет. Но батюшка неумолим: «Нет-нет, сейчас я никак не могу, приезжайте через неделю на службу». Дает наказы провожающим его – старосте и сторожу. Я тоже провожаю священника до машины. «А вот почему вы против экуменизма? – неожиданно спрашивает меня о.Александр. – Разве католики или протестанты не спасаются?» Застигнутый врасплох столь странным вопросом, я начинаю что-то отвечать. А около машины спрашиваю о.Александра: «Быть может, вы меня подвезете до дороги на Холмогоры?» – еще надеясь поговорить с ним по пути. «Да здесь рядом, вы пешком дойдете», – сел в машину и уехал, оставив меня в полном недоумении. Я перепугался, вдруг подумав, что это чужой священник. – Это чего, не наш, что ли, батюшка? – спрашиваю у сторожа. – Да наш, наш, – успокаивает он меня, – он уже тридцать лет как священник, очень хороший батюшка. – А почему без бороды? – Вот этого не знаю, – пожимает плечами старик, – так ему, наверное, лучше. – И сколько о.Александр здесь служит? – Уже четырнадцатый год. – И что, много людей приходит к вам на службы? – допытываюсь у сторожа. – Здесь, видишь, в деревне мало ходят, больше городских приезжает – из Архангельска, из Северодвинска, особенно много на праздники бывает. – О.Александр, наверное, в городе где-нибудь еще служит? – Нет, он там преподает в институте религию, а раньше служил напротив Лявли в деревянной церкви, она сгорела. В Архангельске нам все завидуют. Почему, говорят, такой священник в деревне служит? Здесь до него десять священников было, так он самый лучший из них. Он еще прибаливает немного, лекарства все время принимает. Потом еще много хорошего рассказывал про о.Александра церковный сторож Леонид – так он сам мне представился. Леониду 64 года. Как я потом узнал, он уже пятнадцать лет служит при храме вместо дьякона. Живет в сторожке как монах. А незадолго до моего приезда храм матигорский обворовали. До этого воры приезжали «в разведку», представлялись журналистами, все выспросили, все разузнали, а потом стащили самые ценные иконы и церковную утварь. Наверное, поэтому так настороженно и встретил меня священник. Этот богатый старинный храм после войны обворовывается уже десять раз. Как тут не бояться прихода новых людей? Помощь по молитвам старцаСпрашиваю у Леонида про старца Варнаву. – Отца Варнаву я сейчас постоянно поминаю, – отвечает он. – Почему вы его поминаете? – Как почему? Потому что он – святой. – Разве он прославлен? – Про него в книжке написано «Далекий путь». Он сюда был сослан из Москвы. Здесь, возле Матигор, деревня, недалеко от храма, он там комнату снимал. А поминаю я его вот почему. У меня рука заболела. Неделю сильно болела, ныла, ныла, вроде как судорогой тянуло. Не знал, чего делать. Пришел на могилку, перекрестился, руку на могилку положил, сказал: «Старец Варнава, помоги!» – и у меня в тот же час рука болеть перестала. Тут он многим прихожанам помогает. Постоянно к нему приходят. О старце Варнаве после его смерти в 1933 году местные хранили память, а потом постепенно стали забывать, кто здесь похоронен. Деревянный крест подгнил и упал, его поставили рядом с могилкой, около елки. Табличка с креста потерялась, но местные жители знали, что на этой могилке происходят исцеления, приходили сюда со своим горем и болезнями. Настоящее почитание старца началось только с 1998 года, когда из Москвы в Матигоры приехали родственники духовных чад старца. Они нашли его могилку, открыли и освидетельствовали мощи, которые находились в полуметре от земли, установили новый крест и оградку вокруг могилки, написали таблички, чтобы все приходящие знали, что за старец здесь похоронен, привезли книги о нем. Отец Александр отслужил по о.Варнаве панихиду, и сейчас он постоянно поминает его на службах. Поминают его и в других храмах Архангельской епархии. А жизнь этого любвеобильного старца, полностью отдавшего свою жизнь на молитвенное служение Богу, необыкновенна. В 1996 году в Москве была выпущена книга «Далекий путь», собравшая свидетельства духовных чад старца Варнавы. Где бы они ни находились, какие бы трудности ни переносили, везде писали друг другу письма, отправляли посылочки, поддерживая друг друга духовно. Старец был той скрепой, которая соединяла их в одну большую семью. Самое необыкновенное в этом рассеянии оказалось то, что духовные чада старца Варнавы, пока тот находился в заключении в Архангельске и Матигорах, приезжали к нему на свидания, преодолевая при этом неимоверные трудности, и принимали у него тайный монашеский постриг (в свое время старец постриг будущего Патриарха Пимена). И после того, как они отбыли сроки заключения, духовные чада старца собрались вместе и жили в деревянном домике в Подмосковье. После смерти о.Варнавы духовное окормление над его чадами взял на себя один их духовных детей старца – о.Сергий Савельев (он же составил книгу об о.Варнаве), также принявший тайный монашеский постриг в ссылке от епископа Марийского Леонида (Антощенко), с которым находился в одном лагере в Архангельской области на строительстве железной дороги Пинюг – Сыктывкар. * * * В большей степени стараниями о.Сергия Савельева, а тогда еще просто Василия Петровича Савельева, в Москве из молодых образованных людей, увлекшихся идеями русской религиозной философии, в 20-е годы и была создана православная община, искавшая ответы на вопросы ума и души в святоотеческой мудрости. Эти молодые люди не отступили, не сбились с пути в своих исканиях и, когда пробил час испытаний, до конца испили чашу скорби, приобщившись к страданиям распятого Христа. Члены общины называли себя «тихоновцами» и очень близки были к первосвятителю. На похоронах Патриарха Тихона Василий Савельев был одним из распорядителей. После ареста нового Главы Русской Церкви, владыки Петра, община стала поддерживать его заместителя митрополита Сергия. Нам не известно, как отнеслись Василий и его единомышленники к Декларации. Но разрывать молитвенное общение с митрополитом Сергием, как это сделали в то время многие, они сочли не спасительным. Избрали срединный, царский путь. Ангелоподобный старецДля семидесятилетнего старца Варнавы северная ссылка стала той Голгофой, на которую он взошел вместе с Христом, оставшись навечно лежать в северной земле. Архимандрит Сергий в книге о нем отзывается следующими словами: «Отец Варнава был старец небольшого роста, худой, с умными, светлыми, добрыми глазами и большой седой бородой. Таких ангелоподобных людей мало на земле». До революционной смуты старец Варнава спасался в ските Параклит (Святого Духа Утешителя) Троице-Сергиевой лавры, известного своим строгим уставом. В него не допускались женщины, а для насельников была обязательной ежемесячная исповедь. Он со смирением переносил там подвиги пустынножительства, вел полную лишений отшельническую жизнь. Был очень скромен и любим всей братией, которая не раз просила его принять священство и быть их духовником, но о.Варнава всегда смиренно отказывался, выражая твердое желание окончить свою жизнь простым монахом. Однако Господь призвал его к священству тогда, когда он менее всего этого ожидал. * * * До раскола члены общины Василия Савельева ходили в храм Грузинской Божией Матери в Москве, где служил протоиерей Сергий Голощапов, бывший ранее профессором Московской духовной академии. После раскола о.Сергий Голощапов стал непримиримым противником митрополита Сергия, и Василий с друзьями были вынуждены покинуть этот храм и искать себе другого духовника. Им и стал Варнава, который в связи с расколом в Церкви говорил: «Кто отходит от митрополита Сергия, тот отходит от Святой Церкви». Он благословил членам общины для их церковного устроения обратиться к правившему Московской епархией архиепископу Филиппу. Этот владыка встретился со всеми членами общины, проявил к ним большое сочувствие и понимание и в знак своего расположения благословил «параманом». Так называется небольшой плат с изображением Креста Господня и со словами: «Аз язвы Господа нашего Иисуса Христа на теле моем ношу». Плат возлагается на человека при пострижении в монашество и носится монахом под одеждой на спине. Это благословение архиепископа Филиппа оказалось пророческим. Все члены общины понесли страдания за Христа и приняли монашеский постриг. После этого община стала окормляться в небольшом храме святых бессребреников Космы и Дамиана на Ильинке в Москве. Колокольня и часть храма к этому времени были уже разобраны, в начале 20-х годов храм практически пустовал. К этому времени скит «Параклит» был закрыт, и членам общины удалось вывезти старца Варнаву в Москву. Вскоре архиепископ Филипп призвал о.Варнаву к себе и сказал: «Тебе, старец, надо принять священство!» Батюшка пал ему в ноги и со слезами промолвил: «Благослови, Владыко, на послушание». Так Господь призвал старца-пустынника к священству для служения в самой гуще мирской жизни. Владыка рукоположил его в дрогомиловском соборе. «Никогда в стенах этого величественного собора, – вспоминает архимандрит Сергий (Савельев), – не совершалось посвящение такого старца-пустынника». В узахНочью 29 октября 1929 года пятерых членов общины вместе с о.Варнавой арестовали и отправили в Бутырскую тюрьму. Вот как свое заключение описывает о.Сергий (Савельев): «Камера, в которой оказался я, была довольно большая. Посредине камеры был кирпичный столб. Вокруг столба и вдоль стен – сплошные нары, между нарами очень узкий проход. Количество арестантов постоянно менялось. Одних уводили, других приводили. В отдельные дни камера переполнялась до такой степени, что лежать на нарах можно было только на одном боку... Камера была наполнена самыми различными людьми. Уголовников почти не было. Большинство были люди интеллигентные. В то время проходила борьба с «вредителями», и поэтому в камере находилось много инженерно-технических работников. Среди них были металлурги, работники авиационной, бумажной промышленности и другие. Помнится, главный инженер бумажной промышленности, вернувшись однажды с допроса, с отчаянием и в то же время с каким-то странным облегчением сказал мне доверительно: «Подписал, все подписал, нет больше сил»... Все заключенные были дружелюбны друг к другу и откровенны... Пришлось мне встретиться в камере и с церковными людьми, их было двенадцать человек. Все мы, служители Церкви и верующие, отражали печальное положение, которое было в Православной Церкви. То было время ожесточенной борьбы части церковного общества с митрополитом Сергием. Эта же борьба вспыхнула и у нас. Почти все священнослужители в камере были противниками митрополита... Быть противником митрополита Сергия в то время было соблазнительно, так как в представлении многих людей он был предателем Церкви. Доставалось и мне от них: «Вам-то что, – обычно слышал я, – вы с митрополитом. Вы для власти свой человек, вас скоро выпустят. Вот наше дело другое». ...В конце декабря меня вызвали и зачитали приговор: пять лет заключения в исправительно-трудовом лагере... Когда я вернулся в свою камеру, иеродьякон Серафим, увидев меня, поспешил сказать, что его осудили на три года в лагерь. Сказав это, он безнадежно покачал головой. – Не горюйте, Бог не без милости, – утешил я его. – Хорошо вам так говорить, – сказал он, – вы в ином положении, вы с митрополитом, они это знают и вас выпустят. А я против митрополита, и за это меня осудили. Когда он узнал мой приговор, то изумленно воскликнул: «Как так? За что же вас осудили?» «За грехи», – ответил я». Пойте, пойте, дорогиеЖенщины из церковной общины старца Варнавы попали в камеру с уголовницами. Матушка Евфросинья вспоминает: «До нашего прихода в камере было сорок человек «уголовниц» и пять политических. Уголовницы вели себя ужасно, вплоть до того, что как-то надзирательницу, открывшую дверь, ударили по лицу крышкой от «параши». За это строго была наказана вся камера... В течение двух-трех дней после нашего прихода состав изменился. Немало было верующих. Уже в один из первых дней мы, собравшись в кучку, стали тихонько петь: «Не имамы иныя помощи...», «Под Твою милость...» и т.д. Были хорошие голоса, особенно два альта. Однажды кто-то заметил, что в «глазок» смотрят. Мы замолчали и вдруг услышали голос: «Пойте, пойте, дорогие. Я вам постучу, если нельзя будет». С этих пор мы уже не стеснялись. Всенощная, обедница, акафисты Сладчайшему Иисусу, Матери Божией, преподобному Серафиму, Михаилу Архангелу, Георгию Победоносцу пели на память на распев. Конечно, это было не сразу и не в первые дни, а постепенно...» Три года лагерей получил старец Варнава и был выслан в Архангельск. Там через пять месяцев заключения его нашли два других члена общины: Душенька (младшая сестра архимандрита Сергия Евдокия Савельева, впоследствии монахиня Евфросинья) и Юрий Александров, сосланные в Архангельск. Ваши скорби – мои скорбиВот какое письмо, полное любви, написал старец Варнава при встрече со своими духовными чадами Василию Савельеву в лагерь в Пинюг: «Милый и дорогой мой Васенька. Шлю тебе свое благословение, и несчетно целую тебя, и от всей души желаю тебе доброго здравия и всякого благополучия, а наипаче всего вечного спасения и молю Господа Бога, да поможет тебе милосердный Господь великодушно перенести сие испытание. Я очень о тебе соскучился и очень скорблю о том, что ты так далеко находишься от нас. Но духом моим и любовью я всегда с тобою пребываю и ни время, ни пространство не могут нас разделить... Дорогой Васенька. В тюрьме я находился пять месяцев, и, великое благодарение Господу Богу, я духовно чувствовал себя хорошо. Вся моя скорбь заключалась в том, что я болел сердцем о тебе, дорогой мой, и обо всех моих остальных чадах... Ах, незабвенный и милый мой Васенька. Кабы были у меня крылья, так и слетал бы к тебе, и обнял бы тебя, и насладился бы видом твоим и твоею пресладкою беседой! (На этом месте, дорогой мой брат – пишет сестра о.Сергия Душенька, писавшая под диктовку это письмо старца своему брату – батя поник головой и из глаз его обильно потекли слезы)... Но что делать, надо покориться воле Божией с благодарением и терпением, ибо она благая и совершенная... Призываю на тебя благословение Божие и заступление Царицы Небесной. Остаюсь всегда благодарный и преданный тебе и безгранично любящий тебя твой Варнава». Такие письма, полные нежной любви, старец Варнава писал и другим своим духовным чадам, обогревая их своей любовью и утешая в скорбях. Завещание старцаВ марте 1933 года кончился срок ссылки о.Варнавы. Духовные чада нашли под Архангельском рядом с собой для него отдельную комнату, светлую и теплую. Но документы старцу задерживали, поджидали весны. Его здоровье было совсем подорвано, он сильно заболел и не мог ходить. Однако и в болезни старец продолжал молиться за своих близких, писать им письма и утешать их. За семь месяцев до своей кончины он пишет завещание и просит разослать его после своей смерти своим духовным чадам. Текст этого завещания, начинающегося словами «Любовь моя к вам, превозлюбленные мои о Христе чада, вечна и безгранична» ныне и написан духовными детьми старца на его могилке. За несколько месяцев до смерти он собственноручно заготовил письма, в которых извещал о своей смерти близких. После его смерти духовным сыном старца Юрием Александровым в них была проставлена дата, и он разослал их всем близким о.Варнавы. Незадолго до смерти он соборуется матигорским протоиереем о.Аполлинарием. На 25 марта назначает приезд в Матигоры своей духовной дочери Ирины для ее монашеского пострига. 12 марта он пишет письмо своим духовным чадам в Архангельск: «Дорогие и превозлюбленные мои дщери о Господе. Шлю вам благословение и молю Господа о вашем здравии и спасении. Когда поедет ко мне Ирина, то прошу ее не привозить мне ни конфет, ни сухарей, ни рыбы. Привезите мне яблочной пастилы, а если ее нельзя достать, то яблоков или яблочного варенья, ибо меня сильно мучает жажда. Простите, что мало написал. Я в настоящее время очень болен. Прошу вас, помолитесь обо мне. Затем вручаю вас всех крепкому заступлению Царицы Небесной. Остаюсь вечно и безгранично любящий вас о Господе Варнава». 30 марта старец посылает за монахиней Маврой, жившей у Воскресенского храма в Матигорах, которая и стала единственным свидетелем его смерти. Позже она написала духовным чадам старца письмо, где сообщила подробности его кончины: «Дорогие сестрицы! Извещаю вас о смерти батюшки отца Варнавы, вашего и моего духовного отца. Он скончался 30 марта в 3 часа дня, в день памяти Алексея Божия человека. Я – великая грешница, но, по милости Божией, сподобилась быть при его кончине. Последние десять дней он ничего не мог есть. Только мучила его жажда. За полчаса до смерти он прислал за мной в церковь. Когда я пришла к нему, он сказал: «Где же ты делась? Мне эта ночь за три года показалась. Трудно мне. Почитай Псалтырь. Поминай о здравии. Разложи Псалтырь на три дня». Я как услышала эти слова, заплакала: «Батюшка, вы умираете?» А он ответил: «Жду смертушку, как дорогую гостьюшку» – и улыбнулся. Я начала читать, а через полчаса он испустил дух...» Похоронили старца слева от храма у елки. Хоронили ночью, потому что днем нельзя было хоронить заключенного в церкви да еще с отпевом по полному монашескому чину. Позже на могилку о.Варнавы из Архангельска приехали его духовные чада и установили деревянный крест. * * * С тех пор прошло 65 лет, и вот в Матигоры из Москвы 28 марта 1998 года в Великий пост приехал родственник одной духовной дочери старца – Гурий Микита. Три часа он ходил вокруг храма по снегу на двух привязанных к ботинкам поленьях в надежде отыскать могилку старца, но так ее и не нашел. Он прихватил из Москвы большой портрет о.Варнавы и стал искать место, куда бы можно было его установить. «Мне понравилась елка, – вспоминает Гурий. – К ней и привязал православный деревянный крест, и прибил икону Сергия Радонежского и портрет старца, на пне рядом поставил лампаду, отметив таким образом наугад место его упокоения. Сторож Леонид Васильевич посоветовал мне съездить к старосте Елене Николаевне Головиной... «А вы знаете, здесь у елки и стоял тот крест с медной табличкой, которая не сохранилась», – сказала она. Я обрадовался неописуемо, что, сам того не ведая, установил крест, икону и портрет старца на его могиле». * * * ...Уходил я из Воскресенского храма окрыленный. Путь мой лежал в Холмогоры, о чем расскажу в другой раз. До самых Холмогор храм в Матигорах был виден с дороги, и с этой стороны он смотрелся еще прекраснее. Внизу под ним несет свои тихие воды голубая река, а храм стоит на ее высоком левом берегу – самом высоком месте Мати-горы, возвышаясь над всей окрестностью, вот уже более трех столетий славя Воскресение Господа нашего Иисуса Христа. Е.СУВОРОВ
На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта |
Перед самым селом течет речка, перегороженная плотиной, над полями кружат и пронзительно кричат огромные белые чайки. Они зависают над землей, как альбатросы, и долго парят на одном месте в восходящих потоках воздуха. Одна из них пикирует прямо на меня, подлетает к самой голове, пронзительно кричит и взмывает высоко в небо. Так повторяется несколько раз. «Что? Что такое случилось? Что ты хочешь мне сказать?» Оторвав голову от неба, смотрю под ноги и вижу, что полиэтиленовый пакет мой прорвался. Из него уже наполовину вывалились все мои вещи. «Вот оно что!» – возвращаюсь назад, собираю по полю свои записные книжки, диктофон.
Вхожу в церковную ограду, и ноги сами ведут меня к могиле старца Варнавы, расположенной с левой стороны храма, рядом с большой, одиноко стоящей елкой. И елка, и могилка окружены металлической оградкой. На могилке на металлическом кресте портрет старца. Рядом на табличке написано:«Старец иеромонах Варнава (Иван Михайлович Гоголев) из скита Параклит близ Троице-Сергиевой лавры (1860 г. – 30 марта 1933 г.) 17 августа 1998 года при установке креста были найдены нетленные косточки старца Варнавы. О чем составлены акты их освидетельствования. Хранятся эти акты в Свято-Воскресенском храме в Матигорах и храме Святого Духа в Холмогорах».
