ПАЛОМНИЧЕСТВО
СТЕФАН ИДЁТ!
В предыдущем выпуске мы рассказывали об истории коми села Иб. И вот недавно, 8 мая, в эту святую землю, где проповедовал святитель Стефан Пермский, из Сыктывкара отправился крестный ход с его иконой. Нынешний ход проводится в седьмой раз. Вместе со всеми пеший путь (55 километров) одолел и наш корреспондент. Ниже печатаем его заметки.
Исповедь
Всего 33 часа длился Стефановский крестный ход. Туда – пешком, обратно – автобусом. Чуть больше суток нас не было в городе. Но вот мы вернулись, а город... не тот. Как он мог измениться за столь короткое время?!
От вокзала к моему дому ведет широкая улица, именуемая Коммунистической. Она залита теплым весенним солнцем. Но лица у прохожих почему-то пасмурные, жесткие, а некоторые даже злые. В киоске, где продают пиво и сигареты, кто-то по-звериному рычит и воет в такт механическому ударнику. «Это из динамика», – успокаиваю себя, иду дальше, и растерянность – а не сошел ли город с ума? – постепенно рассеивается. Я вливаюсь в эту толпу, в эту жизнь...
Так бывает после причастия. Выходишь из храма чистый, обновленный, и пока идешь к дому – начинаешь «приходить в норму», становиться как все. Так же бывает и после паломничества к святыне. Помню, один из священников, возглавлявших крестный ход, на привале старался ободрить нас, уставших пилигримов: «Тяжело идти, мозоли жгутся? Ничего, ничего, пострадайте. Вам за это часть грехов простится, как на исповеди». Крестный ход, да и любое паломничество, – это исповедь Богу. И, как водится после отпущения грехов, они – грехи, – словно выбитая из ковра пыль, вскорости вновь опускаются на душу серым облаком.
Сейчас, за этой серой пеленой, уже многое поблекло из пережитого. Остались обрывки чувств, отдельные картины. Ими и хотел бы поделиться с читателями.
Петрович
7.30 утра. Местечко Кируль в Сыктывкаре. Я забрался на колокольню Вознесенского кафедрального храма и высматриваю, когда крестоходники двинутся в путь. Сверху колонна паломников кажется столь маленькой, «несерьезной», что приходится зачехлить фотоаппарат – кадр не годится. «Двинулись!» – кричу матушке Лидии, застывшей у колоколов, и кубарем скатываюсь вниз. Начинают звонить колокола, голова колонны сворачивает на проезжую дорогу, но в числе последних я успеваю подойти под благословение к епископу Питириму. Как родитель, провожающий детей, он крестит удаляющуюся колонну широким архиерейским крестным знамением...
Среди паломников почти нет знакомых лиц. Много молодежи, парней, из которых выделяются казаки в камуфляжной форме. Они специально приехали из Ухты сопровождать колонну.
Пристраиваюсь к Анатолию Петровичу Сакову – старейшему работнику нашей редакции. Он давно уже на пенсии, пережил инсульт, сейчас живет в Москве. И вот, приехав в родной город на недельку, попал в крестный ход. Идти ему явно трудно.
– А еще недавно бегом бегал, – вздыхает Петрович, – каждое утро вставал на пробежку. В 86-м году, помню, решил я впервые на Пасхе побывать. Думал так: отмотаю свои утренние километры и в храм забегу, чтобы все было заодно. И вот прибегаю где-то в семь утра, а храм закрыт, служба уже прошла. Стою у дверей в спортивных трусах, в майке, чего-то жду... Эх, и темный же я был!
Впереди блистают на солнце ризы священников, небесная синь стеклянно позванивает от рокота наших голосов, поющих «Христос воскресе из мертвых», и Петрович плачет.
– Извини, – оправдывается он, – это теперь у меня часто. Что-нибудь хорошее увижу – и сразу слезы наворачиваются.
Вот уже кочпонский Казанский храм позади (на фото справа), минуем черту города, и мы с Петровичем начинаем отставать. Ноги ему совсем отказывают, но старый журналист хорохорится: «Ну, я еще не самый последний». Действительно, за нашими спинами бредет какая-то старушка в высоких резиновых сапогах, длинном плаще и платке, надвинутом на брови. В Вильгорте – первом селе на пути крестного хода – она обгоняет нас. Мы с Петровичем христосуемся, прощаемся: «Молитесь за нас, Анатолий Петрович! И дай вам Бог здоровья».
Встречи в пути
За Вильгортом колонна наша несколько поредела, но все равно «в боевом строю» остается человек сто. У Никольского храма, что около птицефабрики, к нам присоединяется еще небольшая группа. В ней выделяется благообразный бородатый мужчина, раб Божий Алексий, с двумя детишками. Старшему на вид два года. Ему дарят конфетку – он крестится, потом вдруг срывается с места и бежит к священнику просить благословения. Старушки умильно переглядываются: вот ведь какой мужичок с ноготок!
– Как имя этого молодца? – спрашиваю у Алексея.
– Никола. А второго, младшего, зовут Стефан. Завтра у него именины, вот и решил взять с собой.
– Сколько ему?
– Годик. Разница-то между детьми всего один год. Мы с женой сходили в ход на реку Великую, и сразу родился Никола. На следующий год снова пошли на Великую – и родился Стефан. Теперь молимся Богу, чтобы повременил с детьми, пусть эти пока на ноги встанут.
* * *
Алексей сажает Степу на плечи, колонна отправляется дальше. Рядом со мной оказывается давний друг нашей редакции – иеромонах Игнатий Бакаев. Батюшка пошел в крестный ход, как говорится, не по разнарядке, а по желанию. Хотя здоровье у него в последнее время не ахти, долго лежал в больнице.
– Устали, батюшка?
– Да нам-то что! – смеется о.Игнатий. – Вон кто устал, посмотри: три часа ехали, уморились совсем...
Он показывает на встречный «Икарус», остановленный гаишниками, чтобы освободить дорогу для крестного хода. Лица в окнах междугородного автобуса действительно сонные, замученные. Тяжело им сидеть на одном месте. Идти-то, получается, легче и веселее!
Отец Игнатий пробирается в голову колонны, присоединяется к о.Виталию и о.Богдану, хор грянул «Величаем», мы все подхватываем и невольно прибавляем шаг.
* * *
Впереди с хоругвью идет Рита. На вид взрослая девушка, а на самом деле ей всего 13. Очень по-детски, со слезами, пережила она недавнюю беду – у нее украли велосипед. Сколько мечтала о нем... Но потом девочка вытерла слезы и решила пойти в крестный ход, чтобы Бог помог вернуть пропажу. Вот она – светлая, радостная. Верит. И не напрасно... После крестного хода мне расскажут, что велосипед нашелся, а мальчишка, укравший его, придет извиняться перед Ритой.
* * *
К вечеру стал накрапывать дождик, но так и не разразился ливнем – Бог уберег. Меня догоняет молодой мужчина с щетинистой бородой. Одет по-интеллигентски, в пальто.
– Вы из «Веры»?
– Да.
– Давно хотел к вам зайти, спросить: что вы, журналисты, обо всем этом думаете?
– О чем?
– Да обо всем! Почему все это творится по телевидению и в газетах –порнография, насилие, дикость. Неужели наш Президент не может это запретить?
– Ну, знаете, – начал я объяснять, – Президент законы не принимает, у него только право законотворческой инициативы. Тем более на содержание телепередач он не может влиять, поскольку у нас рынок...
– В Америке тоже рынок, но такую дикость по центральным каналам там не показывают. И реклама у них три минуты идет, а у нас целых шесть! И вообще, там борются с курением, рекламируют здоровый образ жизни, идеалы семьи. А у нас?
– Так это ж протестантская страна, – отвечаю ему, – и там много разных протестантских организаций, которые как-то ограничивают перекосы капитализма. А у нас нет традиций такого общественного контроля, мы ведь привыкли, чтобы царь, государство ограждали нас от всех напастей.
Моя «похвала протестантам» собеседнику явно не понравилась, он отошел в сторону. Хотя какая ж это похвала? Капитализм, буржуазные отношения – это порождение протестантизма. Поэтому они, протестанты, в капитализме как рыба в воде. А мы в нем пасынки, чужие. Даст Бог, приспособимся и к нему. Ведь удалось же русскому православному человеку выжить при коммунистах? Выживем и сейчас – умнем, как-нибудь притремся к этой мозоли. Только бы капиталистический ботинок не оказался железным.
Все это я уже не смог сказать моему собеседнику. Он, похоже, потянул связки и, сильно хромая, держался ближе к иконе.
* * *
Легче всего идти рядом с иконой. Говорю это не из ложного благочестия, нет, так и было на самом деле. Более того, когда дошел мой черед подставить плечо под носилки, то вся боль из ног ушла, и стало легко-легко...
А самое тяжелое в крестном ходе – это отстать от него. Один раз у меня такое случилось, и я догонял, наверное, минут сорок. Оказавшись один, вдруг понял, что... идти-то я не могу. Ноги вдруг стали деревянными, все мозоли враз полопались, шагу не ступить. Кое-как нагнал «арьергард» – небольшую группку женщин, читавших по очереди вслух молитвы. Укрепился, шагая вместе с ними, и только потом добрался до головы растянувшейся колонны. Там увидел знакомую – рабу Божью Елену. Она – закаленный турист, с тяжелым рюкзаком исходила, наверное, весь Северный Урал. А тут идет налегке – и пот градом. Говорю ей:
– По лесным тропам-то легче шагать, чем по асфальту. Не так ноги стираются.
– Да не в этом дело, – отвечает, – а в грехах моих тяжких! Эх, сколько у нас было турпоходов во время поста. Шашлыки жарили, песни веселые у костров пели. Теперь все это надо «выходить» крестными ходами.
Позже в пути я разговорился с еще одной бывшей спортсменкой – многократным призером Украины по марафонскому бегу. Получилось это так.
На чаше весов
Поскольку ночью накануне крестного хода я не спал (боялся проспать начало), то ближе к вечеру стали слипаться у меня глаза. И решил я чуть вздремнуть эдак километра два-три. То, что спать можно не только лежа, но и стоя, и даже в ходячем положении, я хорошо знаю по армии. Единственная тут проблема – это не наступить на пятки идущего впереди товарища, поскольку веки временами смыкаются и ничего перед собой не видишь. И тут меня выручила одна женщина, которая шла босиком. Пристроился вслед за ней, сквозь смеженные веки вижу, как сверкают ее белые пятки – ориентируюсь, значит, в пространстве. Так дошли до привала, а потом она обула кроссовки.
– Чего ж вы обулись? – спрашиваю. – Больно босиком по асфальту?
– Нет, наоборот, – отвечает Галина (так ее зовут). – Шла как по пуху. Так у меня всегда бывает в крестном ходе. А сейчас к ночи похолодало, боюсь ноги застудить.
Насчет «пуха», признаться, я не очень поверил. Скорее, женщина-то специально эдак страдает. Обет, что ли, дала? Разговорились.
В Сыктывкар Галина приехала из Архангельской области, погостить у родственников. В Стефановском крестном ходе она участвовала и раньше. Однажды отправилась в путь совершенно больная – был приступ энцефалита. Но дошла до конца, болезнь чудесным образом отступила. А нынче пешее богомолье она посвятила двум событиям, радостному и грустному.
Во-первых, нужно поблагодарить Бога за излечение сестры, которая живет здесь, в Коми. Она болела раком, врачи отступились, тогда все – и ее священник, и община, и все родственники встали на молитву. И вот на днях после обследования врачи заключили: опухоль непонятным образом рассосалась, рака больше нет.
Второе событие – в нынешнем году почила ее знакомая монахиня, не дожив всего несколько лет до столетнего юбилея. Надо помолиться за упокой.
– Вы давно ее знали?
– Нет, не очень. Это мама моя еще в сталинские времена молилась с ней и с другими духовными сестрами, прячась по разным квартирам. Среди сестер была еще одна удивительная молитвенница, слава о которой шла по всему Северу еще с прошлого века.
Дело происходило в моем родном селе Васильевке (Василево? – ред.), недалеко от Ядрихи на устюжской стороне. Сейчас-то его уже снесли. Было это в 1887 году, когда будущей монахине исполнилось 21. В тот год она выходила замуж. Но до венца не дошла – вдруг умерла. Прямо в подвенечном платье ее и положили в гроб.
Было это зимой, и стоял страшный мороз, не чета нынешним. У нас вообще раньше на Севере было холоднее, чем сейчас. Гроб поставили в неотапливаемый притвор церкви, где температура такая, что и на улице. То есть живой ли, мертвый – на таком морозе один конец. И никаким летаргическим сном происшедшее не объяснить. А случилось вот что. По сельской традиции, покойницу продержали в притворе три дня, потом пришли отпевать, открыли дверь, а она... сидит в гробу. Сначала, конечно, испугались. Потом жених бросился к ней: «Невестушка!» А та ему: «У меня теперь другой Жених». И вскорости постриглась в монахини.
Эту историю я помногу раз слышала от очевидцев и матери. Но сама в церковь не так давно пришла. И стала разыскивать маминых духовных подруг, с которыми она тайно молилась. Хотелось многое у них узнать и, конечно, помочь, если эти старушки нуждаются.
– Мама у вас верующая, почему же в Церковь-то недавно пришли?
– У меня и отец православный, сидел в лагере за веру. Но вот бывает так. В юности очень мне захотелось стать космонавтом, и так это захватило, что ни о чем другом думать не могла. Специально поступила в Ленинградский институт физкультуры, чтобы оттуда взяли меня в отряд космонавтов. Сама я с детства была спортивная. Отца-то забрали, я – за старшую, вот и бегала. В прямом смысле – бегом. С утра в школу за четыре километра, на большой перемене обратно, чтобы по хозяйству что-то сделать и перекусить – в столовую ходить денег не было. Потом обратно бегом...
После института оказалась в Крыму. Там тоже набегалась. Выпадет свободный час – и я галопом в горы, в обсерваторию. Мысль о космонавтике еще теплилась, и я там перезнакомилась со всеми астрономами, они показывали мне звезды, много рассказывали о своих наблюдениях. Еще бегала в дом отдыха северян – послушать родной окающий говорок. Скучала я по дому. И вот все эти мои забеги окончились тем, что взяли меня в большой спорт. Постоянно становилась призером по марафону и многоборью. Часто выезжала на сборы в Киев. И, представьте, так и ни разу не зашла в Киево-Печерскую лавру. Только сейчас понимаю, сколь неблагодатное это дело – спорт. Соревнования часто проводились по воскресеньям. И какая уж тут молитва. Все силы на пределе – до помрачения рассудка. Однажды бегу марафонскую дистанцию и со страхом замечаю, что пальцы на руках раздулись, как сосиски. Это от перенапряжения сердечно-сосудистой системы – казалось, вот-вот сердце взорвется.
В спорте я была долгожительницей, ушла оттуда в 41 год. Подруги сдались раньше, многие из них уже умерли. Просто так ведь перегрузки не проходят. И мне они до сих пор аукаются. Недавно пришлось операцию делать на венах. Хирург попался опытный, даже знаменитый, через это и пострадала. Анестезия действует всего полтора часа, а он растянул операцию на два часа: показывал коллегам, как правильно разрезать узелки на венах, как потом их вытягивать... Полчаса я умирала. Если бы мне предложили только одну минутку без боли взамен всех моих спортивных успехов, призов, медалей, я бы благодарно это приняла. Такой был ад.
Из-за этой операции осталась я без диплома Свято-Тихоновского института. Туда я поступила по благословению своего священника, а потом мой отец, видя мои страдания после операции, запретил засиживаться над учебниками. Что делать? С одной стороны, священническое благословение, с другой – запрет родного отца. Решила продолжать учиться, а экзамены не сдавать. Теперь бы рада преподавать детям Закон Божий, но возьмут ли меня без «корочек».
Галина крестится: «Ох, чего-то заболталась я. Прости, Господи». Тем временем крестный ход наш подошел уже к Пажге, месту ночевки.
Ночевка
|
Во все годы в Пажге крестоходников принимал дом-интернат – давал крышу, койки, даже постельное белье. Угощал ужином и завтраком – вкусными супами, вторыми блюдами, салатами разными, шаньгами, пирогами. Все это готовили всего трое бабушек, местные прихожанки. Так было и на этот раз. Только вот кровати и постельное белье не всем достались.
Подхожу к представителю районной администрации, мол, почему такая «недоработка». Тот огорченно оправдывается: «Год от году труднее все организовывать. Раньше мы просили спонсоров оплатить прием паломников, они давали, а теперь приходится привлекать средства районного бюджета. В принципе-то мы не обязаны...»
«В самом деле! – подумал я. – Пожалуй, нигде в России такого нет, чтобы паломникам местная администрация выделяла чистое постельное белье. Взять хотя бы ход на реку Великую. Там люди берут с собой кучу продуктов, туристические коврики, спят где придется. А у нас этак по-интеллигентски – можно выйти в дальний крестный ход налегке, в костюме с галстуком (были среди нас и такие смельчаки), а утром тебе еще утюг дадут, чтобы стрелку на брюках навести.
Но тем и удивителен Стефановский крестный ход, что во главе его идет не просто святой Русской Православной Церкви, а первый государственный муж этой земли, поставленный управлять Коми краем в XIV веке самим Димитрием Донским. Теперь раз в год он символически проходит по своим владениям – и неужели местные власти должны остаться в стороне? А мы, паломники, сопровождаем святителя Стефана. Как приняли нас – так приняли, значит, и Стефана.
Эдак поразмыслив, потешив себя, отправился я в спортзал интерната. Вместо матраца постелил какой-то кусок ДВП с загнутыми гвоздями и, помолившись, почти сразу уснул. Недалеко прямо на полу, прижавшись спиной к батарее, сладко посапывал раб Божий Алексий – отец Степки и Николы. Детей он, видно, отправил автобусом в Сыктывкар.
Стефане, моли Бога о нас
9 мая, 10 часов. В центре Пажги у мемориала солдатам Великой Отечественной войны отец Виталий Размыслов читает проповедь. Он говорит, что 9 мая промыслительно соединило в себе две победы – над военным врагом и духовным. Ибо языческая тьма, которую победил Стефан, есть враг нашего спасения. Эти две победы – военная и духовная – очень близки, потому что в нашей истории иностранное вторжение всегда была связано с духовным порабощением. И не случайно Минин и Пожарский, выступая против захватчиков Руси, молились именно святителю Стефану. Как Стефан, положась на Бога, шел в костер, чтобы утвердить веру православную, – так и наши воины шли в огонь баталий на защиту Святой Руси.
Паломники поют вечную память павшим и отправляются дальше. Через несколько часов – поворот на Иб. Здесь к крестному ходу присоединяется епископ Сыктывкарский и Воркутинский Питирим. Песнопения становятся особенно торжественными, усталость как рукой сняло. Еще полтора километра пути, потом молебен на паперти Вознесенского собора – и вот уже Стефан, и мы вслед за ним взбираемся на высоченный холм, где парит в небе столетний Стефановский храм.
Сверху открывается даль неоглядная. Смотрю на маленькую зеленую иконку святителя, что прибита над входом в деревянный храм. Из глаз текут слезы. То ли от ветра, что дует на этом холме. То ли от жалости к разграбленной и униженной нашей Руси: «Стефане, зачем ты нас оставил?» То ли от радости за всех нас, дошедших до этого храма. Ну, впрямь как Петрович, который плачет, увидев хорошее.
Владыка Питирим возглашает «Христос воскресе!» – и далеко окрест разносится «Во-исти-и-ну воскресе!»
М.Сизов
г.Сыктывкар – с.Пажга – с.Иб.
Фото автора.
 | назад |
| вперед |  |
