ПАЛОМНИЧЕСТВО
ЗАЩИТНИЦА ОТ ЗЛЫХ «СЛУЧАЙНОСТЕЙ»
С 17 декабря 1977 года моя жизнь могла пойти совсем-совсем в другом русле и другом направлении. Возможно, она бы уже и закончилась. В тот день, быть может, впервые мне было дано понять, что за каждое деяние отвечать придется по полному счету. И впервые дано было узнать, что такое заступничество невидимых сил, творящих чудо.Все было по-хулигански просто. Накануне подрался на танцах. Один из моих ударов попал в подглазной нерв моему сопернику, что он ослеп на оба глаза. Врач, ко всему прочему, ставил диагноз «контузия». Отец у того парня был «большой человек» в нашем районе. К исходу первых же суток стало понятно, что от суда и тюрьмы мне не отвертеться. Колючая проволока замаячила перед глазами самой что ни на есть прямой перспективой.
Солнечное морозное 17 декабря лопнуло передо мной, как стекло, и увидел я словно сквозь треснутые воздух, солнце, жизнь и родной дом, что там, дальше, открывается бездна. Бездна, расколотая моим хуком с правой.
А еще было жалко парня. Я думал: «Отсижу года два-три, а он-то на всю жизнь останется слепым. Как же я буду жить в том же городке, где он не видит солнца, где рядом со мной по улице будет ходить его мама? Как же вообще будут жить мои родители, люди хоть и «небольшие», но уважаемые? Отец-фронтовик будет прятать глаза от заводчан. Мама, которая мечтала видеть меня школьным учителем. А Витька (так звали побитого парня) уже не выйдет правым нападающим в футбольной команде. И на лодке больше не сможет кататься, как катались прошлой весной». Как-то особенно было больно из-за того, что я не мог вспомнить, почему мы подрались. Какая-то ерунда вспоминалась, но не суть. Сути конфликта просто не было. Бесовщина какая-то. И это тоже давило на сердце.
Хрустел снег под ногами. Как в сказке, запорошенный снегом стоял наш дом. Выбежала встречать меня наша собака. Но все это было словно расколото пополам моим ударом с правой.
Тогда, помнится, закричало сердце куда-то в небо. А кричало оно так: «Небо! Солнце! Жизнь моя! Если есть за всем этим солнечным днем такая черная бездна, значит, есть и другое. И тоже за этим солнечным днем! Значит, есть что-то бездонно светлое и великое. Ведь не может же по ту сторону жизни, и солнышка, и дома, и собаки быть пропасть только в одну сторону. Если есть пропасть, значит, есть Великая Гора, которую я не знаю, но которую чувствую».
Я вспомнил Бога, иконы. Нет, не правильно говорю. Меня будто пронзило: «Так ведь в другой стороне от бездны и есть Любовь. Это и есть то, о чем была икона у бабушки». Там, на иконе, сквозь небо лицом к лицу смотрели на нас ангелы.
Как когда-то в детстве я услышал в тот момент трубу. Этот звук нельзя перепутать ни с чем. Он нигде и везде. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, у меня мурашки по спине.
Я остановился как вкопанный. «Я хочу туда! – была одна всепроникающая мысль. – Туда, где труба, а не где бездна». Что-то происходило с сердцем. Оно сокрушилось и дышало, жило будто отдельно от меня.
Труба стихла, и бездна замкнулась. То, что происходило в последующие шесть часов, было сплошным чудом. Я пошел просить прощенья у Витьки и его отца (они оба были дома). Витя встретил меня, сверкая одним глазом, – одним он уже видел! Отец его даже не ругал меня, а просто ворчал на нас обоих. Говорил, что полно серьезных дел, а он вынужден общаться с милицией, врачами и двоими безмозглыми идиотами.
Мы с Витей разговаривали часа четыре. А когда я стал уходить, у него начал видеть второй глаз. События вокруг той драки так же стремительно и благополучно разрешались, как трагически и дико начались.
Но 17 декабря 1977 года я запомнил на всю жизнь.
* * *
Летом 1994 года на Святой горе Афон – на Великой христианской горе мира – в монастыре Старый Руссик иеромонах Иона привел меня с товарищем к престолу святой великомученицы Варвары. Это был самый маленький престол, который я когда-либо видел. Полочка в уголку комнатки, которая сама-то мал-мала, примерно метра два на четыре. Полочка задернута завесой – это и есть престол. Но в 1994 году та комнатка была мне уже очень понятна. Она была, быть может, самой-самой моей из всех комнаток, дворцов, отелей и квартир, которые были в моей жизни.
К 1994 году, уже воцерковленный, я знал, что 17 декабря – день памяти святой великомученицы Варвары. И вот я у ее престола на Святой горе Афон. Иеромонах Иона рассказывал нам с товарищем о святой Варваре, о том, как она много лет провела в башне, почти не общаясь с людьми, но открыла там Бога, а также поведал о.Иона о ее подвиге... Но я тогда слушал его, оцепеневший от одного странного (как тогда мне показалось) совпадения.
Когда-то 17 веков назад девица Варвара из комнатки, в которой была заперта отцом-язычником, глядя на море, синее небо, землю в цветах и деревьях, своим ясным девичьим умом и чистым сердцем задалась вопросом: кто может родить такую красоту?
Из бездны своей темницы она узрела Творца. Не так ли и я, увидев расколотый моим ударом мир сквозь хруст снега, сквозь солнышко и нашу собаку-лаечку, сквозь морозный мерцающий воздух, увидел бездну Тьмы и догадался о Бездне Света. А как только догадался, так и сердце сокрушилось, и труба Ангела Света стала слышна (сколько слов, но как трудно объяснить самое простое).
* * *
В 1996 году в Республике Коми широко отмечалось 600-летие успения святителя Стефана Великопермского – просветителя зырян. Подъем был общий, хотелось что-то сделать для утверждения православия на нашей земле. До этого в разговорах с иеромонахом Михаилом (Ветошкиным) мы проговаривали возможность строительства небольшой часовенки во имя святой великомученицы Варвары. Отец Михаил тогда готовился к строительству монастыря в Важкурье, там и решено было поставить часовню. Сразу после празднеств, посвященных святителю Стефану, я привез в Важкурью сруб и стройматериалы. Даже время помню – 16 мая. А через две недели я попадаю в отделение экстренной наркологической и психиатрической помощи с жутчайшим медикаментозным отравлением. Понятное дело – никогда наркоманом я не был, а в психиатрию до этого обращался только из журналистского любопытства. Но в том мае меня доставили в 9-е отделение в горизонтальном положении и в полнейшем бреду. Таблетки от хронической усталости со снотворным эффектом оказались коварной штучкой. Две на меня не подействовали – выпил четыре. А потом, когда голова уже не работала, оказалось, я выпил еще штук пятнадцать.
В состоянии бреда произошло нечто выходящее из бреда. Галлюцинации и сумрак ума оказались в какой-то момент расколоты Другой Реальностью.
Из облака вышла женщина, встала надо мной и заплакала: «Григорий, ты ведь погибаешь!» Плакала и молилась. Слева и справа от нее, как на разрезанном экране, продолжался бред. Она разорвала его своей молитвой и своим стоянием надо мной. А потом экран опять сомкнулся в огне. По времени так продолжалось, оказывается, около трех суток.
Когда очнулся, я точно знал, кто эта женщина. Это была святая Варвара. К ней православный мир обращается в молитвах о помощи и спасении от глупой, нечаянной, неосторожной смерти; о даровании возможности прежде конца исповедоваться и причаститься – принять смерть по-христиански.
В строительстве часовни святой великомученицы Варвары я участия не принимал, но сруб и стройматериалы пригодились. Часть пошла на часовенку Варвары, часть – на церковь святого целителя-великомученика Пантелеимона.
* * *
Знакомый мужчина однажды рассказывал, как работал в молодости в студенческом стройотряде в Важкурье: «Я был еще не женат. Приехали мы в 1984 году со студентами в это село из Питера. Строили, кажется, коровник или сарай для МТС. Не помню теперь уж. Помню другое – момент ясновидения. Сидим, значит, как-то на перекуре. Жара. Уставшие, потные. Мысли о том, где б перекусить, выпить и сходить искупаться. Так себе мысли, в общем. И в какой-то момент словно облачко какое или ветерок налетел. Я вижу женщину с девочкой, которую по улице большого города ведет за руку та женщина. А я думаю, глядя на все это: «Вот жена и дочь моя Варвара». Почему Варвара? Почему жена? ( У меня тогда и подруги-то не было). Где это все? Вижу-то я их будто не наяву, а где-то в глубине ума. Через несколько лет так все и случилось, как увиделось. Только вот от кого узнал я о своей будущей дочери Варваре в Важкурье? Ниоткуда узнал – вдруг, с воздуха, с небес. А теперь вот услышал, что там храмовая часовня стоит. Думаю, что святая Варвара это село часто посещала и прежде. Святый Дух ведь бродит, где хощет. Только мы часто ли слышим Его?»
* * *
Мы ли находим святых угодников Божьих, или святые угодники находят нас? Почему присутствие некоторых из них становится так явно в нашей жизни? Мы не знаем точного ответа, потому что «ответ ума» здесь не подходит. Подходит только ответ нашего безумия – голос сердца.
Позже я заказал иконописцу икону св. великомученицы Варвары и подарил в небольшую церковную общину. И начал узнавать, что святая великомученица Варвара в жизни многих православных людей у нас, в Коми, сыграла какую-то роль. Во всяком случае, она не «одна из многих святых», а находится в неведомом близком присутствии и в Сыктывкаре, и в Печоре, и в Воркуте. Можно гадать, то ли новомученики Российские в период ГУЛАГа как-то особенно молились Варваре, то ли она, заступница небесная, глядя на нелепые, страшные и нехристианские смерти от Котласа до Воркуты, ходила по шпалам и лагерям и вымаливала у Бога тех редких и верных, которые были способны распяться за Христа до смерти. Но она – святая великомученица Варвара – здесь, рядом, этой земле и ее судьбе Богом поставлена. Не чувствовать это невозможно.
* * *
В начале марта нынешнего, 2004 года я выехал на бизнес-семинар, организованный в Киеве украинским представительством одной знаменитой американской корпорации. В программе семинара были серьезные учебные консультации с миллионерами Европы и Австралии и финансовыми мудрецами мира. Глобализация с «человеческим лицом» делает попытки стать сильнее глобализации с лицом Зверя – процесс долгий, спорный, во многом, наверное, непредсказуемый.
Во Владимирском соборе Киева хранятся мощи святой великомученицы Варвары, приложиться к которым, конечно, было важнее для меня всех программ семинара.
Первый день. В Киеве холодно, как в Сыктывкаре. За чужой счет я доехал с окраины Киева на «газели», так как у меня не было украинской валюты – гривен. До открытия семинара в Спорт-Палаце, громаднейшем Дворце спорта, оставалось еще минут сорок. Я решил поменять в пункте обмена рубли на гривны. Почему-то мне встретился самый грабительский обменный пункт на весь Киев. Такого дурацкого обменного курса я потом не встречал за все дни пребывания на Украине. Обменял деньги, возвращаюсь к Спорт-Палацу.
На оживленном перекрестке, как раз в тот момент, когда для пешеходов зажегся зеленый свет, чихая и треща, останавливается прямо передо мной зеленый «Жигуленок». И ни туда, и ни сюда! Я открываю боковую дверцу, чтобы шутя сказать, мол, ты б, мужик, куда-нибудь уж тронулся, а. Но вместо этого произношу: «До Владимирского собора довезешь? Сколько будет стоить?»
– Пятнадцать гривен! Садись, – мужичонка, надо сказать, был какой-то «некиевский». Всклоченная борода, зимняя шапка набекрень, будто дело происходит не в центре украинской столицы среди неоновых огней, машин и рекламы, а где-то в отдаленном леспромхозе. Я забыл про миллионеров, глобализацию, бизнес и про то, что опаздываю. Сел в машину. Через десять минут вошел во Владимирский собор и сразу понял, где лежит она – Варвара.
Подходил к ее мощам и прикладывался три раза. Пока не остановилось время где-то внутри меня. Тогда я просто стоял у ее мощей и не хотел никуда уходить. Было спокойно и вечно в душе.
Удивительное дело, но при том, что в храме стояло человек 100-150, к мощам святой великомученицы никто не подходил. Люди просто слонялись, глазели. Светленькая женщина с печальным, но ясным лицом сосредоточенно молилась у иконы Спаса Нерукотворного, потом к ней подошла и будто за компанию сочувственно встала еще одна.
Здесь, во Владимирском соборе, есть еще одна великая святыня – Смоленская икона Божьей Матери, подаренная в 1812 году казаками атамана Платова фельдмаршалу Кутузову. А Владимирскому собору эту икону подарил маршал Георгий Константинович Жуков после освобождения Киева от фашистов в 1943-м. Но я все это узнаю только на следующий день, когда приеду во Владимирский собор снова. А пока я стою у мощей святой Варвары, и оторопевшее сердце благодарит ее за все и спрашивает: «Я до тебя дошел. Я знал, что дойду. Почему ты как немая лежишь и молчишь, будто не знаешь, что я хочу услышать тебя. Ты принимаешь меня? Или я по дерзости и по мыслеумию приперся, не спросясь, и что-то мню сам в себе. Может, мне вообще все придумалось? Дай же знак, что ты слышишь меня, что мне можно к тебе».
Горела в руке свеча. Ходили и стояли вокруг люди. Я стоял, стоял, уже и не думая ни о чем.
Откуда-то от церковной лавки прошел к алтарю молодой священник. По пути обнял мальчика лет семи за плечи, провел его с собой до амвона, что-то тихо говорил ему на ушко. Потом обернулся в глубину храма и, показав пальцем на меня, сказал: «Проходьте сюда, проходьте».
Я миновал канаты, отгораживавшие, как в музее, алтарную часть от остальной части храма.
– Вон там, – сказал священник, – мощи великомученицы Варвары, – и показал пальцем.
– Да. Я уже приложился, – кивнул я, понимая, что он этого не видел.
– Хотите я их вам открою? – спросил иерей, глядя мне в бороду, а точнее, будто куда-то за меня. А мне уже было понятно, к т оговорит через него. Я был ошеломлен. Полон храм людей – и молодых, и старых, а священник зовет почему-то именно меня. Зовет, чтобы сказать не о чем-нибудь, а о Варваре. И не о Варваре просто, а чтобы открыть мне ее мощи.
«Ты что-нибудь понимаешь, маловерный? – говорил я себе. – Варвара, у меня нет слов и сердце мое скудно и немощно, чтобы как-то можно было сказать, вымолвить, поблагодарить тебя и оставить само сердце на твоих мощах. Но это тебе не нужно. Спасение наше нужно тебе, а я так далек от него». Стоял в храме, но был я, словно вне времени и не на земле.
Пока священник по моей просьбе освящал на мощах мой нательный крестик, я смотрел на икону, лежавшую в головах мощей. Голова девицы Варвары скорбно склонена на бок, тонкая шея: «Как же тебе было больно! Как же они рвали тебя железом, такую красивую и тихую? Сколько же боли, веры и любви сконцентрировала в себе твоя плоть, лежащая семнадцать веков, а теперь под этим покрывалом. И сколько вместила Душа в молениях за нас, грешных!..»
Что-то в молитве моей и в состоянии моем было больше храма, больше этого Владимирского собора. Будто какие-то соки жизни стекались извне и слетались в тот момент сюда – к пространству между мной и святой великомученицей Варварой. Не знаю, сколько я простоял. На бизнес-семинар опоздал, конечно. Когда приехал в Спорт-Палац, на сцене выступал австралийский миллионер Вадо Джеймс – мой ровесник, проживший совсем не похожую на мою, другую, жизнь где-то в Венгрии, а потом в Австралии. Он говорил правильные слова. О законах Больших Чисел и законах Средних Величин. Там была «правда пифагорейской школы мудрости» с ее «теориями куба» и веерными преумножениями пирамид.
* * *
Но вернусь на несколько лет назад. Праздник Покрова Богородицы в 1998 году был дождливым. Даже в Ульяновском Троице-Стефановском монастыре, где на Покров всегда выпадает снег, в 1998 году он выпал только в ночь на 15-е октября. Будто опоздал на сутки.
Небо поливало нас прощальным осенним дождем – ледяным и звонким. Ветер гулял в колокольне и посвистывал в проводах. А мы с иеромонахом Гавриилом стояли на выходе из храма Зосимы и Савватия и вели беседы о знаках Божьих и странностях человеческих судеб.
– Понимаете, Григорий, – рассуждал отец Гавриил, – Христос в Евангелии, если вы внимательно читали, чаще, чем «любите», говорит «не бойтесь». Наши страхи очень дорого стоят. Очень дорого. И в материальном смысле, и в смысле здоровья, а в конечном счете, и в достижении бессмертия. Даже в жизни христиан, людей любящих, страхи делают судьбу порою больше, чем любовь. Это так печально. Должно стремиться только к одному страху – страху Божию. А что это такое? Как его отличить от других? Я бы привел такой пример. Представьте себе – играют два мудреца в шахматы у ног Царя. Сложная партия. Шахматы, они ведь персами придуманы, как философия жизни. Так вот, сложная идет партия. А у кого жизнь несложная? Играли-играли, один победил, другой проиграл. Но кто победил? Совсем не обязательно тот, кто выиграл на доске (читай – в миру). А тот, кто всю игру помнил, у чьих ног он сидит и частью чьей партии он сам является. Такая память и есть страх Божий.
* * *
В киевском Спорт-Палаце под грохот бодрой приветственной музыки я почему-то вспомнил тот разговор, пытаясь понять здесь, на этом «съезде победителей», много ли тех, кто помнит о том, у Чьих ног мы играем в финансовые шахматы. Не осуждаю никого, только молюсь. Не приведи, Господи, забыть о Тебе – Кто все рождает, Кто нас терпит и Чье присутствие, Чью красоту ум человеческий вместить не может. Но может Ими наполниться, подобно той девушке из башни, которая легким шагом пересекла столетия и всегда рядом с теми, кто страждет и тоскует о красоте.
Я сидел остекленевший, смотрел на трибуны, на восторженные лица, и я был не здесь. Мой партнер по бизнесу Лена Исакова, волнуясь, пробралась ко мне по ряду и спросила: «Мы беспокоились. Ты где был?» – «У святой Варвары во Владимирском соборе», – ответил я. Лена взглянула мне в глаза, улыбнулась и сказала: «Ты и сейчас там. Все понятно».
Григорий СПИЧАК
 | назад |
| вперед |  |
