В ходе полемики съезд размежевался на два лагеря. Идеи первого: знаменное пение равно успешно позволяет использовать как крюковую (на фото справа), так и нотолинейную нотацию; в исполнительстве ориентироваться следует не на старообрядческих «бабушек и дедушек» с их «га-гаканьем», а на капеллу Юрлова, например. И это пение, действительно, профессионально. Яркий представитель его – регент Спасского собора Андроникова монастыря в Москве Б.П.Кутузов (автор смелой книги о Никоновой реформе).

Противоположное мнение: знаменный распев неразрывно связан с крюковой нотацией, образцом исполнения являются старообрядческие хоры и отдельные опытные исполнители, поскольку они представляют среду, в которой исключительно бережно соблюдались традиции не только собственно пения, но и уставного богослужения, и канонической дисциплины.

Увы, избежать весьма резких высказываний так и не удалось. Болезненная реакция части «знатоков» объяснима, как правило, неспособностью аргументированно отстоять свою позицию, вооружившись ОДНОВРЕМЕННО и прочной научной основой, и хорошим знанием (с воплощением в жизни, конечно) учения Церкви и богослужебного Устава. А ведь только это и способно обеспечить достижение поставленной цели, ведь в конечном результате речь идет не о реконструкции «музыкального сопровождения» богослужения, а о возврате к подлинно православному мировоззрению и соответствующему ему образу жизни, непременной чертой которого является аскетизм.

Основная нагрузка по организации съезда и по подготовке основного доклада легла на председателя общества Г.Б.Печенкина. Из его доклада приведу часть вопросов, сформулированных достаточно сжато и точно.

«1. ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ И ВОСПРИЯТИЕ. Кому и зачем нужно сейчас знаменное пение в РПЦ? Есть ли преимущества у знаменного пения перед современным, так наз. обиходным? Необходимо ли стремиться к восстановлению и сохранению знаменного пения в РПЦ как целостной системы, или оно останется уделом избранного круга его любителей, либо займет свою нишу в репертуарах хоровых коллективов в виде дани седой старине? Чем является в настоящее время знаменное пение? Музыкальным исполнением или проявлением определенного образа жизни, мыслей, молитвы, аскетики? Что делать, если священноначалие или прихожане против знаменного пения?

2. ВПЕТОСТЬ. Для современных исполнителей знаменного распева это, пожалуй, самая главная трудность. Необходимо не только хорошо знать исполняемый певческий материал, но чтобы знаменный распев стал для исполнителя родным певческим языком, на котором можно было бы свободно мыслить и изъясняться.

3. ТЕКСТЫ. Какие варианты литургического текста использовать? Только дореформенные, употребляемые ныне старообрядцами, только действующие пореформенные или и то, и другое в зависимости от ситуации?

4. ИСТОЧНИКИ. Какое направление знаменного пения использовать в качестве ориентира – наонное или наречное? Какие певческие материалы использовать – крюковые или нотолинейные?

5. МАНЕРА ПЕНИЯ. Следует ли иметь в качестве ориентира определенную избранную манеру старообрядческого пения, или одного из ныне существующих исполнителей-нестарообрядцев? Или необходимо вырабатывать свою манеру пения, основанную на сумме изученных живых образцов старообрядческого пения?

6. ВОКАЛ. Каким должен быть вокал в знаменном пении? Близким к фольклору, базироваться на академической модели или иметь свои особенности постановки голоса и выработки определенного звукоизвлечения? Какие певческие регистры оптимально использовать при знаменном пении у мужчин, женщин, детей в однородных и смешанных составах?

7. ПРАВИЛЬНОСТЬ ПРОЧТЕНИЯ ЗНАМЕН. У старообрядцев, сохранивших певческое преемство, а также у исполнителей, получивших воспитание от носителей традиции, вопрос правильности прочтения знамен, как правило, остро не стоит. А как быть другим?

8. УСТНАЯ ЧАСТЬ БОГОСЛУЖЕНИЯ. Как исполнять те песнопения, которые обычно не нотируются, например, стихиры, распеваемые не по знамени, а по определенному шаблону? Можно ли в качестве альтернативы использовать киевский распев, т.е. современную обиходную традицию в одноголосном варианте?

9. ОБ УНИСОНЕ. При одноголосном исполнении петь строго в унисон или можно допускать подголоски, исон, гармонизацию, втору?

10. ИНТОНАЦИЯ, РИТМИКА, ТЕМП. Существует ли в знаменном пении свой живой певческий строй или он должен строго опираться на т. наз. обиходный звукоряд?

11. УПРАВЛЕНИЕ ПЕНИЕМ. Нужно ли пользоваться камертоном на богослужении? Следует ли обращать внимание на одновременное вступление хора или начинать пение можно головщику? Необходимо ли управлять хором – дирижировать или достаточно показывать контур мелодии рукой или указкой, или вообще ничего не показывать, а исполнителям ориентироваться на голос головщика?

12. ВОПЛОЩЕНИЕ В СОВРЕМЕННОМ БОГОСЛУЖЕНИИ РПЦ. Как организовать знаменное пение в храме так, чтобы оно органично сочеталось с богослужебными традициями того или иного прихода, монастыря в меру духовных, молитвенных, литургических и обрядовых потребностей? Как разумно использовать знаменное пение, чтобы от этого была духовная и практическая польза?

13. ПОРЕФОРМЕННЫЙ УСТАВ. Если приход или монастырь, употребляющий за богослужением знаменное пение, служит только по пореформенному уставу в редакциях, действующих в настоящее время, то как быть с некоторыми песнопениями, которых не имеется в дореформенной богослужебной традиции, а пореформенные певческие книги с новопечатными литургическими текстами таких песнопений не содержат?»

Столь объемная цитата из доклада Г.Б.Печенкина мне кажется необходимой, поскольку правильно поставленный вопрос – уже половина дела. Именно эти, перечисленные, как оказлось, и волновали честное собрание. Остановлю внимание только на некоторых из них.

О ПРОФЕССИОНАЛИЗМЕ. Зададимся вопросом, может ли профессионал, скажем, филолог-японист, смело утверждать, что иероглифы без малейшего ущерба можно заменить, например, латиницей или арабской вязью, и от таковой замены рядовой японец ничего ровным счетом не потеряет? Или, скажем, некий «профессионал» заявит, что известные японские миниатюры с их графическими особенностями и символическим языком вполне можно копировать подручными средствами, не тратя времени на изучение каких-то основ японской традиционной культуры, собственно, и породившей в своих недрах эти шедевры? Зачем тратить время на какие-то исследования особенностей почерка давно упокоившихся японских мастеров – помилуйте! Мы и без того работаем вполне профессионально, а вот сохранившиеся экземпляры миниатюр, извольте видеть, выдают нетвердость дрожащей старческой руки. Да и вообще эти японцы – они же синтоисты, стало быть, еретики.

Как бы утрированно ни казалось вышеизложенное, но суть именно такова – налицо попытка воспользоваться средствами одного типа цивилизации, чтобы воспроизвести традицию другой, утверждая при этом, что наше творение – по определению профессионально, т.е. объективно лучше воспроизводимого. В адрес сторонников «почвеннического» направления сыпались обвинения не только в излишнем «этнографизме», любовании пением раскольников-старообрядцев, но и в превращении съезда в «зоопарк» (было, увы, употреблено такое сильное слово), где в фонограммах и наяву публике были представлены яркие образцы крюкового пения в исполнении 30-50-летних «бабушек и дедушек». Имело место прелюбопытное заявление, что коли латинская культура в эпоху Возрождения впитала лучшее из культуры греческой, то, впитав и переварив ее, она стала производить нечто вполне употребимое и полезное, например, линейную нотацию, коей «мы потому и без тени смущения пользуемся в своей обители» приложимо к знаменному пению, оживленному при этом еще и византийским исоном.

Чего можно ожидать от 3-го съезда, ежели Божиим благоволением он состоится будущим летом? Вполне вероятно, что состав участников несколько поменяется. Кому-то из нынешних активистов едва ли захочется повторять печальный опыт, особенно если они чувствуют себя обиженными лично; из провинций, через интернет узнав о съезде, иной любитель посчитает нужным приехать и с интересом будет следить за баталиями москвичей и петербуржцев; кто-то из далекой Америки, прилетев и оказавшись какими-то судьбами на заседании (был случай), искренне восхитится пением «дедушек-бабушек», записанных Т.Ф.Владышевской в Причудье еще в начале 1970-х. И это будет для него открытием нового, поистине прекрасного мира. Каждому свое.