ПЕРЕКРЕСТКИ

ГОРНЫЕ ПЕРЕВАЛЫ СУДЬБЫ

Пенсионерка, инвалид II группы Лилия Геннадьевна Либ ходит с палочкой, прихрамывая на одну ногу, и как верующий человек за все благодарит Господа – даже за посланные страдания. «А если бы я не сломала ногу, не заболела так сильно и не переносила этих мучений, то наверняка бы со своей кипучей энергией чего-нибудь натворила, может быть, кому-нибудь бы сделала плохо, – говорит она. – А сейчас вот хожу в храм, молюсь, только о Боге и думаю».

Да, жизнь ее была очень насыщенной. Родилась Лилия Геннадьевна в северном Таджикистане, в г.Ленинабаде. Была шустрым ребенком. Про таких говорят: «Из молодых, да ранних». С детства мечтала стать актрисой, замечательно пела и в четырнадцать лет поступила в Алма-Атинское театральное училище. По его окончании вышла замуж за военного и разделила с ним свою судьбу. Жили они в военном городке под Ферганой. Муж был одним из тех боевых офицеров, которые побывали во многих «горячих точках». А она, потомок раскулаченных русских, которых во время коллективизации сослали в Туркестан из Оренбургской области, в совершенстве владела русским, фарси, таджикским, узбекским языками. Работала переводчицей. Обладала феноменальной памятью. Эти качества были использованы нашей разведкой при подготовке вторжения советских войск в Афганистан. Ее четырежды переправляли в качестве курьера через границу. Она не только являлась передатчиком информации нашим разведчикам на ту сторону, а от них – русской стороне, но и сама активно собирала необходимую информацию, проникнув как-то даже во дворец Амина.

«Все данные я несла в своей голове, – вспоминает Лилия Геннадьевна. – Инструктировали так: если попадусь, то последнюю пулю оставляю себе. А меня через границу по горам сопровождала группа поддержки – наши военные, специально обученные ребята. Я тоже проходила специальное обучение: могла в случае чего постоять за себя, обучалась рукопашному бою, хорошо стреляла, с парашютом прыгала, занималась альпинизмом. В Афганистане тоже работала целая цепочка людей, которая помогала мне передвигаться по этой стране. Наши разведчики, видимо, полагали, что там, где не пройдет мужчина, пройдет женщина. А если она еще в мусульманской одежде и под чадрой, то ей везде открыта дорога. У меня была легенда, что я, таджичка, пришла к своему брату Алимджану в гости. Очень многие родственники там живут в приграничных кишлаках и ходят друг к другу в гости через границу тайными горными тропами. Таджики по обе стороны границы имеют общую культуру, фактически один язык, похожи приблизительно так же, как русские и украинцы. И внешне я похожа на таджичку. В горных районах Памира по ту и эту стороны можно часто встретить рыжеволосых, синеглазых таджичек. У меня тогда была большая коса до пят, я красила сурьмой брови. Никому даже в голову не могло прийти, что я русская. Я же хорошо знала язык, обычаи, впитала всю их культуру с молоком матери, потому что выросла в этой среде.

Четыре раза я справлялась со своим заданием, меня успешно переправляли через границу. А в пятый раз наша группа попала в засаду. Началась стрельба, настоящая мясорубка. На моих глазах убили четырнадцать ребят из группы сопровождения. Это был настоящий ад, я выжила каким-то чудом. Тогда в первый раз я взмолилась Богу: «Господи, помоги!» – потому что надежды больше ни на кого не было. И сама до сих пор не помню, каким образом из ущелья поднялась на вершину горы, к площадке, куда села наша «вертушка». Это был второй вертолет, посланный за нами. Первый послали сразу же после обнаружения группы, но его подбили. Когда прилетел второй, спасать было уже некого. Вывезли меня одну. О том, как я подбежала к вертолету, как уцепилась за веревочную лестницу, как потом летела в воздухе, держась за нее, и как на лету мне прострелили ногу, – обо всем этом мне рассказали после возвращения домой. Затем меня поместили в военный госпиталь. Это было в 78-м году, как раз накануне ввода наших войск в Афганистан. Боюсь, что за те полгода, что я находилась в госпитале, меня специально «залечили» так, чтобы я ничего не помнила из своей предыдущей жизни. После этого лечения у меня была потеря памяти, и восстанавливала я ее по крупицам, собирая, как мозаику, свою прошлую жизнь из разрозненных кусочков, которые помнила. Как актрисе, мне просто необходима была хорошая память, поэтому я постоянно тренировала ее, заучивая большие тексты. Но память и сейчас еще не окончательно вернулась ко мне.

Мой муж, капитан-десантник, погиб на войне в Афганистане через четыре года после моего ранения. 24 лет от роду я осталась вдовой с маленькой дочкой на руках. Жизнь моя переменилась. Пошла работать в театр. Играла роли драматические и комедийные. Любила детские спектакли и сказки. Потом начались скитания по всему Советскому Союзу.

Когда мы жили в поселке Лобва Свердловской области, я открыла там центр милосердия. Была директором этого центра. При центре создали бесплатную столовую для неимущих, там мы кормили немощных стариков и старушек. Нуждающимся раздавали бесплатные вещи. Часть вещей тогда присылали из-за рубежа. Оказывали людям бесплатную врачебную помощь. В центре работали врач и юрист. Вечером мы устраивали домашние чаепития для людей, лишенных своего дома. Там у нас пел хор ветеранов. Жизнь бурлила, но не всем такая благотворительная деятельность нравилась. Кто-то решил на этом деле погреть свои руки, я возмутилась – и мне пришлось уйти из центра. Затем снова театр, мотания по стране. В 98-м году Бог привел меня в Воркуту, видимо, для того, чтобы я здесь чего-то сделала, как-то послужила Господу».

Наша беседа с Лилией Геннадьевной проходит у нее дома. Хозяйка квартиры в молитвенном уголке среди прочих икон показала мне старинную икону Тихвинской Божией Матери. «Это наша родовая икона, – говорит Лилия Геннадьевна, – она досталась мне от деда Алеши и бабы Оли. Баба Оля завещала ее мне. В 29-м году во время коллективизации их раскулачили и из Оренбургской области выслали в Туркестан, к иноверцам. Как бабушка говорила, за то, что она отказалась сжечь иконы, в том числе и вот эту – нашу родовую святыню. Дед у меня не просто был верующим, он служил при церкви старостой. Когда мы были маленькие и баловались, дед Алеша останавливал нас и говорил: «Вот ты балуешься, а Боженька все видит!» Так он нам прививал веру в Бога.

Папа воевал в Великую Отечественную. Всю войну прошел, имеет ордена, медали. Сейчас ему 80 лет. Два года назад из Таджикистана их с мамой наконец-то перевели в Россию, в Оренбургскую область, на мамину родину. В Таджикистане русским стало совсем невозможно жить. Мой брат умер в Средней Азии от голода вместе со своей женой в 97-м году, потому что в день им выдавали по 90 граммов хлеба. И это в наше время! Там без войны русских просто уничтожают. А ведь раньше никакой национальной розни не было. В моем классе учились дети 15 национальностей, и все жили дружно, не дрались из-за того, что кто-то русский, кто-то таджик. Как мне дедушка всегда говорил, «нет плохого народа, есть плохие люди – а они везде есть». Сейчас все поменялось, русских там ненавидят. А началось все это еще с 87-го года, когда оттуда погнали турок-месхетинцев. То, что мы видим там сейчас, делается по спланированному сценарию каких-то враждебных сил, которые сознательно решили поссорить местных с русскими и разжечь национальную рознь».

– ...В прошлый Великий пост вот эта наша родовая икона замироточила, – рассказывает дальше Лилия Геннадьевна. – Из правого глаза Божьей Матери тоненькой струйкой покатилась слеза, потом она расплылась и засохла, а след до сих пор остался. И по всей комнате разлилось удивительное благоухание, такого в нашей жизни нет. И главное, если бы икона была открытая, можно было бы подумать, что чем-то нечаянно капнули, а она ведь под стеклом. Вот что удивительно. Под стекло не капнешь. Даже когда о.Петр приходил к нам, то удивлялся этому чуду.

– Может, это какое-то предупреждение вам? – предполагаю я. – Не зря же вы заболели и ногу сломали!

Пока мы разговаривали с Лили-ей Геннадьевной и ее мужем, подошло время вечерней службы. Хозяева засобирались в храм, до которого надо добираться автобусом, в поселок Северный. Тяжело ковыляя со своей палочкой, Лилия Геннадьевна в сердцах пожаловалась: «Скорее бы поправиться, почувствовать себя здоровым человеком да за дела взяться. Без работы ни дня не могу сидеть». До остановки от дома пешком оставалось еще полкилометра.

Е.СУВОРОВ

назад

вперед