СТЕЗЯ
КОМАНДИРОВКА В ОДИН КОНЕЦ
Дней лет наших – семьдесят лет,
А при большей крепости – восемьдесят лет;
и самая лучшая пора их – труд и болезнь,
ибо проходят быстро и мы летим.
Псалтирь 89, 10.
Отца увели в наручниках…
Одиннадцатилетняя Тося бежала темной кубанской ночью за конвоем, уводившим ее отца. Вдали полыхало зарево пожара: горело колхозное поле. В том году, 1936-м, был хороший урожай зерна. На один трудодень давали его по 5 килограммов. Накануне утром семье Клепаневых привезли заработанные восемь мешков. Зерно быстро рассыпали для просушки на потолке. Вечером следующего дня приехал домой на одну ночь отец. Иван Фаддеевич в ту пору работал председателем сельского совета станицы Мохашевской, что в Краснодарском крае (несмотря на свое председательство, был верующим человеком, ходил в храм). В доме царило радостное настроение. Тося (так любил ее называть отец), как могла, ухаживала за ним, полила тепленькой водички из печки. Ночью спящих людей разбудил резкий стук в окно: «Хлебушек горит в степи, а они спят. Откуда у вас столько хлеба? Есть ли на потолке?» Объяснения отца о том, что он две недели вообще не был дома, никто не принял во внимание. На него надели наручники и повели в райцентр. Тося побежала следом за отцом. Он просил дочь возвратиться домой, но девочка упорно шла рядом. Так и шли они в ночи, переговариваясь. За два километра до города отцу удалось уговорить Тосю возвратиться назад.
Девочка, убитая горем, со слезами на глазах вспомнила всю свою короткую жизнь. Много бед и лишений выпало на хрупкие детские плечи. Мама умерла, оставив шестимесячную Тосю на попечение отца. Надорвалась на постройке нового дома. Семья была многодетной: ждали шестого ребенка и хотели успеть до его рождения войти в новый дом. Помогли добрые люди: соседка выкормила грудью маленькую Тосю. Старших двух ребят взяли к себе родственники, одну из сестер удочерила бездетная семейная пара и увезла на Север. Отец женился во второй раз. Тосю с братом Гришей отдали в приют, где они прожили пять лет.
С ужасом вспомнила девочка 1933 год. На Кубани царили разруха и голод. Народ был доведен до отчаяния. Из Украины, спасаясь от голода, нескончаемой вереницей по улице тянулся поток людей. Некоторые из них умирали, тут же падая на дороге. Умерших хоронили в наскоро выкопанных братских могилах. Убийство было обычным делом. Убивали ни за что, люди гибли просто так.
…После тяжелого расставания с отцом добралась Тося на рассвете домой, а через некоторое время пришло извещение о том, что отец осужден на три долгих года «за вредительство».
Началась невыносимая жизнь с мачехой, не очень жаловавшей девочку и при отце. Надо было работать в колхозе. Тося трудилась наравне со взрослыми: ломала табак, нанизывала его листья на шнуры и сушила; заготавливала желуди и сдавала государству.
На палубе
Очень помогла ей старшая сестра Мария, забравшая девочку к себе. Она была замужем за военным. Алексей Алексеевич – муж Марии – в 1940 году был ранен и после лечения в госпитале приехал домой. Героиня нашего рассказа Антонина Ивановна с детской радостью в глазах вспоминает его приезд: «Он мне привез в подарок небольшой чемоданчик и красивый платок. Именно с этим чемоданчиком 31 мая 1941 года я поехала по вызову в райвоенкомат». Обстановка в мире и стране была сложной. В Европе полыхала война. На Кубани был объявлен набор молодежи, имеющей четыре класса образования (а Тося смогла окончить только четыре класса), для обучения на медицинских курсах. Домой проститься с родными не отпустили. Сообщили Ивану Фаддеевичу, к тому времени освободившемуся, об отправке дочери в Туапсе; он привез целую корзину продуктов: курицу, каравай, подарки от сестры Марии и 15 рублей денег. Все это очень пригодилось 16-летней Тосе в долгой дороге.
В ожидании большого парохода двадцать девчонок двое суток спали на улице. Антонина Ивановна вспоминает: «Однажды ночью мне показалось, что пароход уже отправляется. Я в ужасе вскочила и побежала в порт. На пирсе стоял только один караульный патруль».
Наутро пришел корабль, и они отправились в путь, разместившись на верхней палубе. Стояла невыносимая жара. На борту – только соленая вода. В дороге не кормили. На пароходе узнали о начале войны. Все заплакали. Кругом шли огромные корабли. Девчонок охватил страх и ужас. Две недели плыли до города Поти (Грузия), и там девушки сразу пошли продавать и выменивать оставшиеся личные вещи на продукты. На машине доехали до Цхалтубо. Поразило то, что в городе уже было много раненых. Их размещали в санаториях, превращенных в военные госпитали.
«Без выходных и без зарплаты»
Антонина Ивановна вспоминает:
«Хозяйку дома, куда меня поселили, звали Полиной Тимофеевной. Они с мужем работали в госпитале. В семье росли двое маленьких детей. Семья тети Поли была выслана из станицы Красноармейской. По-матерински отнеслась тетя Поля к новоиспеченным медикам. Некоторых из них она впоследствии выдала замуж. Да и мне она напророчила судьбу».
Началась учеба и... одновременно работа в госпитале. Работы было очень много: раненых надо принять на вокзале, отнести в санпропускник, раздеть, обмыть, одежду продезинфицировать, одеть после помывки и отправить в госпитальную палату. Операции шли бесконечно: чаще всего ампутировали конечности. Руки у девчонок гноились, поесть было некогда. Некоторые раненые умирали на операционном столе. Смотреть на все это было очень тяжело. Антонина Ивановна рассказывает с болью: «Однажды я пошла со шприцами в операционную и упала в обморок. Упала на керосинку, загорелись волосы, обгорела шея, но шприцов я не выронила из рук. Пришлось несколько раз обрабатывать обгоревшие места спиртом».
Работали без выходных и без зарплаты. На мой вопрос о том, а как же они жили, ведь надо было купить и одежду, и другие необходимые вещи, бывшая медсестра с тихой грустью ответила: «Обмундирование нам выдавали, белье шили из бинтов, платья – из двух слоев марли. Все красили чернилами. Обувь ремонтировали бесконечное множество раз. Благо на улице было тепло. Кормили нас в госпитале, давали паек: 600 граммов хлеба и пачку маргарина в день. Чаще всего давали кашу, а вот суп – очень редко».
Раненые по-доброму относились к медсестрам: не обижали, не приставали. «То, что иногда показывают сейчас по телевизору, вызывает огорчение. Силой никто никого никогда не брал, если и было, то только по согласию», – с некоторым возмущением говорит Антонина Ивановна.
Местное население теплотой и заботой окружало раненых и медицинский персонал. Из сел и деревень привозили целые подводы с овощами и фруктами. Жители обращались в госпиталь и за медицинской помощью. Запомнилось молодой медсестре большое количество малышей, которых оперировали по поводу грыжи. Некоторых раненых, не годных к военной службе, после лечения в госпитале отправляли домой в сопровождении медсестер. Однажды, сопровождая раненых в Краснодар, девушке удалось побывать дома.
С июня 1941 по май 1946 года проработала Антонина Ивановна Клепанева в Цхалтубском военном эвакогоспитале № 251.
Дорога на Север
«А этот костыльник увезет тебя к себе домой», – так напутствовала тетя Поля свою квартирантку, когда та повезла очередную группу раненых в Тбилиси. Вызвали ее в госпиталь комсостава и сообщили о предстоящей командировке на Север, в Архангельскую область. «Выписывай командировку в один конец», – сказал тяжело раненный в обе ноги офицер молоденькой медсестре. Тося возмутили эти слова. Она выписала командировку в оба конца и 26 апреля 1946 года отправилась с шестью ранеными из Тбилиси до станции Котлас. Трудно пришлось молоденькой медсестре. Ведь ей было всего 20 лет. В дороге условия походные, раненые нуждались в помощи, и Тоня оказывала ее всем. Добирались с пересадками. В Кирове поезд пришлось ждать трое суток на вокзале. Долгожданный Котлас встретил сильным ледоходом. Четверо раненых из окрестных деревень своим ходом отправились домой. С остальными жила на вокзале. Кормили одним «супом гороховым». 13 мая наконец-то подали теплоход «Красноборск», направлявшийся в Сыктывкар. Повсюду еще лежал снег, а на них – летняя одежда. Тосю поразила северная природа, все было чужим: кругом лес, не было привычных глазу цветов, дома казались неухоженными. Сразу же захотелось домой, на Кавказ.
В Сольвычегодске Тося обратилась в комендатуру. На следующий день она поехала сопровождающей на родину одного из своих раненых, в деревню Иксу. Офицер с необычным именем Лонгин поведал ей о своей жизни. Интересна его судьба. Он был 15-м ребенком в семье. Все дети умирали в младенческом возрасте, и отец повез крестить малыша в Николо-Коряжемский монастырь, основанный святым Лонгином. «Батюшка, хочу, чтобы сын мой остался жить. Дайте ему имя святого», – обратился он с последней надеждой к старому священнику. Шел 1917-й год. Сына назвали именем Лонгина. О начале войны он узнал в родной Иксе, где отдыхал после окончания офицерских курсов в подмосковном Подольске. С действующей армией дошел офицер до Германии. 5 апреля 1945 года был тяжело ранен в г.Гамбурге, самолетом доставлен в Киев, а потом – в Цхалтубо. Орден Красной Звезды нашел своего героя после войны. «Смотри, это моя деревня, а та крыша – мой дом», – показал Лонгин молодой медсестре.
Просил невест не искать
Дома их встретила уставшая от бесконечных ожиданий мама. В избе – стены желтые, все чисто, вместо половиков – газеты, в углу – иконы. Весть о том, что Лонгин вернулся, быстро разнеслась по деревне. Народ начал собираться. Каждый из пришедших спрашивал: «Не видели ли моего?» Затопили баню. Сначала пошел мыться Лонгин с друзьями, а Тося с его мамой – после. «Как поглянулось тебе, дочка, у нас?» – тихо спросила ее будущая свекровь. Та рассказала о своих нерадостных впечатлениях. «А ведь Лонгин писал о тебе в письмах: не ищи мне, мама, невест. Он, дочка, никогда тебя не обидит», – она продолжала тихо уговаривать ее. Возвратились они из бани, а на столе – большой самовар.
«Прошло 50 лет, а я до сих пор не могу понять, как ему, раненому, на двух костылях, удалось его поставить на стол», – тихо вспоминает Антонина Ивановна. Одно условие Тося поставила Лонгину после того, как он предложил ей выйти замуж: «Если хотя бы раз ударишь, сразу же уеду». Через неделю молодые расписались. Командировку пришлось сдать. Так Антонина Ивановна Рогачевская осталась на Севере. Прожили молодые в мире и согласии 41 год. Вырастили троих детей. Два сына служили в армии: старший Николай – в части, где служил Лонгин Иванович (родители ездили к сыну на юбилей полка).
С тихой грустью вспоминает овдовевшая в 1988 году жена солдата о прожитой семейной жизни: «Любили мы с Лонгином посидеть рядышком на берегу реки Иксы. Позднее перебрались в Сольвычегодск. Сначала я работала операционной сестрой в эвакогоспитале № 2513 (он стал называться «курортом для инвалидов войны»). Главный врач Леонид Федорович Дребошевский, эвакуированный из Ленинграда, внезапно скончался на работе. Сказался непосильный труд в годы войны и на Антонине Ивановне. В 1960 году она перенесла сложную операцию в Архангельске. Глядя на иконы, женщина вспоминает: «Лежу я на операционном столе, жду наркоза. И вдруг начала молиться, просить помощи у Туровецкой Божьей Матери, чтобы пожалела она моих деток. После операции спросила соседок по палате, не ругалась ли под воздействием наркоза. Они мне ответили, что я все время бормотала непонятное: «Турма, турма…» Я так и поняла, что турма – Туровецкая Божья Матерь. По возращении в Сольвычегодск впервые поехала с дочкой Ниной на святое место Туровец. Искупалась в чудотворном источнике, боли сразу утихли, и пошла я на поправку. До 1980 года работала на курорте».
«А при большей крепости…»
С болью вспоминает Антонина Ивановна послевоенное время, когда продолжали рушить православные храмы города Сольвычегодска. «В Успенской церкви до 1960 года были тракторные мастерские; в Рождественской – пекарня; в Борисоглебском храме – сначала ванные курорта, после тремя тракторами растаскивали его, кирпичом укладывали дороги». С радостью в глазах вспоминает она свои поездки на родину. Жалеет, что отец так и не сумел приехать в гости на Север.
Очень беспокоит Антонину Ивановну теперешняя жизнь: «Самораспущение, все сами по себе. Когда мне было 16 лет, я носила спирт четвертями, но пьянства никакого не было. Не было и мата. В церковь я всегда ходила. Совет держала с батюшкой перед всяким делом. Помню, уж очень хотелось нам на Духов день картошку посадить, а батюшка сказал, что Духов день – раз в году. И, действительно, посадили после Духова дня, наросла она очень хорошая.
Да разве обо всем расскажешь… Об одном только жалею, что из-за немощи не могу сейчас ходить в храм».
Многое осталось за строками этой статьи. Текст этого повествования о жизни Антонины Рогачевской я специально дала почитать знакомой девочке. Она, выпускница средней школы этого года, очень внимательно прочитала ее и изумленно спросила: «А это все правда? Это было на самом деле?»
Как мало мы знаем о былом, о людях, переживших войну и трудное послевоенное время. А ведь на таких женщинах, как Антонина Ивановна, держалась и держится наша матушка-Россия.
Наталия ПЕЧЕРСКИХ
г.Сольвычегодск
 | назад |
| вперед |  |
