Хочу поделиться с читателями воспоминанием об одном весеннем дне 1945 года, накануне Победы.

Было это в селе Усть-Кулом, что на верхней Вычегде. Может быть, ничего особенного в том, о чем расскажу, и нет. Но почему-то дорого мне это воспоминание из детства - оно об исконном обычае моего народа, который перед Благовещением и Пасхой прибирался не только в своей душе, но и в горнице, в которой жил.

Конец марта и начало апреля 1945 года в верховьях Вычегды выдались теплыми. Подули тихие теплые ветры с юга и юго-запада. В одно мгновенье почернели санные дороги по льду реки, снег на полях и на лугах притулился ближе к земле. Сугробы сравнялись, и лес принял более светлый зеленый тон, а с крыш домов высунулись сосульки льда, на кончиках которых под солнцем поблескивали капельки талой воды, словно бы бисер или даже жемчуг. Сельчане поснимали вторые оконные рамы, поставленные сразу же после Покрова дня на зимний период времени года. Сельчане готовились к Благовещению.

И вот в эти-то дни мать моя, православная крестьянка, говорит:

- Сынок, скоро праздник. Надо сходить в лес и принести в берестяной лукошке дресвы и несколько кусков белой глины, распутать рогожу от мешков и сделать из них хорошие крепкие тряпки; еще сходи к деду и возьми у него хороших березовых голых веников штук пять. Вот тебе на эти дела неделю, и если что-то не будет у тебя получаться, ты сразу же мне сообщи.

Так, за неделю, мать стала готовиться к уборке дома. В 30-40-е годы в Усть-Куломе не было электричества, и люди зимой после трудового дня ужинали при свете лучинок и коптилок, и поэтому в домах по весне потолок и стены становились серыми и рябыми. Так что, видя такое, хозяйки торопились навести порядок к Благовещению или, по возможности, к Пасхе, в Чистый четверг.

Не хвалюсь, но как у своей мамы послушный сын выполнил все ею сказанное и доложил своевременно. И 5 апреля мы с ней разобрали полати и все полки внутри дома нашего. Мыльной водой, вымоченной ветошью, мать вытерла иконы и божницу. Иконы завернула чистыми полотенцами и спустила в голбец, конечно, только на момент обновления дома. В сарае нашли козлы и доски и занесли их домой для сооружения настила, чтоб достать до потолка, занесли кадку объемом в 5-6 ведер.

- Сынок, в этой кадке мы с тобой сделаем щелок. Сейчас я затоплю печь, занесу древесной золы и камней, а ты из колодца носи воды в кадку.

Сделал я, отдышался и смотрю, что же будет дальше. Удрать бы куда-нибудь на улицу, но ведь маме моей и мне самому хочется, чтоб в нашем доме было чисто и уютно. И вижу: мать из голбца, действительно, занесла полное ведро золы и высыпала в кадку, предназначенную под щелок. Затем подняла полную охапку круглых камней величиной со здоровый кулак и стала их заталкивать в горячую печь. Я сижу около окна и смотрю на улицу, на играющих одногодков-ребят и жду, что еще будет у нас в доме. И слышу:

- Сынок, из-под печки возьми пест с железным наконечником. Я буду кидать нагретые камни в кадку, а ты пестом хорошенько мешай.

И так я мешал содержимое в кадке около получаса, а мать готовила поздний завтрак. После завтрака расставили с ней козлы и сделали настил. Наша горница стала как будто двухэтажной. Затем мать поднялась на настил и, достав рукой до потолка, посмотрела на меня, сказала:

- Ай-да мы с тобой, сынок, нам и мужиков не надо! Самая низенькая наша Авдотья, соседка, и она дотянется потолок тереть. Ну, ладно, ты отдыхай, а я сбегаю по соседкам пригласить их с утра...

Мать выбежала на улицу, а я пошел в дровяник наколоть на завтра дров для бани, чтобы женщинам после работы можно было помыться. Очень устал, лег отдохнуть, и тут (я хорошо помню это) вспомнились стихи из Евангелия, как к Марии ночью пришел ангел Гавриил. Чудное повествование мне читал когда-то мой дед, и много изречений из Евангелия я держал в голове и рассказывал маме, но она строго предупредила, чтобы про то, что написано в Евангелии, не рассказывал в школе и нигде и никому. Почему? Мне было тогда непонятно.

Наступило шестое апреля 1945 года. Готовилась грандиозная в этом году работа. Мать моя рано затопила печь. Решила она полностью обновить внутренность нашего пятистенного дома от шестка до последней ступени крыльца. Женщинам предстояло тереть все эти поверхности вымоченной щелоком тряпками да березовыми вениками с дресвой, чтоб они заимели вид, как после прохождения лезвием рубанка. И вот шестого утром открылась дверь. Зашла женщина, неся на руках сверток, поздоровалась, выполнив крестное знамение, села на скамейку и вымолвила:

- Анна, Господь послал к тебе на сегодня работника, принимай.

Немного погодя снова открылась дверь и повторилась первая процедура, и скоро в нашей двухэтажной горнице сидело на скамейке пять улыбающихся женщин-соседок.

Мать благословилась у Господа и пригласила всех их к столу выпить чашку чая с сахаром (сахар давали тогда по паевым книжкам - 125 граммов на месяц, и щипцами кололи его до величины горошинки, и эта горошинка была на чашку чая, а чай был с заваркой из чаги со зверобоем и корнем радиолы). После чая женщины натянули занавеску у шестка и, взяв с собой принесенные ими свертки, зашли за занавеску, а оттуда выходили переодетые в мужские подштанники и рубахи. Одна из переодевшихся громко сказала:

- Аннушка, сегодня покажем всем свою мужскую силу. Ну, бабы, взялись!

Трое поднялись на полок, двое подавали ведра с щелоком, и все дружно начали тереть потолок и стены. Работали они дружно и шутили острословно, но не похабно. Потом, разобрав, передвинули полок на другое место - и так четыре раза. И потолок нашей горницы раскрылся, действительно, как после ножа рубанка. Вся красота древесины стала налицо смотрящему, даже и не верилось.

Женщины вынесли доски и козлы, начали березовыми вениками с дресвой штурмовать пол, а меня мать послала заниматься баней. Когда я вернулся... О Боже! Ступеньки-то, ступеньки-то как будто из новых досок сделаны, и пол крыльца такой же! Поднялся на цыпочках на крыльцо и глянул в сени. И там пол такой же белый и стены чистенькие. Не дом крестьянский, деревенский, а царский дворец! А как зашел в горницу, мне показалось, что потолок отражается в полу. Мать сказала:

- Ну, вот, сынок, моя мечта сбылась. Мы завтра будем встречать день Благовещения как истинные православные христиане. Принеси образа и поставь их в божницу. Достань из сундука белую с бахромой скатерть и настели на стол. Из голбца достань самые красивые половички и настели на полу. А я сбегаю в баню и с бабами сполоснусь. Соберемся и посидим за столом за чаем, как положено. Ты не ходи никуда, посидишь с нами вместо хозяина.

Что я мог ответить своей любимой маме? Только сказал: Буду послушным, мама. Сделаю все, как ты сказала”.

И мы сидели за белоснежным столом, чистенькие после бани, в девственно чистой горнице. Луч весеннего солнца теплился на стенах нашего дома - на золотистой, свежей древесине. Была война. Апрель 1945 года.

В том же году был случай, о котором сам я никому не рассказывал, да и к матери с вопросами не навязывался. Было и было. А сейчас, наверное, можно рассказать...

Да, весна тогда выдалась теплая. И поэтому ожидался большой урожай ягод. Мы с матерью пошли в лес в местечко Паса-Шор посмотреть ранних ягод. Взяли с собой лукошки. Вот идем вверх по ручью, собрали уже полные лукошки черники и, не знаю почему, мать обратилась ко мне: “Сынок, тут по правую сторону есть старые вырубки и там бывало много малины”.

Чаща постепенно стала редеть, мы вышли на открытое место и услышали, как сильный ветер зашумел в ветвях деревьев и заставил поднять глаза. Мы хотели знать, что случилось в такой тихий, ясный день. И тут мы с матерью невдалеке заметили свет, он был белее снега. Свет имел очертания юноши, который был прозрачен и сиял ярче, чем кристалл в лучах солнца. По мере того, как он приближался к нам, я мог различить его черты. Он был юный, думаю, лет 13-14, как и я тогда. И был необыкновенно красив. Я был удивлен, почти заворожен и не мог произнести ни слова. Лукошко выпало из рук, но ягоды не рассыпались.

ВИДЕНИЕ приблизилось к нам и... поклонилось, сказало: “Не бойтесь. Молитесь со мной. Встав на колени, он склонился лбом до земли. В каком-то сверхъестественном порыве мы с мамой сделали то же самое и слышали его слова, смысл которых был такой: Боже мой, верую, поклоняюсь, уповаю и люблю Тебя. Прошу у Тебя прощения за тех, кто не верует, не поклоняется, не уповает и кто не любит Тебя. Потом он поднялся и сказал: Молитесь, Иисус и Мария услышат ваш голос”.

Затем он исчез.

Сверхъестественная атмосфера, в которой мы с матерью находились, была столь сильной, что в течение долгого времени мы почти потеряли всякое понятие о собственном нашем существовании: оставались в той же позе, в которой он оставил нас. Не знаю, что говорила мать после этого, стоя дома перед иконами, но чувствовал, что молилась от всего сердца. Она сказала мне: Не забудь никогда, сынок, что ты видел в Паса-Шоре, и близко в сердце держи Господа Бога”.

Послушался ли я матери? Сейчас, когда я на пенсии и нетрудоспособен, могу сказать, что жил как все. Но не скажу, что был безбожником. Будучи главным инженером шахты и членом КПСС, нелегально крестил своих дочерей в г.Чусовой и в г.Кунгуре. Сейчас хожу в церковь. Да простит меня Господь.