Многие современные мамы растят детей “по книжкам”, да все по иностранным. Во всем доверяются доктору Споку, Пенелопе Лич и другим заморским рекомендателям. В ход идут совсем уж экзотические “системы” - выращивания под водой, закаливания в проруби, точечного массажа. А раньше без этого обходились, и дети вырастали здоровей нынешних. Скольких богатырей дала наша северная деревня! Ведь сказка про Перу-богатыря не просто так придумана...

“У семерых нянек дите без глазу”, - так говорят в народе. Но говорят и обратное: “Ласковый теленок у семи маток кормится”. В деревенских семьях мама не так уж часто видела ребенка, особенно летом, когда надо было работать в поле да на гумне. Ребенком занималась бабушка. И было убабушки семь помощниц: печка, люлька, баня, заговорка, примета, “моленная” вещь и молитва.

Еще три простые заповеди знала бабушка: дите должно быть сыто, сухо и быть в тепле. Родился ребенок - и сразу его клали на русскую печь. И никаких закаливаний! Считалось, что в первый месяц нельзя остужать ребенка, следует поддерживать такую же температуру, какая была в материнском чреве.

Русская печь стала теперь для многих символом лени: мол, нежились в комфорте, косточки грели. Но раньше иначе думали. И не случайно Илья Mypомец на печке тридцать лет пролежал... Печь здоровье давала, силушку выпекала. Как-то мы не сознаем, что целый мир “перевернулся” с исчезновением русских печек. Где найдешь теперь “кровать с подогревом”?

Печка была ребенку второй матерью-кормилицей. В ней держали молоко, которым в отсутствие мамы кормили дитя из коровьего рожка. Там же держали сменные пеленки. Заплачет ребенок в люльке - его сразу же перепеленают в теплое, нагретое. Он и успокоится.

Люлька - вторая нянька. Сейчас практически не встретишь в магазине люлек, мамы пользуются “неподвижными” кроватками. Почему-то полагая, что укачивание действует на нервную систему ребенка. А в старину думали так: младенец привык к укачиванию в материнской утробе, и не следует резко менять его “образ жизни”... Люльку подвешивали около печки - тут-то и начиналось “естественное” закаливание. При приближении к печи люльку обдавала теплая волна воздуха, при удалении - прохладная. Ползунков не было, и это также способствовало закаливанию. Когда ребенок начинал ползать, его одевали в длинную рубашку до пят и оставляли на холодном полу - опять же около печки.

Третье “существо”, входившее в жизнь новорожденного, было менее ласково - было страшное, черное от сажи, щипало глаза и тело. Баня. Туда несли младенца на второй день рождения, растирали ручку, мяли ножки, чтобы выпрямились. Ополаскивали водой и нежно приговаривали: “Утренняя заря, вечерняя звезда, не играй моим младенцем (полное имя), а поди играй на улице дымом да чадом, листочками. Белое лицо не царапай, ясные очи не ворочай. Пресвятая Госпоже Богородице, дай сон рабу Божьему (полное имя) от темной ноченьки до дня денечки. Полуденица-полуночница, во веки веков. Аминь”. Похлопают веничком, завернут в лоскутное одеяло и домой, с пылу с жару. Первый месяц - баня ежедневно.

На седьмой день настает пора “духовной бани”. Коми старообрядцы крестят прямо дома. Не приведи Господь, если ребенок умрет от этого. “В темных углах на том свете некрещеные дети сидят”, - говорила мне одна устьцилемка. К воде, оставшейся после крещения, относятся так же бережно, как и к ребенку. Выливают ее в такое место, куда человек не ступит, которое собака не обнюхает. Обычно сливают по внутренней стене дома где-нибудь на сеновале.

С тех пор вода - незаменимая помощница. Заплачет ребенок - несут его к умывальнику, омывают личико “исусовой молитвой”. Проводят по личику пригоршней с водой и говорят: “Господе Исусе Христе Сыне Божий помилуй нас”. В некоторых случаях поливали ковшиком на дверную ручку и собранной водой ополаскивали лицо. Или же опускали ребенка в корыто, споласкивали его рубашку и выжимали на него со словами: “Царь донской, дай воды от уросов, от прикосов, от переполохов и от дедушки водяного...” Этих заговорок (по-коми “ним кыв”, то есть “именных слов”) было множество, на все случаи жизни. От сглаза говорили: “Ырчу и порчу, урос и принос выгоняю на чистое поле, на синее море. Не щепите, не ломите раба Божьего младенца (имя)”. Вообще первые недели младенца никому не показывали, а от женщин с темными глазами берегли аж до отрочества. Часто случалась грыжа, и тогда в ход шло такое “ним кыв”: “Грыжа ты моя грыжа, родимая моя грыжа, не грызи мое дитя, не бей мое чадо. Я сама мать родила и выгрызу и выбью костяными зубами”. И мама прямо ртом, прикусом выправляла пупок младенца. Если не получалось, то звали “гэг баб” - пупочных бабок.

От злых стихий мира оберегали и приметы. Например, белье новорожденного на улице не сушили. Опасались: затреплет ветер пеленки, а потом беспокойство ребенку передастся. Насколько верны приметы - разговор особый. Главное, посредством примет и “ним кыв” женщины - старались весь окружающий мир поставить на службу маленькому существу.

Но больше, конечно, уповали на милость Божию, на несравнимую силу Святого Духа. В большие праздники освящали речной песок - клали его перед иконами, кадили, читали молитвы. Заворачивали в чистую тряпицу и, когда нужно было, сыпали в рукомойник, перед купанием бросали щепотку в корыто, бросали в банный котел. Еще освящали воду и давали ее пить младенцу. По сей день коми старообрядцы придерживаются этого обычая. Сразу после крещения на младенцев одевают особый маленький крестик и снимают его в редких случаях. Для девочек и мальчиков у старообрядцев есть разные крестики, различаются они формой.

Но самая главная помощь для мам и бабушек - от молитвы к Господу нашему. Обычно заступничества перед Ним просили у Божией Матери Тихвинской, покровительницы детей.

А я, помню, выросла на молитве “Да воскреснет Бог...”. Сколько раз я слышала ее в детстве! В детсад ли собираюсь, в баню ли иду, спать ли ложусь, слышу: “Да воскреснет Бог и разыдутся врази его...” Эта молитва, написанная рукой мамы, до сих пор при мне.