МАСТЕРСКАЯ

ПЕЙЗАЖ, НАПИСАННЫЙ АНГЕЛОМ

27 сентября – престольный праздник Крестовоздвиженского монастыря


Вера, Надежда, Любовь и мать их София (работа м.Софии)

Подворье Кылтовского Крестовоздвиженского монастыря – маленькая с виду церковка в самом центре Сыктывкара, у «кольца», по которому с сумасшедшим гуденьем проносятся почему-то чаще всего по пятницам свадьбы. Тут и модные магазины, и огромные рекламные щиты, соревнующиеся между собой в броскости и величине, и кондитерская с горами сладостей на витрине – все для человека, все для его утончившихся прихотей... Ходишь перед витринами, разглядываешь – и вдруг чувствуешь какое-то смутное беспокойство. А это душа – плохо ей, бедной, среди этого блеска. Так ребенок, которого таскают по магазинам, хочет поскорее домой, жалобно зовет мать и тянет ее за руку. И уходишь, сначала с легким сожалением, а потом невольно ускоряя шаг, и приходишь к этому небольшому храму – «домой».


Портрет схимонахини Марии (работа м.Пины)

Всего лет пять назад между двух «хрущевок» выросла эта красивая, из красного кирпича, церковка. И странно думать, что еще несколько лет назад подворья здесь не было, – так здесь хорошо находиться, как бывает в старых, намоленных церквах. Входишь – и попадаешь с шумной улицы словно лет на сто назад – такая во всем укорененность, покой. Тихо улыбнется тебе, проходя по домотканому половичку, молодая монахиня; матушка Стефанида работает в кабинете – склонилась над письменным столом, лампа освещает четкий профиль. Отвлечешь ее вопросом – ответит со всегдашней своей лаской, да еще и предложит выпить чайку, «с горошевицей». «А что это?» – удивишься диковинному слову. «Это такая каша гороховая густая...» Идешь домой и думаешь, что вот точно так же все было в России очень давно, до всех ее потрясений и бед прошлого века, и радуешься, что это с нами, совсем рядом.

А с недавних пор как бы прибавилось тихого света на подворье – от картин и рисунков, развешенных на стенах. Небольшие акварельные пейзажи, портреты матушек, натюрморты. Спешат ли люди на службу, идут ли домой – невольно замедлят шаг, полюбуются. «Должно быть, рисовали дети, – думала я, – но какие талантливые!» Каково же было мое изумление, когда оказалось, что это работы кылтовских сестер – матушки Софии и матушки Пины. Признаться, я считала, что в монастыре не до живописи – долгие службы, послушания. И что там не принято творчески, по-своему смотреть на мир, изображать «мирское», а можно лишь, следуя канонам, писать святые лики. Словом, целый набор стереотипов вопросами встал в моей голове. «Да у них в монастыре еще работы есть, – улыбнулась матушка Стефанида на мою просьбу рассказать подробнее о рисующих матушках, – поезжайте, поговорите сами».


Подъезжая к Кылтово (работа м.Пины). На переднем плане келейный корпус с маковкой, за ним - собор с колокольней

И вот в погожий сентябрьский денек наши редакционные «Жигули» уносятся в сторону Кылтово. По обе стороны от дороги – все великолепие осени. Зажглась листва, еще неделя-другая – и конец всей красе. То и дело выходят из лесу к своим машинам грибники, ведра их пусты, а лица кислы. Но чем дальше от Сыктывкара, тем веселей смотрят встречные «тихие охотники» – значит, и у нас есть надежда. Где-то между Серегово и Кылтово, Божьей милостью, набрали мы столько грибов, что с трудом донесли до машины. Чего стоил один боровик, эдак на полтора килограмма! Что и говорить – благословенные места, в которые мы попали благодаря рисункам, развешенным на Кылтовском подворье.


Келейный корпус. Вид с колокольни, которая на рисунке вверху

Но вот и Кылтово. Дорога идет вверх – и первым открывается крест на ярко-синем, с золотыми звездами, куполе храма. Издалека он выглядит легким, ажурным, а ведь весу в нем – четверть тонны. Когда устанавливали его на Преображение двое смельчаков, все внизу испереживались.

Сестер мы застали на картофельном поле. Картошка уродилась нынче на диво ядреная. Игорь, Михаил и Евгений – сотрудники нашей газеты, как три богатыря, – без лишних слов начинают помогать – носить мешки с картошкой к краю поля (все-таки в нужную минуту привел нас сюда Господь!). Я же отправляюсь искать матушек Софию и Пину. Захожу в сестрический корпус – узнаю по «Зимнему пейзажу» это кирпичное, старой постройки здание с крестом на торцевой стене. Только вошла под его сводчатый потолок, обступили какие-то родные запахи. Так пахло только в одном месте на земле – в деревенском доме моей давно умершей любимой бабушки: картошкой и землей, печкой, укропом и разными травами... Первым существом, встретившим меня здесь, был котенок. Он стал тереться о мои ноги, но, видно, моя намокшая в лесу юбка не понравилась его теплому бочку, и котенок, не переставая мурлыкать, побежал к матушке Софии (на фото внизу), которая как раз вышла из своей кельи. Маленького роста, черный платок повязан под подбородком, кожаный пояс с четками, в милом лице что-то детское. Матушка – одна из первых кылтовских монахинь, живет здесь уже больше десяти лет, помнит еще, как спали в первую тяжелую зиму на полу, согревая друг друга, – ничего ведь еще в монастыре не было, только Бог и желание всегда быть с Ним.

Присаживаемся на скамейку. Котенок уютно пристраивается на матушкиных коленях, а она ласково и кротко смотрит на меня, ожидая вопросов. Мне же так хорошо, что забыла даже, зачем я тут. Матушка сама выручает, протягивая новые работы.

«Это весна в Кылтово, матушка Пина рисовала пастелью. Ей удаются такие нежные переходы тонов, и акварель ей удается, потому что душа у нее тонкая. Вот еще ее пейзажи – осенние, вот наш храм в зимний день. Мы ведь рисуем в основном осенью и зимой, когда работы по хозяйству мало, поля убраны, сено заготовлено... А это моя последняя работа», – кивает матушка на небольшой лист гуаши. Святая София и три ее девочки-дочери. Видно, как долго трудилась матушка над этим листом – таким законченным он выглядит. Плотные, густые и темные тона одежд и смуглых ликов для того так и темны, чтобы глаза казались живыми, прозрачными, отражающими Небо. «А это первая работа матушки Пины – рисунок с натуры», – показывает м.София большой лист. Классический натюрморт: драпировка, поленце и торчащее из его расщелины растение. Узнаю этот цветок: точно такой сорвала я сейчас в лесу, удивившись его мохнатым семенным коробочкам. «Это люпина», – говорит матушка. Радуюсь про себя: и этот цветок с ласковым названием, сходным по звучанию с именем м.Пины, и тот гигант-боровик – все это маленькие Божьи подарочки, своеобразные стрелочки-указатели в сторону святого места – Кылтово.


Кот, который поет (работа м.Софии)

Пока мы разговариваем с матушкой Софией, неугомонный котенок забрался ей на плечо, а оттуда, цепляясь коготками за платок, – на макушку, а потом стал осторожно спускаться. С котят-то и начала м.София рисовать – хотелось удержать, запечатлеть любимцев.

Между прочим, кошек при монастыре, который сам-то невелик, по меньшей мере, пара десятков, и матушки всех гостей едва ли не первым делом спрашивают с теми же интонациями, какие бывают у детей, подбегающих иногда на улице: «А вам котенок не нужен? Они у нас к песочку приученные...» Когда по субботам или воскресеньям подают к столу яйца и матушки дружно стучат по ним ложками, кошки всей оравой несутся в трапезную, мяукая и пища. «А куда же вы деваете котят?» – спрашиваю я у матушки. «Никуда – мальчики уходят в лес и там дичают, а девочки остаются... Самых приметных, у которых характер есть, мы как-нибудь называем. Есть Мичи, Дося, Пушистик, Веревочка – такой тонюсенький котик вот с такими острыми глазками (тут матушка очень смешно и точно жестом изображает этого Веревочку). А есть еще Кот, который поет – всегда что-то напевает». Матушка даже сделала портрет этого замечательного кота. Он висит на подворье в укромном месте, на кухне. Желтые глаза так и просят у вас молочка. И надпись: «Мяу! Опять постный день!»

Чудесный этот портрет написан той же рукою, что еще пару лет до этого неуверенно зарисовала карандашом котят. Росли котята, росло и умение – благодаря вот чему. Пару лет назад Бог привел в монастырь учителя рисования. Это был пожилой литовец, несчастный и одинокий. Все знали лишь его имя – Данис. В городе у него сгорела квартира, жить было негде, и один добрый друг настоятельницы, знавший старика, попросил матушек присмотреть за ним. Пригласили его в Кылтово, там он и устроился в домишке при монастыре. А присматривать за ним стали как раз матушки София и Пина – скрашивали одиночество беседой, с печкой управляться помогали, горожанин все-таки. А когда увидел он в девушках живой интерес к кистям и краскам, сильно воодушевился. Попросил их нарисовать что-нибудь, да хоть вот этот молочный бидончик. Для первого раза было очень неплохо. И как же радовалось сердце старого художника, когда он увидел, что есть кому передать свое дело и что ученицы его – ангелы земные, чистые сердцем, трудолюбивые. И он теперь не просто небо коптит в деревенской глуши. Воспрянул духом человек.

Забегут, бывало, к нему матушки показать рисунок, получается ли. Поставит учитель на стол работу, отойдет к печке, смотрит, склонив голову набок, потом скажет: «Тут вот поправь, тут». Учил грунтовать холст, работать маслом. Внушал, что прежде надо научиться природу рисовать, тогда и все другое изобразить сможешь. «Данис водил нас часто на этюды, – вспоминает м.София. – Посадит перед какой-нибудь елкой, заставит вырисовывать все ее ветки, все иголочки. Матушка Пина любила это, а я старалась сбежать. Скажет нам, бывало: «А давайте ка-а-ак возьмем этюдники, ка-а-ак пойдем по горам-лесам...» – «Нет, – говорю, – я уж лучше дома посижу, полешко порисую». Как дочерей полюбил старый художник своих способных учениц, и они его вспоминают очень тепло, много он им дал. Пропал Данис как-то вдруг. Заболел, уехал в город полечиться – и потерялся. Никаких вестей больше о нем не было. А роспись иконостаса на Кылтовском подворье, начатую им, пришлось зачищать и приглашать другого художника... Но где бы он ни был, в этом мире или уже в ином, сестры с благодарностью вспоминают своего учителя, печалятся и молятся о нем.

Познакомились мы и с матушкой Пиной (на фото слева), молодой и улыбчивой. Какие они все же разные! М.София – маленькая, светлоглазая, голос звенит колокольчиком, а краски у нее на картинах плотные, земляные, живопись ее какая-то сильная, глубокая. А м.Пина высокая, темноглазая, голос у нее ниже, а ее акварели и пастели легкие, небесных тонов, играющие.


Портрет матушки Риммы (работа м.Софии)

Я спросила еще у м.Софии, как была написана «Матушка с коровой» (см. справа). Так же трогательно и в то же время правдиво и сильно писали и наши «народные» художники – Ефим Честняков, Иван Селиванов. Кстати, оба они были северянами. Матушка ответила просто: «Мы тогда немножко поссорились с матушкой Риммой. И вот я все ходила, думала, что же мне для нее сделать. И придумала: а дай-ка я ее нарисую. А чтобы нарисовать, нужно полюбить. Так и получилось. А корову я все-таки из вредности нарисовала», – смеется матушка.

Матушке Пине тоже удаются портреты. Матушка настоятельница благословила ее нарисовать двух кылтовских схимонахинь – они уже старенькие совсем и обе Марии. Портрет одной из матушек уже готов: какая суровость в ее облике, но в глазах спряталась доброта... «Стареньких легче рисовать, – делится со мной м.Пина. – У них морщинки, как штриховка».

...С высокой колокольни глядим мы на Кылтово, на обнимающие его поля и леса, на стадо коров, равномерно разбредшееся по зеленому еще склону. Видны домишки и их хозяева, что чистят во дворах грибы, виден и длинноухий рыжий пес, которого матушки вылечили от анемии. Везде жизнь, везде родная природа и души, ждущие ласкового, терпеливого возделывания. И везде красота – отсвет Неба, которую надо увидеть чистым взором и подарить в картинах другим людям.

Елена ГРИГОРЯН

назад

вперед


На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Форум.Гостевая книга