ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ

ЛЮБОВЬ НЕ УМИРАЕТ И ЗА ГРОБОМ

16 марта исполняется 40 дней памяти архимандрита Иоанна (Крестьянкина)

Отошел в вечность старец Иоанн... Хотя последние годы он уже не мог принимать народ, но его слово продолжало звучать, и люди получали ответы на свои вопросы. Так было, например, с моей семьей год назад. Написала я письмо батюшке, а получила ответ не на бумаге, а через жизненные обстоятельства. Приехав в Печоры и обойдя монастырские святыни, остановились мы у окошечка кельи старца Иоанна. Постояли там, помолились, в своей молитве просили старца воздохнуть о нас ко Господу, благословить... И буквально через десять минут, когда мы пришли в монастырскую лавку у ворот, от иеромонаха Марка, который занимается книжками, получили неожиданные подарки – большой альбом с фотографиями старца и последнее издание книги его писем. Открыв эту книгу, нашли в ней нужные нам ответы. Это было таким откровением!

Еще один такой, «заочный», ответ получила я вскоре после отхода старца в Вечность. Хотелось поговорить с людьми, которые хорошо его знали, но к кому обратиться? И вот на 9-й день позвонил отец Олег Тэор. Оказалось, что он в Питере и на следующий день собирается домой во Псков. Мы предложили батюшке довезти его в родной город, и он радостно согласился. А позже, по возвращении из Пскова, позвонил наш старый друг – игумен Николай (Парамонов), настоятель Троице-Сергиевой пустыни, и сам предложил свой рассказ: «Приезжай, я тебе что-нибудь надиктую. Обязательно нужно собирать свидетельства о старце. Какой это был светильник!» Приехала в пустынь – и услышала не просто воспоминания, а созерцала настоящую пантомиму в исполнении отца Николая. Признаюсь, раньше меня иногда смущало, когда он передавал интонации других людей, особенно покойных. Но в этом рассказе все получилось уместно. Отец Иоанн предстал как живой! Те же слова, те же интонации, та же ликующая радость! Жалко, что на бумаге этого не передать, особенно эту пасхальную радость...

Вот так, неожиданно, желание исполнилось. Ниже привожу воспоминания двоих священников, принадлежащих двум разным поколениям, так, как их записала.

ИЕРЕЕВ НАСТАВНИК

Рассказ протоиерея Олега Тэора:

Впервые отца Иоанна (Крестьянкина) я увидел в 1968 году. Приехал я в Псково-Печерский монастырь на первой неделе Великого поста, и во время литургии в Сретенском храме отец Иоанн исповедовал народ. Исповедников было не больше десяти человек – только те, кто в этот день отправлялся в дорогу. Но отец Иоанн проводил общую исповедь, с объяснением каждого греха против 10 заповедей и заповедей блаженств. Отец Иоанн говорил очень долго, но его хотелось слушать и слушать, душа оживала, становились понятными причины греха. Потом, когда я читал о святом Иоанне Кронштадтском, о тех общих исповедях, которые проводил он, я понял, что наш отец Иоанн был подобен этому великому светильнику Русской земли. Для нашего времени он исполнял ту же миссию всероссийского служения, он имел власть через общую исповедь раскрывать человеческие души, оздоровлять их. А потом, когда «Опыт построения исповеди» был издан отдельной книгой и разошелся по всей стране, отец Иоанн (Крестьянкин) действительно стал всероссийским пастырем, через его слово десятки тысяч русских людей открыли свои души Богу.

Отец Иоанн особенно заботился о священстве, старался помогать не только духовно, но и материально, ведь он тоже когда-то был приходским священником и строителем, он хорошо знал жизнь простого приходского священства. Вообще в то время келья отца Иоанна в монастыре была для всех открыта, мы приходили к нему как домой.

Отец Иоанн готовил меня к принятию священства. В то время не было у нас Духовного училища, а так как я с детства прислуживал в алтаре и неплохо знал богослужение, то меня рекомендовали к рукоположению. И вот отец Иоанн давал советы из богослужебной практики, рассказывал об уставе, задавал вопросы. Очень много приводил случаев из своей приходской жизни, учил, например, как общаться с уполномоченными. Дал мне совет, который на долгие годы мне пригодился: «Даже если коммунист-уполномоченный будет переводить тебя с прихода на приход, воспринимай это как волю Божию». Это была одна из главных проблем Церкви в то время – отношения с уполномоченными…

Потом была комиссия: в келье отца Иоанна собралось несколько священников, и они спрашивали по уставу. У меня большая проблема была с пением из-за полного отсутствия музыкального слуха. И батюшка благословил во время службы найти того, кто поет также моим голосом в хоре, и подстраиваться под него. И можно сказать произошло чудо: я стал служить в тон. Так что нынешний митрополит Санкт-Петербургский Владимир, будучи у нас во Пскове владыкой, отмечал, что я служу в тон, и когда я ему говорил, что у меня совсем нет музыкального слуха, он не мог в это поверить.

Почти сразу же после моего рукоположения во дьяконы, через две недели, была родительская суббота. Мы с отцом Иоанном поехали во Псков. Сначала зашли в Троицкий собор, приложились к святыням, а потом отправились в епархиальное управление к митрополиту Иоанну (Разумову), который в свое время был келейником Патриарха Сергия (Страгородского). Владыка Иоанн поселил нас в бывшем гараже, оборудованном под маленькую гостиницу. Я запомнил, как мы шли с отцом Ионном по городу: он шествовал в подряснике, представьте, это ж были 60-е годы! Народ нас по дороге приветствовал, отец Иоанн всем кланялся, здоровался. Так радостно и удивительно было видеть любовь и почтение к священнику в такое богоборческое время. А потом в Троицком соборе состоялось рукоположение во священники, и вел меня к архиерею отец Иоанн.

Меня оставили служить в Троицком соборе. Надо сказать, отец Иоанн в 1950-х годах сам служил в Троицком соборе вместе с архимандритом Всеволодом. Но его тогда за яркие проповеди и за то, что он благоукрасил собор, очень невзлюбили власти. И однажды духовник отца Иоанна (так мне рассказывали) сказал: «В одну ночь собирайтесь с отцом Всеволодом и уезжайте. Иначе вы попадете туда, где уже были» (отец Всеволод был тоже из бывших заключенных). Они уехали, а потом оказалось, что их действительно хотели арестовать, приписать расхищение государственного имущества. И все было для этого готово: некие люди по приказу власть имущих из собора вынесли ценные украшения. Так батюшке на время пришлось уехать из Псковской епархии, и он служил под Рязанью на приходе.

Батюшка не любил рассказывать о своем мученичестве, о лагерных временах, хотя все знали, что именно там, в заключении, он стяжал молитву.

И так, благословением о.Иоанна, стал я священником. Батюшка позаботился даже о рясе для меня, ведь тогда церковных пошивочных мастерских не было. Зашла речь о приходе в поселке Белая, в котором до меня побывало несколько священников, но они там не удержались. Мне владыка сказал: «Съезди, посмотри, сможешь ли ты там остаться. А то мы будем закрывать этот приход». Я ответил: «Смотреть не буду. Сразу поеду». Приехал: в храме пола нет, печки нет, стены облупленные, жить священнику негде. Поселился я у одной старушки и стал потихоньку обживаться. Трудность была еще и в том, что настоятель не имел права ремонтировать храм без разрешения уполномоченного. И тут вспомнил я рассказы отца Иоанна о тех многочисленных случаях, когда Господь помогал ему в ремонте храма. И стал ему подражать. А потом батюшка сам к нам на приход приехал, хотя из Печор добираться было трудно, с пересадками. Это было незабываемое посещение, батюшка так радостно служил, а потом долго говорил проповедь, и народ очень внимательно слушал, не расходился. В этот храм отец Иоанн присылал мне иконы, покровцы, комплект вышитых воздухов (оказалось, что они принадлежали схиигумену Луке, он их привез с Валаама). Особенно запомнилась большая икона свв.Кирилла и Мефодия, в которой дробь застряла – в нее стреляли.

Отец Иоанн всю жизнь был бескорыстным, бессребреником, он всегда стремился человеку что-то дать: или ладана, или просфор, или маслица, или еще что-то для церковных нужд. Когда батюшка приезжал к нам в Белую, я старался дать ему денег на проезд, но он всегда отказывался. И говорил: «Как я могу взять! Бог все видит!»

Молитвами отца Иоанна мне удалось восстановить этот храм, хотя власти постоянно вызывали и угрожали: «Вы делаете ремонт без разрешения!» Правда, потом сразу же меня перевели из этого храма, когда ремонт закончился.

Я часто ездил к отцу Иоанну в Печоры за советом. Однажды он благословил, и мы на машинке перепечатывали во многих экземплярах его «Опыт построения исповеди», раздавали людям, и те очень благодарили. Прежде всего это было прекрасное руководство для священства, по книжке отца Иоанна многие и сейчас проводят исповеди. Я думаю, что отец Иоанн и написал эту книгу по просьбе священников, которые приезжали к нему со всей России. Между прочим, первые книжные издания «Исповеди» отца Иоанна вышли за рубежом, в Джорданвилле (то есть и там батюшку знали и почитали), а у нас долгое время она ходила в «самиздате».

Отца Иоанна, можно сказать, сослали в монастырь для того, чтобы изолировать от народа, а он, наоборот, именно в Печорах стал всероссийским светильником. Хотя и в монастыре было по-разному: сначала к батюшке в келью за советом люди могли прийти как к себе домой, а потом это стали пресекать, к батюшке могли попасть только священники, да и то не все. А было и такое время, когда священников вообще не впускали в монастырь, – нужно было взять специальную справку-разрешение от архиепископа Псковского, чтобы пройди исповедь в монастыре. Я как-то шел по Печорам, и мне был строго задан вопрос: «Зачем ты приехал в Печоры?» Я еще в монастырь не успел войти, а меня уже остановили.

Батюшка, между прочим, был очень строгим – он делал замечания, если кто-то разговаривал во время богослужения; помню, как одни молодые монахи в ответ на его замечания стали шутить, и батюшка, расстроенный, встал в уголок и усердно молился. Батюшке все приходилось претерпеть, как от своих, так и от гонителей, но потом те же монахи стали ходить к нему за советом как к старцу.

За советом к отцу Иоанну ездили и большие люди: епископы и высшие государственные чиновники, Владимир Владимирович Путин разговаривал с ним почти два часа. Молитвами батюшки утверждалось и укреплялось православие, он поставил заслон обновленцам, которые у нас появились в 1980-е годы. Если б они победили тогда, то Россия бы погибла. Отец Иоанн, как и Патриарх Пимен, строго стоял за славянский язык богослужения и старый стиль, он часто наставлял священство в этом.

Но даже когда к старцу почти не пускали, мне помогала моя болезнь: так как мне по слабости надо часто переодеваться, я мог пойти в келью, соседнюю с отцом Иоанном, так и к нему попадал. Он по-дружески ко мне относился – обнимал, целовал, когда я к нему приходил, радовался очень.

В те же годы много народа ходило в монастырь к отцу Савве (Стороженко), но к нему в основном ходил простой люд, а к отцу Иоанну (Крестьянкину) – священство и интеллигенция.

В последние годы я редко с батюшкой виделся, но все время получал от него открыточки-поздравления с праздниками. Как уже все теперь отмечают, отец Иоанн имел дар рассудительности, он с молитвой, умно, в каждом конкретном случае говорил, как нужно поступать, что нужно сказать, и когда человек делал, как он говорил, то все хорошо складывалось.

И сейчас его молитвами мы живем и действуем, ведь любовь не умирает и за гробом.

ДУХОВНЫЙ САДОВНИК

Рассказ игумена Николая(Парамонова):

На земле и на небе

– Впервые я услышал об отце Иоанне, когда поступил в Санкт-Петербургскую Духовную семинарию, это был 1984-85 учебный год. Мы все тогда испытывали духовный голод, в миру книг было не достать, а в Духовных школах имелась огромная (200 тысяч томов с лишним) духовная библиотека, и мы с жадностью набросились на чтение. Первая книга, которая произвела на меня неизгладимое впечатление, была о прп.Силуане Афонском. Я был в духовном восторге после ее прочтения, меня поразил образ духовного богатыря, и я подумал: «Неужели и сейчас есть такие люди?» И на этот вопрос получил ответ от одного из наших семинаристов: «Это отец Иоанн (Крестьянкин)».

Вскоре поехали мы в Печоры, чтобы посмотреть на отца Иоанна. Запомнилось, что приехали мы рано утром, и неизвестно откуда к нам примкнул дедушка, который и показал дорогу в монастырь. А мы шли и думали: «Откуда он взялся в такую рань? Сказал, что здесь живет, зачем же ему так рано ходить по городу?» А он по дороге все говорил: «Вам надо к старцам нашим идти. Вас Господь монахами сделает по их молитвам. Идите к старцам».

В монастыре мы попали на богослужение, встретили отца Иоанна, взяли благословение у него, и он сказал мне: «Приходи ко мне сегодня вечером».

После вечернего богослужения я пришел к батюшке. Он стал меня подробно расспрашивать: кто я, когда родился (его интересовал не только год, но и число), из какой семьи, как пришел к вере, кто мой духовник, как я молюсь и какие у меня настроения в отношении будущего – быть монахом или женатым священником?

Меня поразило, что батюшка ничего не стал навязывать, а только дал совет: «Тебе надо присматриваться к жизни сельского священника, а на лето приезжать в монастырь. И чья душевная стихия для тебя окажется более близкой, ту стихию и начни изучать, то есть начни больше общаться с людьми того образа жизни, который душевно тебе более близок, и при этом потихонечку Богу помаливайся, чтобы Он определил будущий путь». Меня поразила батюшкина рассудительность и ненавязчивость.

После того как мы побеседовали, батюшка встал и начал молиться, и я удивился, что он молился не какими-то уставными молитвами, а от себя, своими словами, – он все содержание нашего разговора перевел в молитву. Так было потом при каждой нашей беседе, и это не переставало меня удивлять.

После молитвы батюшка меня помазал афонским маслицем, трижды поцеловал, и я впервые почувствовал, как и потом всегда чувствовал, что через батюшку идет какая-то светлая и радостная сила.

Летом я приехал в Печерскую обитель на послушание. И был потрясен, как много людей приезжает к старцам – отцу Иоанну и отцу Адриану. Благочинный монастыря дал мне послушание дежурить у о.Иоанна в приемной – пропускать к нему народ, следить за порядком. Мне было очень интересно наблюдать, как старец общается с людьми. Заходит группа людей к старцу, а он, выходя к народу, радостно восклицает: «Деточки, деточки, идите скорей сюда!» А «деточкам» от 50 до 80! Тут батюшка мне напомнил доброго доктора Айболита, потому что он к каждому подставлял правое ушко, а руку складывал трубочкой – как будто прослушивал, что там за болезни у человека, – и все время повторял: «Так-так-так. Пьет, говорите? Так-так, болеете…» Так по очереди батюшка всех обошел, дошел до угла, а в углу сидела пара печального вида – лица у них были воспаленные, красные, видно было, что они подвержены винопитию. Я про себя подумал: «Ну, сейчас батюшка будет их ругать!» А он вдруг говорит: «Батюшки мои! Господи, что же вы с собой наделали?» И начал их обнимать, целовать и все что-то приговаривал. А я думал: «Ну, надо же, все наоборот – он их не ругает, а так любит, с такой радостью их принимает!»

Еще был случай с бабулей-обманщицей. Она в приемной все меня уговаривала, чтобы я батюшку к ней вызвал, так как давно уже живет в монастыре, а батюшку так ни разу и не видела. И я пошел батюшку просить выйти, и он сразу же пошел. Увидел ее, говорит: «Ой, дорогой, эту бабулю знает вся полнота Русской Православной Церкви». Она, оказывается, давно уже старца донимала, но он все равно с ней поговорил, не прогнал.

От батюшки вообще никто не уходил неутешенным. Поразительно было видеть, какие перемены происходили с людьми. Входил человек к батюшке унылым, печальным, мрачным, а выходили все в радости. Наблюдая необычайные проявления батюшкиной любви каждый день на протяжении двух недель, я стал задавать себе вопрос: «Как же так, как батюшка изо дня в день может на такое количество людей изливать столько радости и любви? По-человечески это невозможно. Человеческие резервы любви имеют пределы». А потом я получил послушание на клиросе и увидел, как батюшка служил Божественную литургию, и получил ответ на мой вопрос. Все его служение было настоящим богообщением, живым, творческим. Я запомнил батюшкины необычные интонации при возгласах и услышал все ту же радость, которую заметил при его общении с людьми. «Вот он – источник любви и радости», – понял я. И еще я подумал: «Он служит как ангел, поет как ангел. И мы все как будто не на земле, а на небе уже».

Как батюшку по воздуху несли

Когда я учился в семинарии и академии, то постоянно приезжал в монастырь и старался подольше жить на послушании, как батюшка благословил меня при первой встрече. Попасть к нему иногда было очень нелегко. Однажды я приехал, прожил целые две недели, а к батюшке все не мог попасть. Своими переживаниями поделился с одним насельником, и он мне сказал: «Ты знаешь, монахи иногда по году не могут попасть к о.Иоанну. Он всего себя отдает всей России. А нам говорит: «Ничего, ты наш, мы еще поговорим». Так и я каждый день батюшку встречал, он меня благословлял, но говорил: «Ты наш, потерпи». Один раз, кстати, батюшка так быстро бежал по ступенькам, что я даже задохнулся, его догоняя, а он мне сказал: «Я ведь уже дедушка. Тоже устаю».

Народ его окружал плотным кольцом и теснил иногда. Однажды мы к о.Иоанну с моим другом-семинаристом в алтаре подошли на беседу, а он в конце нам сказал: «Деточки! Вы мне доброе дело должны сделать. Сейчас всенощная кончится и надо будет меня провести в келью». Мы подумали: «Ну что тут такого, ничего проще нет!» И вот выходим мы с черного хода, с крыльца, и видим море людей – все они стоят и ждут благословения. Мы просто опешили: как мы сможем через это море батюшку провести, нас просто замнут! Народ, когда увидел отца Иоанна, радостно вздохнул общей грудью, я навсегда запомнил этот общий вздох духовного восторга, радости, одна женщина закричала: «Батюшка (в руке у нее была громадная пачка писем)! Это все вам!» А старец в ответ сказал: «Пощадите, пощадите пожилого человека!» И мы ринулись через эту огромную толпу, батюшка поджал ножки, мы просто понесли его по воздуху, но постоянно молились, боялись: как бы нам не рухнуть, особенно когда с лестницы спускались.

Это было проявление потрясающей всенародной любви. Батюшка вокруг себя распространял особенную нравственную атмосферу, это все чувствовали. Помню такой случай. В монастырь привезли одного одержимого грузина. Интересно, что он был в здравом уме, очень разумно рассуждал, рассказывал о том, как живут у них в Грузии. Но к святыне подойти не мог, его десять человек тащили, а из него изрыгались страшные звериные звуки. А когда его кто-то спросил: «Как тебе отец Иоанн?» – «Какой любвеобильный, радостный батюшка!» Даже тяжко болящие люди воспринимали отца Иоанна как носителя победоносной радости, великой надежды.

Отец Иоанн помогал людям не только в душевных, но и в телесных недугах. Помню, как однажды на приеме я увидел у него атлетически сложенного парня и подумал: «Надо же, какой здоровяк!» А батюшка обнял его, гладил по голове, и я услышал, как он прошептал ему на ухо: «И все-таки ты больной». Потом его мать мне рассказала, что ее сын попал в автокатастрофу, после этого у него начались страшные головные боли. Год назад они приехали к отцу Иоанну, он их помазал маслицем, помолился, и головная боль на целый год отступила. И вот они опять приехали к батюшке с просьбой о молитве – верили и надеялись на ее силу.

Так для сотен, а может быть, тысяч людей, отец Иоанн был и добрым доктором Айболитом, и любвеобильной матерью, и не отцом даже, а нежным, ласковым дедушкой. Хотя со стороны тогдашнего монастырского начальства отец Иоанн испытывал и некоторую бесцеремонность, я сам видел, как ему могли сказать: «Хватит!», когда он общался с народом, могли его увести, не спрашивая его мнения, хочет он или не хочет уходить от людей. А батюшка спокойно относился к этому.

Сама личность отца Иоанна, сам его облик, весь его вид действовали на человека без слов. Но при этом батюшка был великим проповедником, в храме он наставлял много и подолгу. Потом стало понятно, что он проповедовал для всей России, не только для Печор, его проповеди уже тогда (когда не было многочисленных православных издательств) стали записывать, перепечатывать и распространять. Я встречал людей в разных частях России, которые батюшку никогда не видели, но, прочитав его проповеди, были просвещены и утешены. То же относится и к труду «Опыт построения исповеди». Я знаю людей, которые до прочтения этой книги говорили: «Да у меня грехов особых-то нет», а после прочтения: «Да на мне пробу негде ставить. Кругом грехи».

Так батюшка окормлял всю Россию, но и каждого, кто приходил к нему, по отдельности.

История с клобуком

Так решился вопрос с моим монашеством. Я несколько лет ездил в Печеры на послушание по благословению о.Иоанна и понял, что монашеский образ жизни мне более подходит, чем семейный. Однажды попал к батюшке вместе со строительной бригадой, которая отправлялась на восстановление Оптиной пустыни. Батюшка их всех благословлял, помазывал маслицем, при этом внимательно в каждого вглядывался и говорил с властной любовью наставления. Потом подошел ко мне, я думал, что получу обычное благословение. Но он очень долго в меня вглядывался, а потом сказал: «А тебя благословляю в священноархимандриты». Я это воспринял как шутку. Но потом понял, что это было благословение на монашество и настоятельство в монастыре.

Однако монашество отец Иоанн понимал не как внешний образ, а как состояние. В его письмах есть обличение «актеров в рясах», как и у святителя Игнатия (Брянчанинова). Помню, как у него сидел один молодой человек и батюшка спросил: «А он кто?» – «Он послушник». Батюшка даже привстал: «Послушник? О, это очень высоко». Он имел в виду духовный смысл слова «послушник», а то ведь можно быть и в монастыре, а внутреннего самоотречения и послушания не иметь, а можно быть очень простым человеком и через обстоятельства жизни слушаться воли Божией – и это будет очень высокий путь. Не важно, кто ты, а важно, как ты любишь Господа.

Батюшка видел внутреннего человека, ему было интересно видеть, как Господь действует в людях и что он сам может как добрый садовник к этому божественному действию приложить.

После пострига и рукоположения, когда я приехал в монастырь, батюшка мне подарил свой клобук. Интересно, что еще много лет назад до этого, когда мы с батюшкой в иконописной пили чай, я смотрел на него и думал: «Никогда у меня не будет такого клобука». Тем более, что он мне в то время сказал: «У тебя будет двенадцать детей», и я воспринял это как пророчество о семейной жизни. Но вот у нас долгие годы именно 12 монахов с Сергиевой пустыни и было.

Когда я приехал к батюшке после пострига, я не взял в монастырь клобук, по сути дела, у меня его и не было, мне дали чужой на время. Батюшка, когда узнал, что у меня нет клобука, тут же вынес мне свой, а потом еще и зеркало вынес, чтобы я посмотрелся, как он на мне сидит, и все приплясывал передо мной с зеркалом и приговаривал: «Хорошо, очень хорошо». Этот клобук теперь у меня хранится как реликвия.

«Через ренгетик просветим»

При каждой встрече батюшка был очень радостным, он говорил-говорил, буквально заливал всех святой водой, даже за шиворот наливал, маслицем всех помазывал, перецеловывал всех. Однажды я стоял и думал: «Как хорошо здесь быть и просто смотреть на батюшку, он – обновленный, евангельский, радостный человек». И батюшка вдруг обернулся и говорит: «А ты что меня ни о чем не спрашиваешь? Ты как тот юноша, который смотрел на святого Антония и на вопрос, почему он ничего не говорит, ответил: «Отче, мне достаточно только смотреть на тебя». Так батюшка мгновенно увидел мое состояние и прозрел мои мысли. Он часто говорил людям: «Вы приходите, приходите, мы вас через ренгетик просветим, и все станет ясно». Это был рентген духовной любви – любви, освященной Богом. Батюшка проникновенно, мгновенно чувствовал состояние человеческой души, и он подходил к человеку как добрый садовник, который внутренний росточек старался оживить, приголубить, выпрямить.

Потом мне объяснили, что батюшка научился любить людей и молиться во время лагерных страданий. Батюшка сам говорил: «Там была молитва». Он, наверное, имел в виду самодвижную, ипостасную молитву, которая даруется подвижникам. И такая молитва дает радость внутреннего воскресения и радости, которая никогда не оставляет человека.

Батюшка как духовный доктор лечил человека и радовался, что человек выздоравливает у него на глазах. Одно такое выздоровление, которое происходило в моем присутствии, я хочу описать, потому что оно проявило батюшкину прозорливость.

Однажды я стоял среди народа, который ждал выхода отца Иоанна, и рядом со мной оказалась какая-то женщина. Увидев, как люди ринулись к батюшке, она спросила: «А кто это такой, что тут происходит?» Я объяснил ей. Она же сказала: «А я некрещеная. Мне далеки церковные проблемы». И вот батюшка подошел к нам, стал всех благословлять, эта женщина тоже, как все, наклонила голову. Я подумал: «Интересно, благословит ли ее батюшка?» И вот он всех подряд благословил, а над ней занес руку и... пронес ее мимо. Она была удивлена: «А меня почему он не благословил?» – «Так вы же некрещеная». И она задумалась, была поражена тем, что батюшка это почувствовал...

Случаев прозорливости было множество. Однажды я приехал к батюшке, мы с ним сидели на диванчике, и вдруг он стал драться, толкаться. Я сначала недоумевал, а потом понял, что он вызывает меня на ответные действия. И я тоже стал толкаться, тогда батюшка обрадовался, даже сиял весь. Потом, когда у меня началась драка со школой милиции, которая располагалась в нашем монастыре, я понял, что мне предрекал отец Иоанн. О таких случаях многие рассказывают. Одному молодому семинаристу он явно сказал, что тот будет епископом, – и все в точности совершилось.

В отцовых калошах

О себе еще могу сказать, как мне помог батюшка в самый трудный момент жизни. У меня убили друга, а потом меня еще и оклеветали, причем очень известный архиерей этому поверил. И мне было ужасно грустно: угнетало то, что люди церковные могут верить в клевету. Когда приехал в Печоры и зашел в алтарь Сретенского храма, где служил в это время батюшка, он меня обнял и раз, наверное, сто поцеловал, при этом повторял: «Господи! Спаси свое чадо! Как страшно жить, как страшно жить!» И из меня буквально все вышло. Я почувствовал себя маленьким-маленьким ребенком, который нашел своего отца. Я примирился с жизнью и потом спросил у келейницы: «Батюшка письмо мое получал ли? Я так ждал ответа. Он обычно мне отвечал, а тут никакого ответа». Она говорит: «Он все время носил его в кармане и повторял: «Что мы, Танечка, можем сделать? Только молиться». Меня поразило то, что человек принял чужую боль как свою. И молился о том, чтобы пройти через скорбь и не потеряться. Это черта подлинного старца. Одно дело церковная администрация, и совсем другое – духовное отцовство, любовь.

Его невозможно было смутить никакими человеческими немощами, грехами, как опытного доктора невозможно смутить болезнью. Так батюшка, невзирая на немощи, все равно любил человека, буквально носил его на руках, как мать носит ребенка, отогревает, надеется на лучшее.

Я с отцом Иоанном в монастыре даже один день мылся в бане. Он весь был в мыле, посадил меня рядом и все время что-то рассказывал, наставлял. Я даже не помню, что он тогда говорил, я от счастья онемел и думал: «Россия-то жива! Есть еще святые люди!»

Отец Иоанн однажды спас меня от смерти. У меня был грипп тяжелой формы, температура за сорок, и она все росла, врачи говорили: «Не знаем, что делать, антибиотики не помогают». А я стал не только молиться, но и взывать к отцу Иоанну: «Батюшка, помоги». И вот уснул и вижу сон. Как будто я у себя дома, в деревне. Сижу на диванчике, а рядом отец Иоанн в полном облачении, а на ногах у него почему-то большие калоши моего покойного отца. Я спросил:

– Батюшка, а что же вы такие калоши надели?

– А я в таком возрасте, что мне все равно как ходить.

– Батюшка, мне так плохо, я, наверное, умру.

И тут он меня крепко обнял, поцеловал и сказал:

– Деточка, не расстраивайся, ты будешь долго-долго жить.

Когда я проснулся, у меня была нормальная температура. И все врачи были поражены, как враз может закончиться тяжкое заболевание.

И потом, когда я лежал в больнице и опять нависла угроза смерти, к батюшке ездили наши прихожане, рассказали, как я тяжко болею, и он им сказал: «Молодой еще, поправится, все будет хорошо».

Письма к сердцу

Последнее мое общение с батюшкой на земле состоялось несколько лет назад. Я приехал в Печоры на пасхальной седмице. Отец Иоанн уже не принимал народ. Но я знал, где батюшкины окошечки. Встал под ними и стал молиться, и вдруг слышу, как батюшка в келье ликующе запел: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ!» Трижды так пропел. И я утешился, я услышал его радость, понял, что радость жива в нем, так же победно шествует в его душе, и больше мне ничего не было нужно. Это была неземная радость, это была радость оттуда. Нам Господь через него открывал, что такое духовная радость.

Сейчас я перечитываю батюшкины письма, которые я от него получал, и мне кажется, что в моей душе звучит его голос. И так не только со мной происходило и происходит. Думаю, что так происходит со всеми, кто получал батюшкины письма. То, что отец Иоанн начертал своей рукой в твоей душе, неизгладимо. И у каждого это воспоминания личностного характера, у батюшки не было ничего отвлеченного, не было высокого богословия, он любовно, с рассуждением входил во всякую ситуацию.

Приведу пример. Одна наша прихожанка десять лет страдала в совместной жизни с душевнобольным человеком. Она боялась развода, так как брак был церковным и у нее был ребенок. Дело осложнялось и тем, что на случай второго брака требовался церковный развод. Я ей посоветовал написать старцу, и она получила удивительный ответ:

«Мы часто бываем самонадеянны. Выходя замуж, мы думаем, что можем исправить человека, но любовь человеческая ограничена, а веры у нас мало. Мы не похожи на Герасима Иорданского, который смог у дикого льва вынуть колючку. У нас этот лев может отхватить не только руку или ногу, но и голову. Немедленно нужно разводиться».

Меня в этом письме удивилото, что батюшка все время повторял: «Мы». И то, что во всем он был духовным реалистом, исходил не из общих правил, а из конкретной ситуации.

Сейчас я, как и многие, перечитываю опубликованные в книгах письма батюшки. Открою книгу – и тут же найду ответ на тот вопрос, который меня волнует. Вот и сегодня я прочитал письмо, в котором были такие слова:

«Дорогие мои, я ведь вам не красивые слова говорю, но слова любви и здравого смысла, идущие не с кончика языка, но из глубин сердечных. Будьте же рассудительны и последовательны в том, что избираете в жизни... Нынешняя духовная наука особенно тяжела тем, что разочаровываться приходится в самом близком человеке – в себе. А как освободишься от всяких мнений о себе – и все окружающие люди будут для тебя ангелами по сравнению с тобой. Вот тогда и милость Божия пожалует тебе некоторое утешение. Он, помимо нашего понимания и осмысливания, поведет по жизни нашу утлую лодчонку Своей твердой рукой. Все Им, все от Него, все к Нему – так и живем. Так не сетуйте на внешнее, но исповедуйте свою немощь. Много надо трудов понести, чтобы строился дом души. Он не раз еще будет шататься и даже нарушаться, пока созреют ум и душа. Набирайтесь терпения. Укрепи и умудри вас Господь!»

Так не раз уже было: помолишься, попросишь вразумления – и получишь ответ чрез батюшкины письма, которые все написаны из личного опыта.

Батюшка прошел все поприща человеческой жизни, он знал все ее тяготы и испытания, связанные с каждым возрастом и обстоятельствами земного странствования. Он показал пример надежды на Бога, веры, радости во всех периодах жизни.

Сам тот факт, что батюшка жил очень долго, говорит о том, что мы живем в духовно скудное время. Господь хранил для нас батюшку, как отца, как того, от кого люди зажигали души и несли этот огонь по всей России. Отец Иоанн являл собой пример того, какой была раньше Россия и что такое евангельский христианин, победивший скорби радостью.

Люди при встрече с отцом Иоанном обретали надежду в то, что добро неуничтожимо, человеческая личность неуничтожима. И думалось: «Если человек так может любить человека и так радоваться о каждом грешнике, то как же любит нас Господь!»

Записала Людмила ИЛЬЮНИНА

назад

вперед