ДЕРЖАВА

ЕРМАК

К 425-летию начала сибирского похода атамана

Подлинная история атамана

Внешняя история России – это череда не только побед, но и несчастий, которые худо-бедно всем нам известны. Но для понимания, что есть еще история внутренняя, вспомним оборону Севастополя. Закончилась она трагично, но разве меньше мы почерпнули в ней веры в свой народ, чем в изгнании Наполеона и двунадесяти языков? В Севастополе горсть наших моряков, пехотинцев, артиллеристов совершила чудо. Смогла, забыв все правила и параграфы, и даже саму субординацию, превратиться в могучий организм, сердцем которого стал великий Нахимов. Таких событий было много в нашем прошлом, и все они имеют внутреннее родство: всегда мы наблюдаем рождение общин, спаянных соборным духом православия, инициативных и внутренне свободных, где каждый знал в точности, за какое дело он отдает свою жизнь, и совершал это не по приказу.

Одним из таких событий стало покорение Сибири атаманом Ермаком сотоварищи. Событие прекрасное и трагическое. Много ли мы знаем об этом? У Карамзина читаем:

«В то время, когда (царь) Иван, имея триста тысяч добрых воинов, терял наши западные владения, уступая их двадцати шести тысячам полумертвых Ляхов и Немцев, – в то самое время малочисленная шайка бродяг, движимых и грубою алчностию к корысти, и благородною любовию ко славе, приобрела новое Царство для России, открыла второй новый мир для Европы, безлюдный и хладный, но привольный для жизни человеческой, ознаменованный разнообразием, величием, богатством естества, где в недрах земли лежат металлы и камни драгоценные, в глуши дремучих лесов витают пушистые звери, и сама природа усевает обширные степи диким хлебом; где судоходные реки, большие рыбные озера и плодоносные цветущие долины, осененные высокими тополями, в безмолвии пустынь ждут трудолюбивых обитателей, чтобы в течение веков представить новые успехи гражданской деятельности, дать простор стесненным в Европе народам и гостеприимно облагодетельствовать излишек их многолюдства. Три купца и беглый Атаман Волжских разбойников дерзнули, без Царского повеления, именем Ивана завоевать Сибирь».

Здесь есть, однако, несколько ошибок. Что двигало казаками – загадка. Следует быть правдивыми: о какой-то особой, тем более грубой алчности ермаковцев нам ничего не известно. Зато мы знаем, что богатую добычу они взяли в самом начале похода, но еще несколько лет воевали, не столько приобретая, сколько теряя, так что живым из Сибири вернулся едва ли каждый пятый.

И еще отметим: разбойником Ермак не был. Это один из главных мифов о нем. Позже вернемся к этому подробнее, а пока скажем, что подлинная история Ермака глубже и интереснее, чем наши представления о ней.

Начало

Происхождение Ермака неизвестно. Его, например, считают своим в поморском селе Борок, что стоит на Двине девятое столетие. Утверждают и то, что легендарный воитель – выходец из коми-зырян. На честь быть родиной героя претендуют и суздальцы, и донские казаки, и даже... евреи. Недавно родилась версия, что будто бы Ермак – сын их соплеменника из Керчи Тимоти Коломбо и приходится внучатым племянником Христофору Колумбу. Исповедание ему, правда, приписывается католическое. Вот она, слава! Но смех смехом, а для того чтобы уж точно не ошибиться, скажем, что Отечеством Ермака является Русская земля.

С именем казака также нет никакой ясности. Назовем несколько из приписываемых ему: Ермолай, Ермил, Евсей, Герман, Василий. Но думается, что звали его все-таки Ермаком, потому что известно прозвище Ермака Тимофеевича – Токмак, то означает увесистый пест для трамбовки земли. Сохранилось описание внешности покорителя Сибири: «весьма мужествен и разумен, и зрачен, плосколиц, черн брадою и власы прекудряв, возраст средний, и плоск, и плечист». «Плоск» – значит не имел брюха, столь популярного в ту эпоху даже среди крестьян. Тучность символизировала достаток, но для бойца сия конституция была не идеальна.

Если говорить о биографии Ермака Тимофеевича до его появления в Перми Великой, то и здесь много версий. Казаки на Дону долго придерживались идеи, что именно Ермаку принадлежит слава взятия Казани. Будто призвал его однажды царь-государь и спросил:

«Не ты ли гулял там по синю морю?
Не ты ли разбивал мои караблики?»
Тут ответ держал добрый молодец:
«То-то я то Ермак сын Тимофеевич,
То-то я то казачий атаманушка,
То-то я то гулял по синю морю,
То-то я то разбивал караблики,
Да кораблики были не орленые*
Не орленые были, не тавреные,
Не платили государю дани-пошлины...»

Царь, прощая ослушание Ермаку, говорит:

«Сослужи ты, Ермак, мне службу верную, –
Возьми ты, Ермак, мне Казань город».

Ну, Ермак Тимофеевич не оплошал и Казань взял. Конечно, это легенда, но исключить участия нашего героя в казанском походе нельзя, более того, это очень похоже на правду.

Первое достоверное свидетельство о его жизни до покорения Сибири мы находим в польском «Дневнике Стефана Батория». В нем приведен полный текст письма к королю Стефану пана Стравинского из Могилева. Речь идет о том, что поляки были атакованы царскими воеводами и казацкими предводителями, среди которых был и «Ермак Тимофеевич, отоман...».

Произошло это в 1581 году, то есть накануне появления Ермака в Пермской земле. Письмо Стравинского полностью исключает версию о том, что в Сибирь Ермак Тимофеевич подался, спасаясь от приговора за разбой на Волге. Правда, на замутненном прошлом Ермака настаивал даже Патриарх Филарет в начале XVII века. Тогда родилась версия, будто атаман ограбил царские струги с персидским посольством. Что на это сказать? Эпизод действительно имел место. Спустя несколько лет после гибели Ермака.

Сибирь

Зауралье и Сибирь, как пишет российский историк Р.Г.Скрынников, не были для русских людей «землей незнаемой». Новгородцы начали торговать с уральскими племенами с XI века, освоив путь за Камень (Урал). Постепенно появлялись на Урале и русские поселенцы. В 1483 г. экспедицию «мимо Тюмени в Сибирскую землю» совершили Федор Курбский и Иван Салтыков Травин. Они аккуратно миновали Тюменскую орду, с которой Русь была тогда в союзе, и подчинили всю Югорскую землю.

За этим последовал новый поход, когда под началом московских бояр двинулись в Сибирь вятчане, двиняне, зыряне, устюжане, полузависимые от России казанские татары, остяки и т.д. Всего четыре тысячи человек, вставших на лыжи. «А Камени в облаках не видати,– записал тогда летописец,– только ветренно». За зиму взяли более сорока урочищ и пленили 58 князьков. Но удержаться не смогли. Войско было собрано для краткого похода, да и хлеба в Сибири почти не было. Лишь прочно закрепившись, благодаря купцам Строгановым, в Перми Великой, можно было думать о покорении и освоении Сибири. В начале правления Ивана Грозного она напомнила о себе.

* * *

Здесь нужно отметить вот что. Ныне говорят, что Ермак был «русским империалистом», в то время как его враг хан Кучум – национальный герой, защищавший права коренного населения Сибири. Это – миф.

На самом деле Сибирь в лице ее правителя хана Едигера совершенно добровольно признала над собой верховную власть Москвы. Послы хана просили, чтобы царь «всю землю Сибирскую взял во свое имя и от сторон ото всех заступил и дань свою на них положил и даругу своего прислал, кому дань собирать». Для Ивана Грозного это было приятной неожиданностью, но вскоре Едигер был убит пришельцами из Бухары во главе с нашим ненавистником Кучумом. Убийца не только закабалил татар, хантов, манси и другие народы, но и стал навязывать местным жителям ислам, а затем начал угрожать российским владениям в Перми Великой. Пользуясь тем, что Россия увязла в неудачной для нее войне на Западе, Кучум собрал войско и отправил его на Русскую землю. В этот-то момент его воины и встретились с Ермаком на поле боя в первый, но не последний раз.

Именно с Бухарой мы столкнулись в борьбе за Сибирь, которой прежде владели татары. Семь кровавых лет понадобилось Кучуму, чтобы добиться своего. После этого местные народы стали повиноваться ему, но, по словам Радищева, «из одной только боязни, как то бывает всегда в завоеванных землях». Об отношении сибирских татар к русским свидетельствует вот какой факт. Даже полвека спустя после похода Ермака можно было услышать от них песню-плач о гибели пятерых казаков-ермаковцев в одной из стычек. Даже татарам русские были ближе бухарцев.

Дума Ермака

Строгановы несколько лет призывали казаков себе на помощь. Кто-то откликался, но лишь с возвращением на Дон Ермака удалось собрать настоящее, пусть и маленькое войско на защиту русской Перми. А Кучум там знатно безобразничал. Например, летом 1573 г. его воевода хан Маметкул опустошил многие русские поселения на Чусовой. Досталось и тем манси, которые платили дань царю. Мужчин убивали, а их семьи уводились в полон. Убит был и русский посол Третьяк Чубуков, направлявшийся вместе со служивыми татарами в Казахскую орду. Но это была лишь генеральная репетиция. Русские в Перми знали, что приближается их смертный час. Из владений Кучума приходили сведения, что хан-узурпатор мечтает выбить гяуров с Урала и готовится к новой, последней войне.

* * *

В это время Ермак прибыл с Ливонской войны на реку Яик (Урал) и был избран там «большим», то есть верховным атаманом. Об этом до сих пор поются песни:

Полно нам, ребятушки,
Пить-гулять,
Полно бражничать.
Не пора ли нам,
Ребятушки, воспокоиться...
Да давайте мы, ребятушки,
Думу думать, думу крепкую,
Да кому из нас, ребятушки, атаманом быть?
Атаманом быть, есаулом слыть?
Атаманом быть Ермаку-казаку,
Есаулом слыть Тимофеевичу.

Положение яицких казаков было небеспечальным. Отношения с царем не складывались. Некоторые атаманы, например Иван Кольцо, вообще были приговорены Иваном Грозным к повешению. Правда, вина последнего была сомнительной. Весной 1581 года Боярская дума повелела казакам рубиться с Ногайской ордой, откуда совершались жестокие набеги на русские села. Казаки наказ исполнили, да только все никак не могли поспеть за большой политикой. Москва с ногайцами то ссорилась, то мирилась, так что казаки не всегда попадали в такт. Раз напали на ногайцев, а среди них обнаружили царского посла. Посла не тронули, а нехристей от лишнего добра избавили. В другой раз порубили ногайское войско, которое возвращалось из набега на Русь, а оказалось, что нельзя было трогать степняков – перемирие. Все это нам ныне хорошо знакомо по первой чеченской войне. Только ногайцы не нефтью владели, а лошадьми, необходимыми нам в войне с поляками.

Впрочем, гнев царя Иоанна на Ивана Кольцо и других казаков был неглубок. Он больше перед послами ногайскими кочевряжился. Заслужить прощение было можно, но как? Ермак долго думу думал, а потом дал ответ:

– Батюшка православный наш царь
На нас, братцы, распрогневался,
Да ведь вота вон хочет казнить нас, братцы.
Казнить, братцы, вешати.
Да вы послушайте,
Послушайте,
Что я буду говорить.
Полно нам, ребятушки,
Пить да гулять,
Полно бражничать!
Не пора бы нам
Успокоиться...
– Да пора нам,
Ребятушки,
Во поход идти
Да Сибирь покорять.

Подчеркнем, не за себя беспокоился этот честной ветеран многих войн, бывший у царя на самом хорошем счету. Однако значительная часть казаков отказалась последовать за Ермаком. Около 500 человек встали под его знамя, прежде всего те, кто надеялся заслужить прощение. А знамя у Ермака было знатное. Синее, с широкой кумачовой каймой, расшитой узором. В самом центре вшиты две фигуры из белой холстины: единорог и лев, стоящие на задних лапах друг против друга. Лев был символом могущества, а единорог – благоразумия, чистоты и строгости. Это было воистину знамя Ермака, воплощение его характера и идеи.

* * *

В Пермь прибыли вовремя на своих добрых липовых стругах-ладьях, которые со времен наших походов на Царьград в канун крещения Руси мало изменились. Экипировка казака была несложной, пишет историк Руслан Скрынников. Каждый брал с собой в поход саблю, две пищали, свинец и порох. Имелись рубаха, двое шаровар, кафтан из толстого сукна и шапка. Перед походом запасались сухарями, которые хранили в бочках, и ячменем, из которого варили кашу и делали квас. Вина не брали ни капли. Напившийся в походе летел за борт, а выплывет или нет – его забота, в любом случае больше не казак.

Оказавшись в Пермской земле, казаки, по словам Карамзина, «разбили наголову мурзу Бегулия, дерзнувшего с семьюстами вогуличей и остяков грабить селения на Сылве и Чусовой; взяли его в плен и смирили вогуличей. Сей успех был началом важнейших». Но это была лишь часть полчищ кучумовых, которые возглавлял сын и наследник сибирского хана царевич Алей. Перед ним была поставлена задача покончить с русским владычеством в этих краях. Как помешать ему?

Казаки впали в растерянность. Гоняться за врагами по громадным пермским просторам было делом, заранее обреченным на неудачу. Войско Алея под боком у Ермака сожгло Соль Камскую, истребив всех жителей городка, не успевших спрятаться в лесу, и никак нельзя было это бедствие предотвратить.

И вновь пришлось Ермаку думу думать. А что, если ударить в сердце владений Кучума? Тогда Алей сам побежит искать казаков, забыв про Пермь. Эта мысль была понятна и Строгановым, хотя цена ее была высока. Пока еще Ермак Тимофеевич доберется до столицы сибирской, сколько они наших городков пожгут, как Соль Камскую, сколько христиан погубят... У Строгановых и без Ермака были кое-какие силы: так не лучше ли всем вместе отсидеться в обороне?

До сих пор есть искушение обвинить казаков, что бросили они Пермь Великую в беде, отправившись в сердце кучумовых владений.

Сразу после ухода Ермака азиаты, действительно, натворили много бед. Иван Грозный разгневался, послав распоряжение вернуть атамана с братией, но за ними было уже не поспеть. Царь еще не знал тогда, что вскоре Алей, как и предполагал Ермак Тимофеевич, бросится следом за казаками. Что будет он ими разбит и сгинет без следа, оставив по себе одну лишь память – неглубокую речку на Алтае, названную именем этого несостоявшегося правителя Сибири.

Взятие кучумовой столицы

Чусовую кое-как прошли против течения, повернув в Серебрянку, где плыть было не легче. Местами берега сближались и поток несся навстречу особенно стремительно. Кое-как добрались до острова, названного потом Ермаковым, отдохнули. Ближе к Тагильским перевалам с удивлением обнаружили, как берега поднимаются на 200 метров в высоту, так что небо наверху тоже текло стремительной прозрачной рекой. Дальше было хуже. С рекой в какой-то момент пути разошлись, нужно было тащить струги волоком через горы. Самые большие пришлось бросить, но остальные кое-как перенесли на руках вместе с запасами еды, пороха, оружия. А ведь там и налегке-то карабкаться вверх да брести через заболоченные седловины тяжело.

Но ничего, с Божьей помощью управились, не догадываясь, что пересекли границу, отделяющую Европу от Азии. Вместо нескольких оставленных судов навязали плотов и поплыли по рекам сибирским, но уже по течению, словно в награду за понесенные муки. На реке Тобол передовой струг захватили воины одного из племен манси. Нападение было настолько внезапным, что казаки не успели даже сабли вынуть из ножен. Но никто не пострадал. Когда подоспели основные силы Ермака, манси столь же быстро бросили добычу и пленных, исчезнув в лесу. Было еще несколько стычек, испугавших Кучума. Он со дня на день ждал вести от Алея, что русских изгнали за Урал. И вдруг выясняется: вместо того чтобы бежать, гяуры двинулись навстречу.

В устье Тобола, пишет Р.Скрынников, казаки, высадившись на берег, разгромили юрты главного сановника Кучума Карачи. Это был богатый человек. Много запасов хранилось в его кладовых. Всего больше поразило казаков обилие меда. Его разделили так, что хватило на каждый струг. До глубокой старости уцелевшие в походе ермаковцы помнили душистый мед, который они отведали в Сибири.

* * *

До столицы врага Кашлыка (другие ее названия – Сибирь, Искер) было уже рукой подать. Кучум выслал им навстречу многотысячное войско во главе со своим братом Маметкулом.

У Ермака имелось 540 человек: частью казаков, частью приставших в пути пленных немцев, поляков и литовцев, мечтавших заслужить свободу. Полководцы с обеих сторон были достойны друг друга, да и воины Кучума, закаленные сибирскими зимами, были не трусливого десятка. Казаки раз-другой схватывались с отрядами противника, и вполне удачно, но было ясно, что силы слишком неравны. Наконец остановились в городе Аттик-мурзы на берегу Иртыша, куда заплыли из Тобола. Нужно было решать, что делать дальше. Маметкул закрепился неподалеку, прикрывшись засекой. Кучум со своей частью войска взошел на гору, готовый, в случае чего, поддержать брата. Битва была чревата большими потерями, возможно, гибелью всего отряда Ермака.

И казаки, особенно молодые, дрогнули. Некоторые «восхотеша тоя нощи бежати». На том могла бы и закончиться одиссея Ермака, будь он послабже духом или, наоборот, человеком с диктаторским складом характера. Но он не дрогнул и не стал угрожать и приказывать, а собрал казачий круг, в котором слабым передается энергия сильных. «Братцы! – говорили самые мужественные. – Куда нам бежать? Время уже осеннее, в реках лед смерзается; не побежим, худой славы не примем, укоризны на себя не положим. Но будем надеяться на Бога: Он дает победу, кому хочет; нередко слабым мимо сильных, да святится имя Его! Вспомним, братцы, обеты, которые дали честным людям (Строгановым. – В.Г.), и крест целовали во уверение. Нельзя нам назад со стыдом возвратиться. Лучше все умрем, чем осрамимся и клятву нарушим. А если Бог Всемогущий нам поможет, то и по смерти память наша не оскудеет, и слава наша вечна будет».

Подобные эпизоды людям, не имеющим веры, душевно истощенным, кажутся надуманными. Их возмущает, что казаки в древних летописях о походе Ермака то вдруг молятся истово и изображаются какими-то «сладенькими рыцарями», то плачут от страха. Такого рода недоумения возмутили даже нашего суховатого историка Соловьева, не увидевшего ничего странного в том, что «наши крепкие предки плакали гораздо чаще, чем мы, слабые их потомки». Это происходило от полноты и простоты чувств, которые свойственны людям, не одержимым болезненным самолюбием.

«Аминь!» – произнес казачий круг: не только православные, но и лютеране, и католики, в ответ на слова храбрых и совестливых.

В.Суриков. Покорение Сибири Ермаком

Наутро состоялась легендарная битва на Чувашском мысу. Казаки, усевшись на струги, атаковали Маметкула с реки. При поддержке артиллерии на берег был высажен десант. Но ядра не приносили почти никакого вреда противнику, застревая в завалах из бревен, зато стрелы, летящие из-за засеки, разили казаков. Они смешались. Но не зря молились Богу накануне: враги сами себя погубили, бросившись в атаку. Одни из воинов Кучума полегли под залпами пушек и пищалей, другие, к своему удивлению, обнаружили, что казаки способны не только стрелять издали, но, вместе с тем, большие мастера рукопашного боя. Маметкул попытался собрать вокруг себя дрогнувшую конницу, но шальная пуля сбросила его с лошади. Ханские воины подхватили и вынесли из боя предводителя, но на большее их уже не хватило. Началась паника, которая охватила даже отряд Кучума, так и не спустившийся к русским с горы. Многочисленные бухарцы, татары, манси и т.д. бежали столь стремительно, что казаки совершенно беспрепятственно вступили в сибирскую столицу Кашлык, обнаружив там огромную добычу.

Зимовка

Жители Кашлыка и окрестных селений ждали, что их станут грабить и убивать, насиловать женщин и жечь дома. Испанские солдаты Писсаро или Кортеса, с которыми наши историки любили сравнивать Ермака, так и поступили бы. Но, слава Богу, русские воины не имели ни малейшего представления, как положено вести себя конквистадорам. Через несколько дней бежавшие татарские семьи начали возвращаться в свои жилища. Их приводили к присяге царю и с этого момента воспринимали как соотечественников. Сибирские племена, жившие поблизости, также вскоре поняли, что ничего им не грозит. Уже на четвертый день после победы Ермака к нему приехал один из местных князей – Бояр, предложив дружбу и продовольствие. Будь ермаковцы чуть более злы и высокомерны, то не смогли бы удержаться в Сибири. В ноябре замерзли реки. Началось первое зимовье. Казаки построили землянки, сметали неумело что-то вроде шуб из захваченных соболей. В Европе такое могли себе позволить лишь короли и редчайшие из их подданных, да и в России немногие. Но наше войско об этом не шибко задумывалось, даже немцы скоро привыкли и перестали трепетать, заворачиваясь в бесценные меха. Они уже как бы и не немцы были, а ермаковцы. Хуже всего было то, что вскоре закончился хлеб – местные жители почти не употребляли его в пищу, а Кучум большую часть запасов получал из Бухары в обмен на меха.

Пришлось заняться рыбным промыслом, но для того чтобы прокормить полтыщи человек, навертеть лунок в Иртыше было мало. От местных жителей узнали, что в пятнадцати верстах на озере Абалак водится много рыбы. Отправили туда есаула Богдана Брязгу (Брюзгу) с отрядом, который Маметкул, рыскавший поблизости, застал врасплох. Выжил ли кто из наших, по летописям непонятно. Ермак, узнав о беде, бросился в погоню. Впервые с момента вступления в Сибирь казаки были так разъярены: они словно и не бежали – летели, а когда настигли врага, началось страшное. В глубоком снегу люди убивали друг друга час за часом, пока не зашло солнце. В случае поражения русские не смогли бы просто взять и отступить. Врагов было в несколько раз больше, а до Кашлыка далеко. Порубили бы всех. Это единственное рациональное объяснение победы наших ратников в неравном бою, ведь Ермаку противостоял не только Маметкул, но и вернувшийся из набега царевич Алей. Скорее всего, гибель отряда Брязги была приманкой для ермаковцев. Ничем другим нельзя объяснить того, что казакам удалось так легко настичь своих противников. Азиаты выманили их из Кашлыка на погибель. Как выяснилось – самим себе. Убийцы русских поселенцев в Соли Камской и других пермских местечках сполна расплатились за кровь православных христиан.

* * *

В ту зиму казаки предприняли еще поход против одного из местных князьков, вздумавших бросить Ермаку вызов. Три дня отряд, посланный Ермаком, штурмовал урочище, именуемое «Великим городком». Так бы и отступили, но в Кашлыке вышли все запасы еды. Спасаясь от голода, снова ринулись на стены. И победили. Привели население к присяге и вернулись обратно. Так закончилась первая зима.

Освоение в Сибири

По весне казаки наделали новых стругов и, отправив посланцев в Москву, взялись изучать окрестности.

На берегах речки Рачи вышло недоразумение. Ермаковцы, увидев на берегу хантов, решили сойти к ним, но вышло все неудачно. Местное племя отмечало какой-то свой священный праздник, и вдруг появились незваные гости. Со страху ханты бросились в лес, оставив на берегу накрытые для пира столы и жертвенных животных. Целые сутки казаки ждали, когда хозяева вернутся, но те были слишком напуганы и злы. Впрочем, кто бы не разозлился на их месте? Наконец казаки двинулись дальше и попали в засаду. Это произошло в том месте, где течение проходило совсем рядом с берегом. Из кустов вдруг выскочили ханты и зацепили струги крючьями. Что они дальше собирались делать, так и осталось исторической загадкой. Замешательство казаков длилось всего несколько мгновений. Затем они, схватив пищали, дали залп поверх голов нападавших.

Ханты, конечно, бросились наутек, а ермаковцы обнаружили за поворотом реки урочище местного племени. Там были только женщины и дети, естественно, страшно перепуганные. Слышались крики и плач. Казаки, соскучившиеся по виду детей, были с ними очень ласковы, гладили и развлекали, как могли, с женщинами вели себя обходительно, так что к вечеру обстановка сильно разрядилась. Из лесу по-одному, друг за другом выходили главы семей и сконфуженно, не без опаски расходились по своим жилищам. Но казаки и не думали сердиться на засаду, хотя одному Богу известно, чем могла она для них закончиться. Не убили ведь, так что кто старое помянет...

А на реке Кода все вышло совсем хорошо. Там в двенадцати городках обитало большое племя, с которым казаки как-то очень скоро нашли общий язык и даже подружились. Кодский князь Алачей отдал свое племя под покровительство московского царя и честно снабжал Ермака всем необходимым. Подходили и иные князья, искали союза и заключали его.

С Иртыша казачья флотилия вышла на Обь, но места там были пустынны, так что решено было вернуться обратно в Кашлык.

* * *

В Москве появление посланцев Ермака вызвало сенсацию. Поначалу их, правда, даже не заметили. Город встречал английскую делегацию, все были увлечены этим событием и на появление нескольких казаков в поношенной одежде никак не отреагировали. Но когда выяснилось, что за весть они принесли, началось настоящее народное ликование. Дела на Западе шли в то время из рук вон плохо, русские терпели одно поражение от войск Стефана Батория за другим, нас вытесняли из Прибалтики и даже из исконных наших земель. Но вдруг выяснилось, что казаки Ермака добыли для государя богатейшее пространство, возможно, превосходящее все Русские земли вместе взятые. В этом москвичи увидели знак милости Божией к Святой Руси и сильно воспрянули духом. Вскоре рассказы и легенды о походе Ермака распространились по всей стране.

Новые испытания

Ермак о том не ведал, но были у него другие поводы для радости.

На реке Вагае, в ста верстах от Кашлыка, удалось врасплох застать царевича Маметкула. Атаковали на исходе ночи. Маметкул даже на лошадь не успел вскочить, когда его перехватили и доставили перед очи атамана Ермака. Тот встретил знатного своего врага с почетом.

Для Ермака Тимофеевича и его воинства дела в Сибири были, в общем-то, закончены, к тому же израсходованы оказались почти все боеприпасы. Осталось дождаться стрельцов с воеводой, и можно было возвращаться домой – на Волгу, Яик, Дон, Вислу и Рейн... Как наяву вставали перед глазами картины будущей счастливой жизни. Кто имел семьи, думал, как быть с гостинцами, кто не имел, помышлял, что может теперь посвататься к любой красавице. Но всем этим мечтам и планам не суждено было сбыться. Не было воли Божией на то, чтобы бойцам рассыпаться по Европе, поэтому так и остались они ермаковцами до гробовой доски.

Когда вышли все сроки прибытия войска из Москвы, казаки начали готовиться к новой зимовке. Но стрельцы все-таки пришли... Голодные, измученные. Путь, который войско Ермака преодолело почти играючи, обошелся отряду нового, недолговечного, правителя Сибири князя Волховского слишком дорого. Суда свои перетащить через Тагильские перевалы стрельцы не смогли, бросив их вместе с припасами. Уж лучше бы повернули, дождавшись весны. Зима была страшной, но ермаковцы в начале этой – второй – зимовки еще были полны сил, а вот стрельцы... «Которые люди присланы были с воеводою со князем Семеном Волховским и с головами казанские да свияжские стрельцы да пермичи и вятчяня, а запасу у них не было никакого, и те все присланные люди... померли в Старой Сибири з голоду». Погибла от цинги и голода, честно разделяя с новыми товарищами еду, и половина ермаковцев. Грели кострами землю, хоронили своих.

* * *

По весне помощник умершего Волховского Иван Киреев решил отбыть в Москву. С ним отправили и Маметкула, судьба которого в России сложилась потом вполне счастливо. Царь принял бывшего противника ласково, тот был приятно удивлен обхождению и поступил на русскую службу. Киреев звал с собой и Ермака, сообщив, что царь мечтает встретиться с покорителем Сибири. Собственно, это был приказ: нужно было ехать. Но бросить своих казаков Ермак Тимофеевич не захотел. С этого момента он шел уже не к победам, а к смерти и вечной жизни.

Страшным ударом стала гибель атамана Ивана Кольцо с сорока казаками. Вот как это вышло. Мурза Карача, тот самый, в селении которого ермаковцы разжились когда-то медом, рассорился с бывшим своим повелителем Кучумом. Поэтому его пожелание нанять отряд казаков для борьбы с ногаями не выглядело ловушкой. Оголодавшие воины из отряда Кольца соблазнились. Неизвестно, задумал ли Карача с самого начала злодейство, или тогда, когда обнаружил, что воинство Ермака сильно поредело за зиму. Так или иначе, но, устроив пир для казаков, он велел затем своим нукерам убить их во сне. Погибли все до единого.

Это стало сигналом для всех прочих наших недоброжелателей, князьков, мурз и т.д. Они восстали, и несколько небольших отрядов Ермака, уехав за ясаком (налогом), сгинули навеки. Основные силы русских Карача атаковать не решался, но день за днем сжимал петлю блокады. Кое-как казаки в третий раз перезимовали в Сибири. По весне, однако, их окружили окончательно, в придачу ко всему пробив днища у стругов. Не понимал Карача, как некогда и Маметкул, что, когда людям нечего терять, они иногда превращаются в страшную, неодолимую силу.

В одну из ночей атаман Матвей Мещеряк с отрядом скрыто спустился на берег реки. Обойдя заставы мурзы, ударил по расположенному на пригорке штабу неприятеля. Карача успел удрать, а двое его сыновей остались плавать в своей крови. Правда, казаков было всего несколько человек, в то время как татар шастало вокруг видимо-невидимо. Окружив русских, они полезли на холм со всех сторон. Несколько часов бойцы Мещеряка успешно отбивали атаки. Из Кашлыка его поддерживали огнем. К полудню врагам надоело безо всякой пользы терять людей, тем более что предводитель их скрылся. Поле боя вновь осталось за казаками.

Гибель Ермака

Из пятисот сорока человек, пришедших с Ермаком в Сибирь, в живых оставалось не более сотни. О том, что из Москвы опять идет подмога с запасами боеприпасов и продовольствия, они не знали. Зато выяснилось, что два смертельных врага казаков – Кучум и Карача – вновь объединились, перекрыв путь в Кашлык купцам из Средней Азии. Надежда получить у торговцев драгоценный хлеб в обмен на потерявшие почти всякое значение меха и подвигла Ермака в его последний поход.

У впадения в Иртыш реки Ишима отряд потерял убитыми пятерых. К этому моменту закончился порох, поэтому дрались «не оружием, но руками, кто кою может». Выше по Иртышу ермаковцы попытались взять штурмом урочище Кулары, но без огнестрельного оружия остатки его воинства могли побеждать теперь только в рукопашных схватках. Кто-то из местных жителей, подосланных Кучумом, сказал казакам, что видел купцов в верховьях Вагая. Близ устья этой реки Ермак последний раз приклонил голову живым в надежде выспаться.

Ночью разразилась буря, так что не было видно и слышно, как враги подкрались вплотную. Подготовиться к бою казаки не успели, но и перебить запросто воинов, которые почти всю жизнь провели в боях, Кучуму не удалось. Ермаковцы мгновенно оказались на ногах и, сохранив порядок, отступили к стругам. Погибли шестеро, среди них прикрывавший отход своего отряда атаман Ермак. Рубился до последнего, медленно отступая к реке, и наконец опустился в ее воды. Обнаружить в потемках, что атамана нет ни на одном из стругов, казаки не могли. О постигшем их несчастье узнали лишь утром, когда от места боя их отделяли уже десятки верст.

Смерть Ермака была так же благородна, как и жизнь. История не сохранила ничего, что могло бы бросить тень на этого человека. Такое случается очень редко. Даже самые благожелательные воспоминания подобны мешку, в котором практически невозможно утаить шила. Конечно, если оно там есть. Но чем больше узнаешь о Ермаке, тем больше нравственной мощи обнаруживаешь. Со словами «когда Бог нам поможет, то одолеем врага» вел он в сражения свои сотни. Но и после боя память о Господе не выветривалась из его души. Ни разу за сибирский поход он не осквернил себя злодейством, зато раз за разом являл великодушие. Не только среди русских поселенцев в Сибири, но и среди местных народов его образ всегда нес отпечаток чего-то светлого, угодного Небу. Нередки были рассказы о посмертных чудесах нашего старорусского богатыря.

* * *

Расскажем, что было дальше, после его гибели. В Пермь Великую вернулось во главе с атаманом Мещеряком 90 человек. Выжили самые сильные, столько пережившие, что смерть неестественно долго обходила их потом стороной. Спустя полвека, когда летописцы начали всерьез собирать материалы о походе, многие из ермаковцев были все еще живы. Правда, сильно бедствовали: кого монахи приютили, словом, кто как устраивался, пока о них не вспомнили, наконец, и не почтили. Место воинства Ермака заступили в Сибири около семисот служивых. Они учли опыт гибели отряда князя Волхонского и прибыли с большими припасами. Конечно, им было трудно, и наша борьба за Сибирь продолжалась еще долго. Но прочная основа, положенная Ермаком, не дала нам утратить этот край. Спустя несколько лет после гибели Ермака атаман Мещеряк пленил злодея Карачу. А Кучум еще долго метался по Сибири, пока не потерял всех своих сподвижников, многих сыновей и внуков. Самого его убили где-то на полпути к Бухаре не то ногайцы, не то калмыки.

В XVII веке первый духовный вождь Сибири архиепископ Киприан приказал «кликати» Ермаку и его погибшим товарищам «вечную память» наряду с прочими пострадавшими за православие. В этом не было ничего надуманного. Мучения, выпавшие на долю этих людей, были едва ли не запредельны. Много раз они могли вернуться на Русь и воспользоваться своими богатствами, но держались до последнего.

Во имя чего умирали эти люди? Почему так и не озлобились? Нет, не только Сибирь покорял Ермак. В эпоху братоубийства, накануне Смуты был явлен нам образ служения и братолюбия. Легко проследить земной путь ермаковцев вдоль сибирских рек. Но прошли они его так, словно восходили в иной, лучший мир.

Владимир ГРИГОРЯН

назад

вперед