ЮБИЛЕЙ

ЗАГАДКА ОТЦА ВАСИЛИЯ

К 80-летию протоиерея Василия Ермакова

Жизненная вера

Отец Василий Ермаков остается загадкой для многих. Трудно понять язык батюшки – часто он говорит так, как будто загадывает загадки слушателям. Некоторым приходится их разрешать годами. Происходит это оттого, что в большинстве своем мы люди книжные, отвлеченные, подчас заумные, а батюшка, как сам он говорит о себе, «жизнь учил не по учебникам».

Как вспоминает отец Василий, когда он первый раз шел в храм, то все внутри сопротивлялось этому поступку и «внутренний голос» шептал ему: «Не ходи, засмеют». Те, кто пришел в Церковь в те годы, совершили еще не оцененный новыми поколениями подвиг. Мы много говорим сейчас о подвигах новомучеников и исповедников Российских – о тех, кто «всосал веру с молоком матери» и отстаивал ее перед лицом мучителей и палачей. Но и стать просто верующим (не явным исповедником) в советское время, особенно в 1930 – 1940-е годы, – это тоже жертва Богу. Особенно в подростковом возрасте, когда кажется столь важным мнение сверстников. Превратиться в белую ворону, добровольно стать «дурачком, юродивым, отсталым, темнотой» и часто принимать вышеназванное отношение не только ушами, но и «собственным горбом» – это ли не подвиг? Отец Василий не один был такой – его поколение явило немало юношей и девушек, которые вышли из советской среды, из советской школы и понесли веру будущим поколениям. А именно – нам. Мало кому из нас довелось встретиться с остатками «николаевской России» – с теми бабушками и дедушками, с теми священниками, которые с детства были верующими, церковными людьми. Веру нам передавали как раз те «поздние», которые сами ее выстрадали. Кто обрел ее в «пятилетки безбожия».

Но вернемся к судьбе отца Василия. Когда я читала его воспоминания о том, как он 14-летним мальчиком впервые пришел в открытый немцами храм в его родном Болхове, меня особенно «зацепило» одно признание батюшки: в первый раз в храме он ничего особенного не почувствовал. И пошел-то в храм и в первый, и во второй раз лишь потому, что так наказал ему отец: «Вася, надо бы сходить в церковь». А потом он «привыкал ходить в церковь, и благодать коснулась сердца». Также по настоянию отца, еще до того как открыли в их родном городе храм, мальчик привык ежедневно читать молитвы, своими словами обращаясь к Богу. Как все просто и как злободневно – не нужно ждать озарений, утешений в храме (лишь только этого ждать), поскольку всякая экзальтация, сверхэмоциональность опасны. Сегодня ты в восторге, очарован батюшкой, прихожанами, службой, а потом – разочаровываешься, потому что острота эмоций проходит и видишь «что-то не то», люди-то не ангелы… А простая вера, вера народная – она не такая. Она спокойная и жизненная. И именно так обретается: каждую субботу и воскресенье и в праздники неукоснительно ходить в храм Божий, читать утреннее и вечернее правило – и станешь православным верующим. Не из книг, не из поучений получишь веру, а в реальном опыте. Можно сказать, вернешь себе то, что веками накоплено предками, в генах заложено.

Любить Россию

Отец Василий в своих воспоминаниях подчеркивает: когда началась война и стали открывать храмы (сначала немцами на оккупированных территориях, а потом и Сталин разрешил), то оказалось, что большинство русских людей – верующие, православные. И победа в войне была одержана не только силой оружия, но и молитвенной силой. Молитва помогала в те годы переносить самые страшные испытания. То время было «школой молитвы» для всего народа.

А юноша Вася Ермаков, будущий отец Василий, прошел эту школу в немецком лагере. Как он вспоминает, молился простыми словами: «Господи, дай мне выжить и встретить папу с мамой». Два года без родителей, в условиях постоянной опасности – школа на всю жизнь. Может быть, именно тогда будущий батюшка получил ту глубину сердца, которая помогла и помогает ему быть настоящим пастырем, сострадающим людскому горю. «Чем глубже скорбь, тем ближе Бог…»

Господь послал будущему пастырю утешение – лагерные испытания он разделял вместе со своим духовным отцом – протоиереем Владимиром Веревкиным. Господь послал ему и человека, спасшего его из плена, – протоиерея Михаила Редигера (отца Святейшего Патриарха Алексия II). «Стойкость в вере до последних минут жизни, вот что нужно от нас», – любит повторять протоиерей Василий. И это не просто «красивые слова» – они рождены жизненным опытом. Стойкость в вере требовалась не только в военные годы, но и во все последующие десятилетия. Трижды вызывали юношу на допрос, пытались «припаять» вину за нахождение в немецком плену. Василия Ермакова спасли только молодость и, конечно же, промысл Божий.

Война была страшным испытанием, но она и дала то великое чувство единства, общей боли и общей радости, которая хранила и до сих пор хранит нас как народ. Прекрасно передал это чувство поэт Юрий Кузнецов:

Оборона гуляет в полях.
Волжский выступ висит на соплях,
На молочных костях новобранцев…
Этот август донес до меня
Зло и звон двадцать третьего дня,
Это вздрогнула матушка-Волга.
Враг загнал в нее танковый клин,
Он коснулся народных глубин.
Эту боль мы запомним надолго.
Но в земле шевельнулись отцы,
Из могил поднялись мертвецы
По неполной причине ухода.
Тень за тенью, за сыном отец,
За отцом обнажился конец,
Уходящий к началу народа…

У отца Василия Ермакова есть живое, некнижное чувство русского народа. Вчитайтесь, вслушайтесь, всмотритесь в видеозаписи – батюшка постоянно говорит об одном – бедах и радостях народа русского. Самое употребительное слово в его лексиконе – это «русский». Самый частый призыв: «Россию надо любить». И можно сказать, это особая харизма батюшки. Потому что, как сам признается, «полвека слежу за своими мыслями, когда готовлюсь к проповеди». Следить можно только за тем, что тебе посылается. А посылается самое насущное сейчас – слово о непреходящей ценности того, что поэт определил словами: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет». Но вернемся к истории.

Петербургский дух

После войны Василий Ермаков, посетив свою «тихую Родину», отправился в Северную столицу – поступать в Духовную семинарию.

«В семинарии я проучился три года и окончил ее в 1949 году, а затем еще четыре года учился в Духовной академии. Что я мог вынести из этой духовной школы за семь лет? Нам привили любовь к Храму. Я и прежде был верующим, но мою веру углубили знаниями духовных богатств, которые накопила Православная Церковь за свою многовековую историю», – вспоминает отец Василий, обращая свои слова к нынешним семинаристам и молодым пастырям. А дальше, не приукрашивая «старые добрые времена», рассказывает о том, что можно рассматривать и как предостережение: «Но среди нас были и такие, кто расшатывал основы нашего нравственного бытия. В 1948-49 годах в семинарию поступили демобилизовавшиеся фронтовики. Среди них были те, кто смотрел на свое пребывание здесь как на нечто временное, случайное. Эти не стали священниками и впоследствии ушли из семинарии. Они вносили смуту, говоря, что можно и пост не соблюдать, не ходить на исповедь и т.д. – и не ходили. Это отрицательно влияло на неокрепшие души, но все, конечно, зависело от воли и веры каждого воспитанника».

В одном из интервью батюшка сказал замечательные слова о «петербургском духе», который он ощутил сразу же после приезда в Духовную семинарию. Это дух суровый, жесткий, холодный, но у всех этих отрицательных характеристик есть положительная оборотная сторона – в этих условиях человек неизбежно должен был воспитывать силу воли, учиться сопротивляться искушениям. «В мой академический период (четырехлетие) я укрепился в своем намерении стать священником. Но я искал: каким я должен быть? Это было нелегко».

Казалось бы, в чем вопрос? Человек принимает сан, начинает служить – он уже священник, он уже имеет право «вязать и решить». Но отцу Василию (да и не только ему) выпало на долю видеть и отрицательные примеры священства. Самый яркий случай – судьба профессора протоиерея Александра Осипова. Он был прекрасным проповедником, воспитателем, а потом публично отрекся от Бога… Потому так важно было с самого начала священнического служения встать на верную стезю, выбрать верное отношение к самому себе и к народу. «Я начал учиться у народа», – скажет о начале своего пастырского служения отец Василий в воспоминаниях. А какой это был народ в то, послевоенное, время?

Народ, потерявший во время войны даже жалкие остатки былого (дореволюционного) материального благополучия, народ-победитель, которого продолжал смирять Господь лагерями, безумным темпом восстановления разрушенного хозяйства, продолжающимися потерями близких и отобранной надеждой «на светлое будущее» после войны.

Разве можно было таким людям читать возвышенные проповеди, демонстрируя свое высшее духовное образование, разве можно было вообще поучать их? Можно было только сострадать, жалеть, утешать. Нужно было учиться говорить тем общедоступным языком, который сохранился у отца Василия Ермакова до сего дня.

Разговор с народом

«И мы сохраним тебя, русская речь, великое русское слово», – поклялась Анна Ахматова в начале войны, выражая веру в то, что само русское слово обладает особой, спасающей душу, энергией.

Итак, отец Василий в Никольском соборе (первом месте его служения) стал не столько проповедовать, сколько просто беседовать с народом. Он спустился с амвона и стал задавать вопросы. Он не убегал от страдающих людей, не стал «требным батюшкой», а стал действительно отцом, а подчас и матерью, тем, кому и пойти-то больше было не к кому.

«Я не старец. Я просто опытный священник», – любит повторять батюшка. И к этим словам нужно прислушаться. Старческое служение у нас испокон века воспринимали как пророческое. Так, например, после войны к прп.Серафиму Вырицкому большинство людей ехало с одним и тем же вопросом: «Жив ли наш сын, брат, муж, пропавший без вести, как за него молиться?» И старец отвечал определенно – служить панихиду или молиться о здравии и спасении. И не было случая, чтобы его благословение было неверным. А «народный батюшка» или «опытный священник» необязательно должен быть наделен даром прозорливости. Его служение иное – он, как, может быть, излишне реалистично выражается отец Василий (что вообще ему свойственно), «как помойная яма, куда люди сливают все свои помои». То есть он тот, кто часами, днями, годами выслушивает «повести, которых печальней нет на свете» – рассказы о человеческих нуждах, болезнях, страхах. За десятилетия близкого, непосредственного общения с народом у батюшки выработался особый язык, я бы сказала, особый стиль изложения мыслей. Ни на что не похожий. Меня, профессионального филолога, всегда удивлял этот его стиль.

Во-первых, батюшка любит парадоксы. И любит с первой же фразы «ошарашить» слушателя или собеседника. Его проповедь может начаться, например, такими словами: «Мы, люди земли, – очень низкопробные создания». А дальше, когда человеческая гордость и так уже сражена, звучат слова совсем уж болезненно правдивые: «В чем заключается наша низкопробность? Да в том, что мы очень любим пресмыкаться перед людьми, заискивать и угождать им». И дальше все в таком же нелицеприятном духе. Уже и с называнием имен – Сталина, Ленина, Тухачевского, Елены Боннер, некоторых депутатов Государственной Думы. На парадоксе, доведенном иногда до неприличия, равного юродству, строятся многие проповеди батюшки. В одной проповеди он сначала обличает тех, кто разваливает страну, а потом вдруг восклицает: «Почему мы ищем зло вне себя: виноват Президент, виноват губернатор, виноваты все другие…» Если то, что он говорит, записать на бумагу, то они могут показаться сгустком противоречий. Но в том-то и дело – мудрость никогда не бывает одномерной, она зависит от времени, места, личности слушателя. А если слушателей много, то нужно умудриться сказать так, чтобы было понятно всем.

Что удивительно: когда слушаешь батюшку, то ухо не режут различные сленговые словечки. Он ведь может и такое сказать: «лохотронщик», «раздолбать», «облапошить», «кинуть», «крутые», «мужичье», «бабье»... Однажды я услышала молодого священника, который, подражая, стал говорить проповедь «под отца Василия». И столь это показалось чудовищным – грубо и даже глупо. Оказывается, суть не в стиле проповеди, а в личности говорящего с амвона. Вообще отец Василий не проповедует, а просто беседует с народом, поэтому и пользуется общедоступным языком. По ходу беседы он и вопросы задает, так делали, кстати, приснопамятный владыка Иоанн (Снычев), архимандрит Павел (Груздев), о.Василий Лесняк, о.Александр Козлов и о.Николай Кузьмин. Часто их проповеди прерываются обращениями к конкретным слушателям: «Ну вот, Миша это знает. Скажи им, Миша». Или: «Ну что, Пелагея, ты поняла? Все поняла, что я сказал?»

Проповеди отца Василия – это не толкование на Евангелие, как в большинстве случаев бывает в храме (и это нормально, традиционно), а, наоборот, приложение Евангелия к современной жизни. Батюшка, говоря об этом, сам как будто поражается: «Смотрите, как перекликается Евангелие с сегодняшней жизнью! Взять хотя бы в пример одно только наше российское бытие».

Я так понимаю, что все названные «речевые приемы» отца Василия призваны разбудить слушателя. Заставить встрепенуться от сна духовного, посмотреть по сторонам, увидеть не только свое «Я», но и общую народную жизнь, почувствовать свою ответственность за то, как протекает эта общая жизнь.

Но вернемся к тому времени, когда батюшка только вступил на пастырское служение.

После литургии

Начало 50-х годов. «Хрущевская оттепель», или одно из самых яростных гонений на православие в России. Батюшек, которых любил народ, в худшем случае, отправляли за штат или ссылали, в лучшем – перемещали с прихода на приход. Такова была и судьба отца Василия. Нынешнее поколение плохо представляет то время и тот дух. Вот что об этом сказал сам отец Василий:

«Новое «прибытие» священников последних времен, получивших светское образование, которые крестились в свои 20-30 лет, не поняло, что требовалось тогда советскому народу от священников-архиереев, чтобы воспитать и направить его на путь веры и молитвы... Святейший Патриарх отдал все свои силы и здоровье на благо Русской Православной Церкви и, когда был митрополитом, в течение почти 25 лет честно защищал интересы Церкви. Новое духовенство его обвиняет в предательстве, то есть сегодня в нем ищут не Первосвятителя Русской Православной Церкви, а просто человека, который якобы не заботится о благе нашей духовной жизни в России.

Сегодня очень сложно ревностно вести людей к Богу. Святейший Патриарх сказал, чтобы в жизни каждого прихода была «литургия после литургии», то есть, окончив службу, я обязан как священник не торопиться домой по личным делам, но остаться в храме. А храмы должны быть открыты, но это не исполняется. В храмах, я бы сказал, царит полное бездушие. Пойдешь помолиться, но душой такую молитву, которая была в храмах в военное и послевоенное время, не ощущаешь. Я скажу еще более резко: мы были не готовы принять новых людей – бывшее партийное руководство, рядовых коммунистов и т.д., хлынувших в Церковь после развала Советского Союза в 91-м году. Они шли ко Христу с чистой душой и сознанием, желая заполнить пустоту, которая переживалась ими. А мы начали их учить поучениями святых отцов, тыкать их в Евангелие, которое они впервые видели. Я говорю о том, что сам видел. Виноваты и предатели – такие, как Глеб Якунин и московское «обновленчество» с их стремлениями обновить Церковь. Ее обновлять не надо, а надо научиться хотя бы по-старому воспитывать новообращенных людей, идущих ко Христу.

Сегодня общество России болеет, а к болящему, как говорил об этом Святейший Патриарх, требуется очень бережное отношение. Так давайте его нежно исцелять, нежно с ним обращаться, его жалеть. Сегодня у нас жалости я не вижу. Я бы сказал, что мы становимся работягами, но не священнослужителями. Народу в храмах бывает много, храмов немало, но народ сегодня, как овцы, не имущие пастыря. Они ищут, где главу преклонить, к кому подойти, у кого спросить. И часто слышат в ответ: “Некогда, подождите, потом, не время”».

Это было сказано в 1999 году. И в словах этих выразился опыт всей пережитой жизни. Батюшка вообще очень смелый человек.

И, думается, еще и поэтому тянутся к нему люди. Он не говорит: «У нас все хорошо. Было, есть и будет». Он не наводит лак на действительность. Он говорит очень много горьких слов, но он имеет на это право. Потому не зовет к реформации, какому-то новому обновленчеству (на примере некоторых молодых священников мы знаем, чем эти призывы кончаются), а болеет за Россию, болеет за Церковь.

Кидали отца Василия с прихода на приход, «загнали», как казалось тем, кто это делал, в труднодоступное для прихожан место – на Серафимовское кладбище, – а народ всюду шел за ним. И куда бы его ни перемещали, собирались чада вокруг своего отца и пастыря. Думаешь иногда: все-таки чем же притягивает к себе людей отец Василий? Ведь он не гладит по головке, не говорит ласковых слов. Он, наоборот, может даже обозвать, по плечу постучать, за нос подергать и прочее. А дело не в этом внешнем образе действий, а в результате – он вкладывает в человека бодрость духа. Можно, конечно, просто утешить человека, пока он рядом с тобой стоит – он поплакал, беду свою высказал и успокоился. Пришел домой, а там все без перемен – та же беда, а утешать уже некому, и опять уныние охватывает. Потому отец Василий, вместо того чтобы утешать, подвигает человека к тому, чтобы не сдаваться, действовать. И молиться. Самому молиться, не надеяться только на молитву других людей. Когда человеку совсем уж плохо (таков психологический закон), если начнешь над ним причитать: «Бедненький ты мой!» – он совсем расквасится. А если ты его как следует растормошишь, да еще поможешь дойти до сознания, что «Бог сверх меры креста не дает» – и этот крест дан либо как воздаяние за собственные страсти, либо во очищение и как путь к смирению и совершенствованию духовному, – тогда у человека появляется перспектива. Отец Василий умеет вывести из зацикленности на себе, на ситуации, помогает почувствовать ход жизни, ее движение и поверить, что оно – благо. Вот поэтому и идут к нему люди.

А ведь что греха таить – мы, люди церковные, часто воспринимаем храм как «тихую пристань». Никто нас не учил, искали мы истину, наконец, нашли ее в Церкви и успокоились – все, пришли, дальше идти никуда не нужно, можно и отдохнуть. И вот, отец Василий – один из тех, кто не дает отдыхать, не дает успокаиваться. Все время тормошит, будоражит ум и чувства. Заставляет самостоятельно думать и контролировать свои чувства. Кто-то не выдерживает такого «режима духовной жизни» и отходит от батюшки, кто-то создает культ «старца» и тем самым заменяет реальную личность – протоиерея Василия Ермакова – надуманным образом.

На дозоре

О старчестве не нам судить, а вот о том, что протоиерея Василия Ермакова отличает особое дерзновение, сказать нужно. Он имеет дерзновение думать не только о своем приходе, но обо всем народе, обо всей Церкви. Он вообще имеет дерзновение не отсиживаться, не отмалчиваться, а, как сам он говорит, «резать правду-матку». Приведу некоторые примеры из интервью с батюшкой.

«К сожалению, многие из приходящих ныне в Церковь думать не умеют. Они приходят – и сразу: «Мне надо. Я хочу и т.д.». А я говорю им: «Подумайте, подумайте, потому что сразу дать ответ очень сложно». Я могу его дать, но они его не поймут. Требуется время, то есть надо воцерковиться и побыть вместе с нами – вот это и означает «думать». Бывает, что люди неправильно понимают мои слова или обижаются. Ну, я переделаю слова, подумаю, как переделать. На самом деле люди часто обижаются, что я не говорю того, что им хотелось бы услышать в свою пользу, для себя. Но ведь мне-то виднее по моему долголетнему опыту. Мне легче направить их, чем они думают. Как духовник, я общих советов стараюсь не давать. У меня один девиз: ходи в Церковь, помолись, а что не ясно, спроси отдельно, я все разъясню, потому что у каждого свои духовные болячки. Врач не дает же общих советов. А если человек не спрашивает у духовника, это дело его, так он сам хочет. Он сам и в ответе. Куда это приводит, мы знаем: к гордости, к такому состоянию, когда человек решает, что он достиг уже совершенства и чувствует вседозволенность. Сейчас людей надо воспитывать, воспитывать терпеливо, воспитывать много лет в частной беседе».

Батюшка говорит о простых вещах, но именно от них зависит, по какому пути пойдет Церковь, вернее новое поколение людей, вошедшее в нее недавно. Либо по пути внешней обрядовости – у нас теперь даже неверующие (сами себя так аттестуют) кандидаты в мэры и депутаты перед выборами считают необходимым постоять в церкви и даже благословение взять. Либо мы все-таки постараемся от внешнего прийти к внутреннему. И тут, опять-таки, все очень просто.

«Мое первое дело – научить молиться, – говорит отец Василий. – Чтобы у людей был молитвослов. Чтобы они два раза в месяц или хоть один раз в месяц причащались, почитали правило. Я учу их, чтобы они читали днем – вечером некогда, мирская суета и усталость дают о себе знать. А больше ни епитимий, ничего я на них не налагаю, потому что в этот безумный-безумный век надо дать человеку возможность оглянуться, прочувствовать и ощутить благодать причащения, с молитвой».

Каждый год отец Василий совершает паломнические поездки. Ездит по стране, посещает монастыри и храмы.

«Увы, по моим наблюдениям, где бы я ни был, а я был и во Владимире, и в Таллинне, и в других городах, не было народного покаяния. К сожалению, слова не дошли до сознания русских людей. Успокоенные временным благополучием, заботами о хлебе насущном, они не хотят познавать свое прошлое, почему и за что произошли эти жестокие катаклизмы на Русской земле. Почему легко и свободно русские православные люди отдали свою веру? И потом, нас 75 лет гнали, обманывали, у нас отнимали веру. Но малая частица людей, верных православию, все-таки осталась. Наши молитвы дошли до Бога, и вся эта система рухнула в одночасье. Думать о прошлом надо и покаянно просить у Бога прощения за содеянное. Увы, это еще не дошло до сознания».

Поражаешься, что в таком преклонном возрасте батюшка беспрестанно находится в движении, как бы обходит дозором Русскую землю. Откликается на все, что происходит в стране, потому не говорит заученных фраз. «Народ не должен быть игрушкой в чьих-либо руках» – это твердое убеждение батюшки и боль его.

Можно без преувеличения сказать, что отец Василий уже многие годы борется за то, чтобы люди «не были игрушками», а были, как он говорит, «отточенными христианами» – теми, кто понимает, что вера – это наша главная ценность, что ее нужно бояться потерять (а произойти это может незаметно, путем серии подмен) и что хранить веру помогает память и почтение к старшему поколению. Главное же, чему нам нужно учиться у старших, – не унывать.

«И поэтому, когда наступят тяжелые времена, пускай нас это не пугает. Мы должны твердо знать, как «Отче наш», что Господь наш Иисус Христос не оставит нас в трудную минуту. Быть ближе к храму – это наш долг, православных людей. Молить Господа даровать нам душевную крепость, чтобы Он просветил наше сердце, дабы понять происходящее в мире… Не надо смущаться происходящими событиями мирового масштаба».

«Если тебя оскорбляют, не нужно склонять голову. Нужно с чувством внутренней правоты, без гнева отстаивать свою веру, не давать попирать тот Образ Божий, который заложен Господом в каждом человеке. И родители должны помогать в этом своим детям».

«Живи молитвой, живи Таинствами, живи благодатию Божией – и тогда ничто тебя не смутит, даже если весь мир отвернется от Христа, тебе не нужны будут никакие слова в защиту веры и Церкви, потому что это – твоя жизнь, ты знаешь о святости Церкви не доказательствами ума, а опытом».

«Нельзя «идти войной на епископский сан», как когда-то сказал Сергею Нилусу старец Варсонофий Оптинский, «а не то вас накажет Пресвятая Богородица!» Священников, а тем более архиереев, вообще не могут судить мирские люди, они не знают и не понимают их тяжелейшего креста. Обличать и обновлять Церковь нельзя, вы научитесь в старой молиться. Да в этом ничего нового и нет. В 20-х мы это уже проходили…»

* * *

Дай Бог батюшке сил на дальнейшее служение. В нынешнем январе – день его Ангела, а в декабре ему исполнилось 80 лет. Сейчас он болеет, так что просим ваших молитв о его здравии.

Людмила ИЛЬЮНИНА

назад

вперед