ПАСТЫРЬ
«ОН ГОРЕЛ, КАК СВЕЧА, ПОТОМУ ТАК РАНО УШЕЛ»,–говорят о священнике Валентине Парамонове знавшие его
Свой, кирилловский
В который раз не без труда перечитываю на поминальной службе толстую красную тетрадь, заполненную размашистым, а точнее стремительным, но аккуратным почерком. Имена, имена, имена... Внутренне радуясь, поминаю дорогих мне леушинских, горицких монахинь, знакомых белозерских подвижников благочестия. В этой тетради сотни имен, в большинстве мне не известных. Это заупокойный помянник протоиерея Валентина Парамонова, бывшего настоятеля храма Воскресения Словущего на Ваганьковском кладбище в Москве.
Таких тетрадей после кончины батюшки в 1994 году осталось много. Я попросила у матушки Маргариты, вдовы почившего священника, одну из них на молитвенную память. Но, признаться, часто поминать не получается – не хватает времени. До сих пор не перестаю удивляться, как же это батюшка успевал поминать всех своих усопших и вынимать частички на проскомидии? Не один час уйдет...
По воспоминаниям родных, вставал он, что называется, ни свет ни заря и с первым троллейбусом ехал в храм. Личного транспорта у него никогда не было.
Про отца Валентина Парамонова я впервые услышала от Елены Романовны Стрельниковой, своей духовной сестры, историка и православной писательницы из Ферапонтово, когда пыталась собрать горицкий синодик. Помню, как сожалела, что не встретилась с батюшкой в земной жизни. Уроженец Кириллова, он прослужил в священническом сане несколько лет в Белозерье, лично знал многих горицких и леушинских монахинь, причащал их, соборовал и провожал в последний путь. По словам близких, отец Валентин обладал феноменальной памятью, например знал наизусть все воскресные Евангельские чтения. Он был хранителем преданий о белозерских монастырях через услышанные им рассказы последних насельников. Искренне любя монашество, отец Валентин сочувствовал, молился и всячески помогал гонимым насельникам и насельницам закрытых монастырей.
– Низкий поклон вам за это, батюшка, – шепчу я у его могилы на Ваганьковском кладбище в Москве. Прошу его святых молитв. Давно ощущаю себя духовной ему сродницей. Он – свой, кирилловский, родной, хотя и прослужил более 30 лет в московских храмах.
Приплывшая икона
Говорят, что он как-то особенно горячо любил свою родину – благодатную Кирилловскую землю и ее святыни, готов был идти в Кириллов из Москвы пешком, как когда-то особо чтимый им преподобный Кирилл Белозерский.
Особенное отношение было у отца Валентина к преподобному Зосиме Ворбозомскому, икону которого хранил много лет. Она по сей день рядом с отцом Валентином – в храме на Ваганьковском кладбище является чтимой святыней (на фото). На иконе строгий старец – аскет, подвижник. По рассказам матушки Маргариты Парамоновой, эта икона попала к батюшке в середине 50-х, когда он служил в Череповце. Известно, что она приплыла по Шексне и на ней, перевернутой, полоскали на реке белье. Однажды открылся святой лик. Кто-то из верующих принес икону в церковь отцу Валентину. Он взял ее и никогда с ней не расставался, где бы ни служил в последующие годы. По размерам иконы можно предположить, что она или от раки святых мощей преподобного, или из иконостаса.
В архиве отца Валентина хранился редкий акафист преподобному Зосиме Ворбозомскому, составленный, похоже, горицкими монахинями.
Неведомым промыслом Божиим мой монашеский постриг в 1997 году пришелся на день памяти преподобного Зосимы – 17 апреля. Вот, что называется, и породнились.
Память преподобного Зосимы Ворбозомского отмечена в церковном календаре 17 апреля и 20 ноября (по новому стилю). Сведений о нем сохранилось мало. Известно лишь, что, получив иноческое воспитание у преподобного Корнилия Комельского, Зосима оставил его обитель по любви к уединению и поселился на маленьком острове Ворбозомского озера близ Белозерска. Там построил деревянную церковь во имя Благовещения Божией Матери, куда стали собираться любители пустынного жития. Вскоре образовалась обитель по образу Корнилиева монастыря – со строгим общежительным уставом во главе с настоятелем Зосимой. После многих иноческих подвигов преподобный почил в 1550 году и был погребен в устроенной им обители.
Сама обитель много лет была приписана к Кирилло-Белозерскому мужскому монастырю, в XVIII веке была упразднена, а в конце XIX века там был устроен скит для схимниц Горицкого Воскресенского женского монастыря.
Я пытаюсь понять, что же их так сроднило, преподобного Зосиму и отца Валентина Парамонова, разглядеть узы духовные, которыми они, несомненно, связаны…
Мой младший брат
(Из воспоминаний Юрия Викторовича Парамонова, старшего брата о.Валентина)
Нас у родителей было пятеро: четверо братьев и сестра. Валентин – младший, 1928 года рождения. Наш отец, Виктор Дормидонтович, погиб в Великую Отечественную войну. Вечная ему память. Тятя был строгим, но справедливым. Мы, дети, его боялись. Богоборцем он никогда не был, коммунистом тоже. Он вообще, как я помню, не интересовался политикой. В молодости отец пел на клиросе в церкви. Когда наша бабушка собиралась в храм в церковные праздники, он всегда спрашивал, есть ли у нее деньги на свечку, давал копеечку. В нашем доме бывали священники. Крестили нас по рождении в Казанском соборе Кириллова. Родная сестра отца, Елена Дормидонтовна, в 18 лет ушла в Горицкий женский монастырь. Не скажу, что детей в нашей семье воспитывали в вере и благочестии. Нас не заставляли молиться, соблюдать посты, ходить в церковь. И в то же время нас старались воспитать порядочными людьми. Наверное, об этом тайно молилась наша мама – Феофания Васильевна, добрая и сердечная по характеру, очень работящая. Она была глубоко верующей и грамотной, училась в женской гимназии в селе Благовещенье. Правда, о Боге нам не говорила, тогда было не принято, все боялись гонений. Но в родителях и бабушках с дедами было внутреннее благочестие, которое, видимо, и дало свой плод – отца Валентина. Пока он был маленьким, как я помню, церковью не интересовался, интерес появился позже.
Когда я вернулся с фронта в 1945 году, мама мне говорит: «Ты подумай только, наш Валька совсем с ума сошел, вместо школы на Покров в церковь бегает». Там тогда отец Павел служил, священник Ферапонтова монастыря. А еще она, помню, посетовала, что Валентин только с одними старухами и знается, чудной какой-то стал.
Старух он, действительно, любил с детства, и они его любили. Валентин ходил к ним в гости, помогал, чем мог. Через дом от нас жили горицкая монахиня Викторина (Фаина Викторовна Смирнова), мы ее звали бабушкой Фаиной, и еще две монашки. Они поселились там после закрытия монастыря. Валентин бывал у них часто, помогал по хозяйству, а они учили его своему – Божественному.* Думаю, что во многом благодаря им он стал священником.
В 1947 году брат взял рекомендацию у отца Павла и поехал в Москву поступать в семинарию. Мама не дождалась, пока он определится в жизни, она скончалась зимой того же года.
Валентин поехал в Москву, не имея знакомых и денег, а время было голодное. Но его всегда выручал твердый характер. Что задумает – обязательно добьется. Горячий был по натуре, не терпел возражений. Весь в деда Дормидонта, такой же могучий и фигурой. Лично я знал, что Валентин будет священником.
Он единственный из нас стал по-настоящему глубоко верующим. Правда, никто из нас не отвергал Бога, но жизнь сложилась у всех по-разному. Я, например, работал главным инженером в леспромхозе. Всегда был на виду. В церковь ходил, когда бывал в гостях у Валентина, он крестил мою дочь, а потом и внучку.
Брат был очень талантливым человеком, интересным собеседником, с феноменальной памятью. Знаю, что, живя в Москве, он очень тосковал по Кириллову.
Глазами матушки
(Из воспоминаний матушки Маргариты Парамоновой [Барашковой])
С отцом Валентином, в то время семинаристом (он учился на третьем курсе), мы познакомились в Москве. Я тогда жила неподалеку от Новодевичьего монастыря, где часто бывали семинаристы. Мои родители любили церковь, священство. Они имели в роду сильных молитвенников и небесных покровителей. Мама, Александра Александровна, из священнического рода; ее отец, мой дед, митрофорный протоиерей Александр Талызин, служивший в Тверской епархии, был расстрелян в 1938 году и ныне причислен к лику святых, новомученик. Прадед по папиной линии был схимонахом, почил в Петербурге.
Мой отец, Александр Александрович Барашков, был художником, в молодости прислуживал в алтаре в Кашине. Позже, когда обзавелся семьей, он регулярно ходил на богослужения и часто приглашал семинаристов на чай, чтобы поддержать, накормить. Время было трудное – послевоенное, голодное. Пригласил он к нам как-то и Валентина, который в то время служил иподьяконом у Святейшего Патриарха Алексия (Симанского). Родители его сразу полюбили, он был общительным, искренним. Высоким и симпатичным.
Валентин стал довольно часто бывать в нашем доме, мы полюбили друг друга. Получив благословение на брак от моих родителей и крестной, в сентябре 1951 года мы поженились, обвенчались и поехали на родину Валентина, в Вологодскую епархию. Его родители уже ушли в мир иной. Оставаться в Москве не было ни малейшей возможности.
Правящий архиерей, владыка Гавриил (Огородников), замечательный, духоносный пастырь, принял нас по-отечески, с Христовой любовью. В Вологодском кафедральном соборе Валентина рукоположили во священника. Владыка благословил его служить в храме Покрова Пресвятой Богородицы, близ Кириллова, к отцу Павлу Никитину, который давал Валентину рекомендацию в семинарию. Отец Павел был тогда уже стареньким. На Покрове отец Валентин прослужил около двух лет. В это время у нас родилась старшая дочь Людмила, крестным отцом которой стал владыка Гавриил.
В 1953 году отца Валентина перевели служить в Череповец, настоятелем единственного в городе Воскресенского собора.
Именно в Череповце, как мне кажется, он состоялся как священник. Череповчане его любили, а он – их. Много лет спустя, когда мы жили уже в Москве, они каждый год приезжали на день Ангела отца Валентина – 19 июля. Было очень трогательно, помню, очередь из тех, кто желал его поздравить, стояла к нам от лифта, в квартире было тесно. Отец Валентин любил гостей, но больше всего на свете он любил Бога и храм Божий, заботился о его благолепии. Церковь в Череповце была без креста на куполе, власти не разрешали ставить. Однажды под Преображенье батюшка решил преобразить храм. Надо сказать, что этот праздник – один из самых любимых отца Валентина. Тогда он сам изготовил каркас купола и поставил на нем крест. Уполномоченный пришел в ужас, когда узнал о таком самочинстве. Отца Валентина вызвали к прокурору, который приказал убрать крест и пригрозил, что в противном случае батюшке придется покинуть город. Отношения с уполномоченным у отца Валентина были сложные. Надо сказать, что тогда уполномоченных, как правило людей неверующих, богоборцев, боялись больше, чем архиерея, – слишком многое в церкви от них зависело**. И надо было как-то сосуществовать с ними, выживать, сохранять храм Божий и паству.
Денег у отца Валентина никогда не было. Все, что к нему приходило, раздавалось нуждающимся. В Череповце батюшка часто общался с леушинскими и горицкими монахинями, жившими там и за городом, ездил к ним, причащал, соборовал, отпевал. Они часто бывали у нас в доме.
За восемь лет служения в Череповце, понятно, всего хватало. Был даже случай, когда отцу Валентину подбросили записку с требованием денег и угрозой для его жизни.
В 1961 году появилась возможность переехать в Москву. В городских храмах тогда священнических вакансий не было, отцу Валентину предложили послужить в Подмосковье, в Егорьевске. После этого через год он служил в Москве в храме на Калядниковском кладбище, в церкви Знамения Божией Матери у речного вокзала, в храмах Святых апостолов Петра и Павла на Солянке, Иоанна Воина на Якиманке, «Всех Скорбящих Радость» на Ордынке.
Однажды , в 1982 году, он приходит со службы, приносит указ о переводе в другой храм.
– Угадайте куда? – спрашивает нас. – Там и могила моя будет.
Мы не угадали. А указ был в храм Воскресения Словущего на Ваганьковском кладбище.
Последние годы
Отец Валентин 14 лет прослужил настоятелем ваганьковского храма. Туда же он перевез и своего Зосиму. Перед иконой читали акафисты, он любил акафисты, особенно Божией Матери. Акафисты, службы он знал без требника, наизусть. На Ваганьковском кладбище он отпевал многих известных деятелей культуры. Например, таких именитых певцов, как Козловского, Русланову. Отпевал он и Владимира Высоцкого по просьбе его родных и друзей, которые считали, что он крещеный.
В 1994 году, накануне Преображения, с отцом Валентином случился инсульт в храме. О своем здоровье он никогда не заботился и ближним не позволял этого делать, отказывался от лекарств. А нагрузка у него была непомерная. 12 сентября 1994 года батюшки не стало.
Отпевали его 26 священников во главе с владыкой Арсением Истринским, при огромном стечении прихожан и тех, кто знал и любил отца Валентина. По его завещанию, гроб опускали в могилу под ангельское славословие «О Всепетая Мати...», которое он очень любил, особо почитая Царицу Небесную.
«Он горел, как свеча, у Престола Господня, потому так рано ушел от нас, – говорит знавший отца Валентина игумен Арсений (Шастель), служивший когда-то в Белозерье. – Служил отец Валентин по-пасхальному радостно и очень благоговейно, у него было чему поучиться. И молитвенник редкий».
Монахиня КИРИЛЛА (Червова)
г.Кириллов
** Список претензий властей к батюшке был велик, начиная с того, что он постоянно ходил в облачении священнослужителя – в ту пору это было редкостью. И вообще, при Хрущеве на месте Воскресенского собора предполагалось установить памятник Ленину – активный, авторитетный священник был этому большой помехой. Ситуация обострилась настолько, что, как вспоминают старожилы, одно время после вечерних служб о.Валентина прихожанки провожали до крыльца дома – боялись, что на него будет совершено нападение. Этот его непреклонный в вере характер проявился и позднее, во время его служения в Москве. В мае 1991 года, за десятилетие до официального прославления Царственных страстотерпцев, возле его храма, за алтарем, были установлены крест и каменные плиты с именами убиенных – батюшка открыто служил панихиды по Царской Семье.
| назад |
| вперед |  |
