В 1906 году у супругов Гребневых родился сын Фома. Став взрослым, он, «человек очень одарённый, во всём помогал своему отцу, хорошо рисовал с натуры, переписывал рукописные книги, изящно разрисовывал вязью, был большим мастером формовочного дела».

В 1907 году Лука Арефьевич уехал в Москву, где стал помогать старопоморцам в устройстве типографии. Изготовленный им для нового заведения церковнославянский шрифт отличался, по мнению знатоков, «чёткостью и даже изяществом». Но сложные отношения с управляющим типографией заставили его уже через год вернуться на Вятку и поселиться с семьёй в деревне Старая Тушка. Там он построил две избы на общих сенях – в одной жили, а в другой работали.

Расположенное в глухой вятской глубинке заведение сразу же встало в один ряд с известными старообрядческими типографиями в Москве и Уральске, ни в чём не уступая им в качестве продукции и успешно выполняя общую задачу насыщения богослужебной и просветительской литературой общин ревнителей «древлего благочестия». В типографии было занято от 3 до 6 рабочих, причём все они были родственникам Гребнева. Наряду с типографией он завёл иконописную и литейную мастерские.

В 1911 году умерла супруга книгопечатника, и воспитание сына Фомы взяла на себя его не выходившая замуж сестра Прасковья. С приходом советской власти дарованная царским правительством свобода вероисповедания закончилась. 18 октября 1918 года начальник уездной милиции И.Г.Колотов увёз из Старой Тушки в Малмыж конфискованные печатные станки и шрифт гребневской типографии. Был арестован и книгопечатник. Вскоре его отпустили на свободу, однако аресты продолжались и в последующее время.

После конфискации типографии Гребнев с сыном и несколькими помощниками вплоть до 1929 года продолжал писать и отливать кресты и иконы. Из его мастерской выходили также колокольчики, шестерни для дрелей, медные втулки для тарантасов. По воспоминаниям З.М.Черезова, для лучшего освещения помещения в тёмное время в гребневском доме «к потолку были подвешены большие стеклянные шары на блоках, которые наливались водой и сбоку ставились лампы». Также Гребнев занимался садоводством и в голодный 1921 год многим помогал продуктами… никогда не требовал возврата, полагаясь на совесть.

В 1920-е гг. одним из ближайших друзей Л.А.Гребнева стал учитель А.И.Янкин – организатор приобретшего вскоре всероссийскую известность Новотушкинского музея местного края. Для «наиболее ценного и богато обставленного» старообрядческого отдела Л.А.Гребнев передал множество напечатанных им, а также собранных за долгие годы рукописных и старопечатных книг XVI–XVII веков (в том числе «Острожскую Библию» Ивана Фёдорова и «Псалтырь» Мамоничей).

Докладывая руководству Вятского губмузея, Янкин убедительно просил выдать «одному из видных добровольных сотрудников» музея охранную грамоту, чтобы его не трогали власти. Но в 1928 году Л.А.Гребнев был лишён избирательных прав, а в 1930 году, как говорится в уголовном деле, «окончательно раскулачен».

Отбирать у трудолюбивого крестьянина было что. Вот как характеризует хозяйство Л.А.Гребнева побывавший у него в 1928 году на экскурсии вместе с другими школьниками тогдашний второклассник Б.Г.Черезов: «Сначала Гребнев показал нам конюшню, где стоял тёмно-бурый с белыми ногами и лысиной красавец меринок... В саду запомнил я стройные стволы яблонь, побелены на одном уровне... Вверху угора была пасека в 20 ульев...» Черезов был и очевидцем «раскулачивания» Л.А.Гребнева, когда «из окон выбрасывали шрифт, охотники брали его для отливки и катания дроби. Не переплетёнными книгами оклеивали дома, чуланы, использовали для растопки». Конфискованных тогда книг оказалось до 15 возов.

Гребнева обвинили в участии «контр-революционной церковно-кулацкой группировки», которую он якобы возглавлял. Составляя обвинительное заключение, следователь подчеркнул карандашом слова из письма жившего «в Истонии» Г.Е.Фролова к Л.А.Гребневу о том, что «приближение идёт Страшного суда». Отрицая проведение нелегальных собраний, Гребнев признавался лишь в том, что «после моления-обедни иногда у нас решались вопросы чисто религиозно-церковного характера». Честно признавшись в личной убеждённости, «что коллективизация вредна для религии, так как там в колхозах люди разлагаются и большинство не верят в бога», Гребнев отказался подтвердить обвинения в призыве к народу «не подчиняться советской власти», а также что будто он говорил «монашкам… молитвенного дома о том, что Япония забрала Китай, а потом заберёт и Россию и что тогда кончится безбожное государство».