СТЕЗЯ

ВОЛЯ К СВЕТУ

Он стал настоящим художником, когда полностью лишился зрения

Мастер лозы

В жизни мне встречалось много замечательных людей, и всё-таки Николая Федохина я бы выделил. Он не выдающийся учёный, не знаменитый писатель, не маститый священнослужитель, но вот поди ж ты – потряс меня до глубины души, и даже не столько тем, что, будучи слепым, плетёт удивительные корзинки из лозы (настоящие произведения искусства) и ведёт сам своё большое крестьянское хозяйство. Прежде всего, он поразил меня своими человеческими качествами, своим цельным мужским характером. Разговаривая с ним, я почему-то постоянно вспоминал Алексея Маресьева, прототипа героя «Повести о настоящем человеке». Думаю, что это сравнение вполне уместно.

С детства Николай рос как все, всё было при нём. Отличался от сверстников тем, что ростом был повыше да здоровьем покрепче. Женился на хорошей девушке из родной Пинеги, устроился грузчиком на промбазу, вскоре стал старшим мастером. Должность в селе не из последних – от всех почёт и уважение. Родились дети – сын и дочка, жить бы да радоваться. Кажется, ничто не предвещало беды.

«В 1994-м это было, – рассказывает Николай. – После работы купил я в магазине 50-килограммовый мешок с крупой и из центра понёс его через всю Пинегу домой. И сынишка со мной. Он ещё маленький был, ему только пять лет исполнилось. Быстро с ребёнком не пойдёшь, да ещё и мешок рваный оказался, неудобно было его на хребте держать. Я и по два мешка прежде таскал – ничего, а тут, видимо, какие-то нервы на шее передавил. Через два дня зрение начало падать. Так и ослеп».

В крестьянский дом Николая Федохина меня привели священник Олег Круглов с матушкой Татьяной. Мы были покорены этим необыкновенным человеком, полным жизнелюбия, смирения, кротости и какой-то неимоверной силы воли. Красивая душа отразилась и в тех изделиях из тонкой лозы, которые он плетёт на радость людям.

Николай – местная достопримечательность, он единственный мастер по плетению из лозы на всю округу. Своими замечательными поделками, столь необходимыми в крестьянском хозяйстве, он снабдил не только всех односельчан, но и жителей близлежащих деревень. Заказы к нему идут из Архангельска и других городов. Николай участвовал со своими работами на многих выставках. Уникальность его изделий заключается в том, что он плетёт их в различной технике и самых разных размеров. Показывая нам свои произведения (иначе их и не назовёшь), Николай, пробираясь на ощупь вдоль стены, выносит из чуланов и подсобных помещений всё новые и новые корзиночки, какие-то плетёные бутылочки, вазочки, хлебницы – пока на кухонном столе не остаётся свободного места.

У меня не укладывается в голове, что всё это сделано человеком, который не видит ничего – ни того, что делает, ни того, что у него в конечном итоге получается.

– Где ты учился этому мастерству? – спрашиваю у хозяина.

– В Волоколамске, в специальной школе центра реабилитации слепых. Там нас и научили разным техникам: украинской, белорусской, вятской и другим. Я двух одинаковых корзинок не плету, не повторяюсь. С женой и прутья разные по оттенкам цвета подбираем, чтобы красиво было. В корзинках лук, чеснок хорошо держать, всё дышит. Женщинам очень нравятся корзинки-кашпо под цветочные горшки. Лозой ведь можно любой сосуд оплести и к нему ручки приделать, чтобы повесить на стенку или на окно. Очень удобно и красиво. Заказывают корзинки даже под большие вёдра.

А материал по оврагам и берегам рек собираю. Ива под самым боком растёт. У нас здесь замечательная лоза, сам её заготовляю, сам вымачиваю, потом чищу. Её чем больше режешь, тем лучше она растёт. Из Волоколамска даже привёз сюда несколько кустов канадской сортовой ивы, около дома посадил.

Всё сам

– Тебе, наверное, и по хозяйству приходится работать? – задаю Николаю вопрос.

– Конечно, всё сам, кто за меня чего сделает? – удивляется он, словно я спросил невесть что. – Сейчас ещё и сын в армию ушёл. Пока ещё был зрячим, дом с другом строил, а когда зрение потерял, достраивал его на ощупь. И гвозди научился вслепую лупить, и доски пилить по размерам, и дрова колоть, печки сам кладу. Когда в этот новый дом всей семьёй переехали, я тогда уже ничего не видел, но ремонт сам полностью сделал. Заменил пол, стены, печку новую сложил. Правда, не по уровню, один угол немного завалился, а куда деваться? Сперва мне друг помогал её кафелем обложить, а сейчас я уже и сам умею. И в бане тоже печку сложил. Хитрости-то особой нет. Как говорят, на Бога надейся, а сам не плошай!

– Как же нет хитрости, когда мастеров-печников и раньше были единицы, а сейчас и подавно все перевелись? Вот, допустим, как ты дрова колешь?

– Руками, как же ещё? Беру в одну руку полено, в другую колун – и колю.

– А если – по руке?

– Ни разу ещё не попадал и думаю, что не попаду. Поначалу-то было страшновато, а потом привык. Куда деваться? А чтобы доску отпилить по размеру, есть свои хитрости…

Простота Николая «убивает наповал» и сразу же располагает к себе.

– Огородом-то, наверное, жена занимается? – спрашиваю его.

– Почему жена? Вместе… Я землю копаю, навоз таскаю, она сажает и полет. И теплицы тоже сам делаю. А кто ещё?

Николай – высокий, красивый мужчина с чистым сердцем и открытой душой. И это в нём подкупает. Как только мы зашли к нему в дом, с первых же слов стало ясно – свой человек, этот не предаст и не обманет, и камня за пазухой ни на кого держать не будет.

– Расскажи, как ты пережил потерю зрения и смог после этого встать на ноги.

– Первые годы было очень тяжело, – не скрывает Николай. – Пришлось распрощаться с работой. Стал безработным. Сейчас стараюсь жить незаметно, редко куда выхожу. Дома сидеть постоянно надоедает, но что делать. Раньше-то идёшь было по Пинеге, все с тобой здороваются, я ведь был на виду. А сейчас редко-редко кто поздоровается. Я не обижаюсь. Да и на кого обижаться? Когда с женой иду, она говорит: «Тебе кивают головой!» А я-то как увижу? Иной раз и по имени поздороваются, я у неё спрашиваю: «Кто?» Она называет, а я этого человека уже не помню.

Народ у нас хоть и хороший, но и завистливых много. Вот сын ушёл в армию, попал в престижную дивизию Дзержинского в Москве. И кое-кто уже шепчется, что я его туда по блату устроил. Ну какой блат в армии? Был бы блат, я бы его дома оставил. А он у меня с детства так воспитывался, что должен идти служить, Родину защищать, и пошёл с большим желанием. У нас ведь больше не тому радуются, что у соседа корова отелилась, а тому, что сдохла. А вот порадоваться за человека, что у него всё хорошо, на это не у каждого сил хватает. Но ведь если соседу хорошо, то и тебе хорошо.

– А как ты думаешь, на тебя это несчастье свалилось по Божьему попущению или случайно?

– Я знаю, что без воли Божьей волос с головы человека не упадёт. Господь почему-то попустил. Я с детства воспитывался атеистом, да и сейчас не сказал бы, что глубоко верующий человек. У меня бабушка-покойница очень верующая была, постоянно молилась. Я её всё в детстве донимал: «Неужели Бог есть?» А она отвечала: «Верь не верь, а Бога в душе держи!» Так что с детства Бога в душе я держал.

Покрестился вместе с сыном

– А покрестился, будучи уже взрослым человеком, в один день с сыном. К нам в 1990 году на могилку к преподобному Никону оптинские монахи приехали. Всех желающих пригласили креститься. Набралось человек двадцать. Я принёс сына, ему тогда всего годик был. Батюшка спрашивает меня: «Вы-то сами крещены?» А взгляд у него такой кроткий, такой открытый и чистый, что я сразу же «сдался». «Нет, – говорю, – а что, разве можно?» «Можно». Так 8 июля, в день памяти преподобного Никона, мы оба с сыном и крестились. Больше трёх часов обряд проходил. Помню, день ещё такой солнечный выдался.

И сейчас у меня постоянная связь с Оптиной через подворье в Петербурге. Часто езжу туда к своей сестре в гости и каждый раз захожу на Оптинское подворье на набережной Невы. Там большой красивый храм, византийской архитектуры, уже несколько лет реставрируют. Внутрь зайду, свечку поставлю. Когда под Москвой в Реутово учился, тоже все монастыри в округе специально объехал. Был в Иосифо-Волоцком, Звенигородском монастырях. Мне они особенно понравились с точки зрения архитектуры.

– А как ты архитектуру можешь различать? – удивляюсь я.

– Зрение – это ведь не единственная форма восприятия мира человеком. У слепых другие чувства обостряются. Где-то подойдёшь, потрогаешь – кладку, изразцы, иконы. В основном на ощупь. Камень – он ведь не только форму имеет, ещё какую-то информацию несёт. А где и глаз прищуришь – купола увидишь. Открывается какое-то внутреннее зрение. К тому же светлые и тёмные тона-то я различаю. Мне ещё повезло, я взрослым ослеп. Ещё помню, как всё выглядит, могу представить.

– Скажи, ты завидуешь тем, кто видит?

– И раньше не завидовал, и сейчас никому не завидую. А чего завидовать-то? Что от этого изменится? Что я, жить, что ли, лучше буду? Вот некоторые сейчас говорят, что у нас в стране всё плохо, и спиваются, руки опускают, идут по пути наименьшего сопротивления. А я считаю, что всё хорошо. Монастыри возрождаются, храмы восстанавливаются. Христианство тысячу лет стояло и ещё тысячу лет простоит до самого конца. Ведь такую войну выиграли не с партийным же билетом. Всё равно Бога вспоминали и крестик в зубах сжимали, когда на смерть шли. И патриотизм у нас остался, и вера в Бога. Какой у нас храм красивый в Пинеге был! Я его на фотографии видел. Взорвали. В Москве Храм Христа Спасителя восстановили, а у нас народ ещё не дозрел. Бога у нас обычно вспоминают, когда беда придёт. Говорят, пока гром не грянет, мужик не перекрестится. А я считаю, Бога надо всегда помнить. Придёт время – и у нас, в Пинеге, храм построят. Когда народ сам этого захочет.

– У тебя самого есть желание поучаствовать в строительстве храма? – сорвался с языка нелепый вопрос. За время нашей беседы я на какое-то мгновение забыл, что Николай совсем слепой…

– А чем я помогу? – растерялся от неожиданного вопроса и Николай… А потом подумал и добавил: – Строительство храма – это дело Божие, не каждому дано, об этом только мечтать можно.

Е.СУВОРОВ
Фото автора

назад

вперед