СТЕЗЯ
ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО...
В машине раздался звук телефонной мелодии. Моя спутница Марина, согласившаяся помочь в поездке по Перми, достала мобильный телефон.
– Китайцы? – удивилась она в трубку.
Когда разговор был окончен, пояснила с улыбкой:
– Представляете, китайцы наладили производство ангельских крыльев для рождественских костюмов. Они уже поступили в продажу. Говорят, где-то в Перми есть, надо будет поискать. Это мне только что сообщила Людмила Львовна Аликина – педагог режиссуры в колледже искусств. Удивительный человек! Правда, сейчас она больна – лечится в онкологии. Но в ней столько силы, желания быть нужной… Даже в больнице помнит о нас, вот взялась написать сценарий детского спектакля для ёлки. Ангельские крылышки как раз для этого представления.
– Её болезнь лечится? – задал я вопрос.
Марина помолчала:
– Богу всё возможно.
* * *
|
С Людмилой Львовной мы познакомились на следующий день. Мне уже доводилось брать интервью в больницах, но впервые – с повязкой на лице, у моей собеседницы такая же. В коридоре людно, шаркают тапочки, звенит посуда в столовой. Диктофон записывает эти звуки и рассказ:
– Здесь, в больнице, я много молюсь за родителей, свободного времени сколько угодно. Мама была историком, человеком очень далёким от веры. У папы с этим дела обстояли получше, но я так и не узнала – крещёные ли они. Поэтому не решаюсь подавать записочки в церкви, молюсь за них сама. Как все, я была комсомолкой, потом много лет в партии. Всё изменилось в 1993-м, когда первый раз подошла к краю своей жизни и врач перед операцией сказал: «Молись!» Как я молилась! Два часа для меня ничего не существовало, кроме Бога. «Господи, – повторяла я, – помоги мне поднять моих детей». И всё, чем я жила, вдруг показалось таким пустым.
Тогда всё обошлось. Через какое-то время говорю мужу: «Витя, давай обвенчаемся». А он: «Знаешь, Люд, пока я сам не приду к пониманию, что это такое, ты меня не трогай». У меня удивительный муж, тоже педагог хореографического училища, много лет был артистом балета. Обвенчались. Так потихоньку шло наше воцерковление. И, наверное, не всё я делала, как надо, предстоит какой-то прорыв...
* * *
Она говорит быстро, голос простой, хороший. Этот тип русской женщины – деятельный, человечный – мне знаком. Вспоминаю актрису Галину Ивановну Яцкину – у них с Людмилой Львовной какое-то сходство, даже на уровне интонаций, как мне показалось. Женщины этого типа как-то были связаны в прошлом с партийной, общественной работой. Не рвались к ней, просто всегда были готовы в лепёшку расшибиться за други. Все эти женщины – те, кого я знал, – пришли потом в Церковь. Это тоже естественно. Они всегда верили, просто долго об этом не знали.
Подруга Людмилы Фаина Вацловасовна Рутулите вспоминает: «Меня, конечно, насторожила её метаморфоза, говорю: “Ну, Люсь, ты сначала то в партию верила, то в Бога, как-то не очень серьёзно получается”.
Но потом у нас был серьёзный разговор. Я узнала, как всё произошло, сколько она пережила. И поверила ей.
Как в 17 лет она поступила в училище искусств, так в нём и осталась. Педагог от Бога, ребята в неё просто влюбляются. Когда заболела, ученики рыдали в голос. Бессребреница редкая, скольким помогла – участием, деньгами. За помощью все – к ней. То, что она живёт не для себя, проявляется во всём. Другие режиссёры не любят, когда вмешиваются в их дела, а Людмила сама посоветуется, скажет: “Что-то не получается, приди посмотри”. Для нашей братии – случай редчайший».
* * *
Между марлевой повязкой на лице и полиэтиленовой шапочкой видны только её глаза. Людмила Аликина продолжает свой рассказ:
– Мне очень понравились слова, сказанные нашим Патриархом: «Господь сначала с нами разговаривает шёпотом любви, потом голосом совести и, наконец, рупором страданий». Лишь страдания заставляют задуматься. Ведь рождаемся мы, либо чтобы стать лучше, либо опуститься. Другого не дано. Любое событие, любой человек рядом с тобой – всё посылается для того, чтобы сделать выбор: возвыситься или упасть. Знаете, когда мы с Витей обвенчались, такую благодать ощутили над нашей семьёй. Я счастливый человек. Но что-то важное ещё предстоит сделать – то, ради чего Господь сейчас пытается меня расшевелить. Всё у меня было: любимый муж, двое прекрасных сыновей, квартира, дача… Но пытаешься понять, какая ты на самом деле, и становится страшно. Казалось, так много делаю, но что-то, наверное, не так, и на душе скверно и тяжко. Что-то не так.
Но Господь ведёт, и всё, что я могу, – это довериться Ему. Очень много предстоит сделать. Посмотрите, как работают сектанты, сколько расположенности к людям, даже чересчур много. А когда к нам в храм приходит молодой человек, ему грубят. А ведь у этого юноши никаких ориентиров. Как ему жить? Нужен наставник – добрый, доступный, чтобы ему тихонечко помогал. И каждый из нас – взрослых, православных людей – должен что-то сделать, чтобы стать таким наставником, иначе мы потеряем своих детей, свою страну. Когда я это поняла, то стала организовывать спектакли.
Вспоминаю, как мы сделали композицию, посвящённую юбилею Победы. Решили рассказать об истории епархии во время войны. Это был очень благодарный труд. Люди с волнением слушали воспоминания тех, кто близко знал нашего владыку Александра (Толстопятова). Он прошёл через лагеря, ссылку, перед тем как оказаться на Пермской (в то время Молотовской) кафедре. И ещё, знаете, в храмах тогда стояли вёдра, куда прихожане складывали золото, деньги – всё, что могли обменять на хлеб, но предпочли хлебу танки. Потом батюшки эти вёдра несли в какой-нибудь сарай, а когда они переполнялись, вызывали сотрудников сберкассы. В Еловском районе был случай, который меня потряс: на десять деревень не вернулось с фронта ни одного мужика. Кроме восьми братьев, которые прошли войну и уцелели. Когда их мать спросили, как же это, почему так вышло, она ответила: «Я их вымолила». Кем нужно быть, чтобы после такого остаться неверующим?
– Мне говорили, что вы сейчас пишете сценарий для рождественского спектакля. О чём он будет?
– Это сказка о звёздочке – беспомощной, маленькой. Все остальные звёзды были ярче её, но именно она стала той, Вифлеемской, что указала путь ко Христу. В спектакле будут и волхвы, и пастухи, танцы, стихи, актёрская игра. Пятый год готовлю рождественские представления. Батюшки очень помогали, особенно поначалу, поднимали нас до высоких материй, спасибо им. Ищу сейчас спонсоров. Ведь у нас восемь выступлений, на них придёт около шестисот ребят – их нужно будет накормить и каждому сделать подарочек. Но всё будет хорошо.
– Как вам удаётся руководить подготовкой из больницы, между сеансами химиотерапии? Ведь после них даже очень сильные люди подолгу лежат пластом…
– Я видела, что бывает с людьми во время переливания крови, как их трясёт, дёргает. Но с молитвой это легче даётся, намного легче, я всё переношу по-другому. Может, ещё и потому, что мне переливают кровь моих любимых учеников.
* * *
– Когда вы узнали о болезни?
– 28 августа. Я узнала 28 августа. Это было на следующий день после фестиваля колокольных звонов в Усолье. Он непросто нам дался, лил дождь, а ведь детям нужно было танцевать, и мы просили Божию Матерь подарить нам солнышко. Дождь прекратился. А потом была больница, диагноз нехороший – лейкоз крови, рак. Но Господь мне в первые дни показал, что моя жизнь в Его руках. Со мной в палате лежала женщина-врач, мы обсуждали наши диагнозы, и она сказала: «У вас очень тяжёлый случай». «А у вас, Галочка?» – спросила я. – «У меня попроще». Галочки не стало через полторы недели. Я была в таком шоке... Думала, размышляла. А потом решила: «Ты должна пострадать, подумать над уроком, который тебе преподаёт Господь, и... жить дальше». Я думаю, как жить дальше. Нет, я больше не боюсь этой болезни.
– Был ропот в начале?
– Конечно. Думала: «Господи, неужели я такая грешная, почему, за что?» Потом это прошло. Не знаю, сколько мне осталось, но я очень многое пересмотрела, изменилась. Господь решит, что будет дальше. Он не оставит, как никогда не оставлял. С каждым днём мне всё яснее, какая же я счастливая. Муж – мой ангел хранитель – всегда рядом. От многого он вынужден был отказаться. Когда я оказалась здесь, в больнице, родилось стихотворение:
Когда лежишь одна в палате,
Оглушена своей бедой,
Ты понимаешь: это – свято,
Всё, что ниспослано Тобой.
А это стихотворение посвящено моему мужу:
Есть цель спастись, бороться, выжить,
Есть цель до свадьбы золотой,
Есть цель с тобою, мой любимый, идти вперёд вдвоём с тобой,
Ещё духовно приподняться и с верой путь свой обрести,
И по нему с тобой, мой ангел, вперёд идти, а не брести…
Внизу есть маленький храм. Но у меня нет сил туда ходить, хотя я сейчас определённо решила, что буду ходить туда, как только смогу. Пока что молюсь в палате. Со мной сейчас женщина-татарочка лежит, я у неё попросила разрешения, сказала: «Может, вам не нравится? Но мне это очень нужно». Она ответила: «Пожалуйста, пожалуйста». Сама она не верует, не мусульманка, не христианка, думает, что сама справится. А я молюсь, и за меня многие просят. Слава Богу, есть кому.
* * *
…Моя знакомая Марина задумывается:
– Что я знаю о Людмиле Львовне?
Лет десять назад мне кто-то рассказал, что есть в Перми православный режиссёр. Потом мы вместе начали готовить рождественские ёлки для детей. Постепенно я лучше её узнавала, и оказалось, она – наша! И молитвенное правило ежедневно совершает, и на Церковь смотрит не так, как многие её коллеги. Ведь для них церковь – разновидность театра. А у Людмилы Львовны ещё и муж, Виктор Яковлевич, прекрасный человек, единомышленник, в прошлом был артистом балета. Сейчас он преподаёт в хореографическом училище. Раньше часто гастролировал за рубежом, но теперь ему, конечно, не до того – надо быть рядом с любимой женой. Людмила Львовна для него всегда только Люсенька. В конце ноября или начале декабря её на несколько дней отпустили из больницы домой. Один курс химиотерапии закончился, другой только предстоял. Я совершенно случайно увидела, как они с Виктором Яковлевичем шли из храма, он её так бережно поддерживал. Трогательные отношения.
Болезнь Людмилы Львовны для многих её друзей и знакомых стала потрясением, и что-то начало меняться с тех пор в душах людей. Недавно в Департаменте культуры я услышала разговор о том, что только вера даёт Людмиле Львовне силу бороться с недугом. Ещё помню, как ко мне подошли её ученики – второкурсники колледжа искусств. Три девушки и юноша. Спросили, что с ней, и добавили: «Мы хотим молиться за Людмилу Львовну». «Молодцы, – сказала я им, – человек в болезни склонен к унынию, поэтому молитвы ближних очень важны. Но этого мало. Если вы действительно хотите ей помочь, вам самим нужно измениться. И ещё – читайте вместе Евангелие».
И они стали читать, неделя за неделей, поделив между собой главы. Получается, что через болезнь Людмилы Львовны Господь приводит людей в Церковь. Она и сама верит, что Бог её всё время ведёт. Помню, какой светлой вернулась она летом из Лавры, когда о болезни ещё ничего не ведала, и всё говорила:
– Как хорошо! Какая лёгкость! Достойна ли я этого блаженства?
– Конечно, – ответила я, – Господь вас готовит.
Но тогда я ничего не предчувствовала, сказала эти слова безо всякой подоплёки. Думаю, Господь очищает её, как пшеницу.
* * *
– До прихода в Церковь у вас были проблески веры? – спрашиваю Людмилу Львовну.
– Наверное, нет. Но имелись вопросы, на которые я не находила ответов. У нас преподавался предмет, посвящённый народным праздникам. Поясню: у нас, в России, так сложилось, что к православным праздникам прилеплялись разные обычаи – и хорошие, и плохие. И мы за них в советское время ухватились, изучали, старательно обходя всё, что связано со Христом. Поэтому складывалось впечатление, будто народная жизнь на какой-то чертовщине замешана, суевериях. Я стала задумываться, и чем дальше, тем больше боролась с тем, чтобы героями спектаклей становились бесы, ведьмы. Мы всё это убирали, но взамен ничего предложить не могли и не заметили надвигающейся опасности – той волны поп-культуры, которая пришла с Запада. Нужен мощный разговор о русской духовной культуре, нужно так рассказать о Рублёве, чтобы ребята всмотрелись в его иконы и ахнули. Мёртвое соблазнительно, но если открыть человеку глаза на живое, он сможет сделать обдуманный выбор. Вот этого выбора у молодёжи чаще всего нет.
– Каким было ваше самое близкое соприкосновение с Богом?
– Наверное, это произошло, когда я попала в больницу в конце августа, в первую ночь. Я тогда находилась в состоянии, близком к коме, мне кололи в спину какую-то химию, сознание стало прерывистым, почти ушло, какие-то обрывки молитв проносились в голове, но было ощущение, что Господь рядом, и я за Него ухватилась. Думала: «Нет, нет, раз Ты есть, значит...» Эта первая ночь была очень важна, потом была вторая, третья. Я выкарабкалась. Вспоминаю, как приходила к Нему в 1990-е, как трудно было первый раз поднять руку и перекреститься, – казалось, все смотрят. Никак не могла выучить наизусть хотя бы одну молитву, а потом начала проникаться их мелодикой, настраиваться. Не устаю восхищаться молитвами. Через каких людей они к нам пришли! Дал же Господь такой дар святым, читаю и дивлюсь. Раньше старалась избегать сама о чём-то просить Бога, но сейчас ночами лежу без сна и просьбы тянутся одна за другой. Неловко обременять Бога, сама виновата во всех своих упущениях, в том, что дети не так близки к Нему, как хотелось бы, но кто ещё о них попросит?.. Я иду. Дорога к храму очень непростая, но я иду.
– Господь вас как-то готовил к болезни?
– Да. Накануне была поездка в Москву, где мы шесть часом простояли в очереди, чтобы попасть к Матронушке. Была поездка в Лавру, там так чудесно было, приложились к мощам преподобного Сергия. Всё это очень укрепило, особенно одна история. На святом источнике ко мне обратился иеромонах Акинфий, он странник, блаженный – ходит по России. Попросил, чтобы я помогла ему разоблачиться, и мы немного поговорили. В какой-то момент батюшка вдруг произнёс:
– Хватит работать-то.
Я воскликнула в ответ:
– А ведь я только сейчас поняла, как Богу послужить своей работой.
– Ладно, ладно, – ответил отец Акинфий, соглашаясь и благословляя.
В. ГРИГОРЯН
 | назад |
| вперед |  |
