ВЕРТОГРАД

СОЛДАТЫ РОССИИ: ОЛЕГ ЗОБОВ

Ольга ДУБОВА

Необстрелянных, необученных солдат отправили наводить «конституционный порядок» в мятежной Чеченской Республике, бросили в ночь на 1 января 1995 года штурмовать её столицу – город Грозный. И лучшие представители русского офицерства стали тем мальчикам вместо отцов, защитили их от гибели ценою собственных жизней. Светлую память гвардии майора Олега Зобова чтят сто шестьдесят три солдатские матери. Именно столько сыновей сберёг матерям Герой России в ту новогоднюю ночь, когда их усиленный батальон 237-го парашютно-десантного полка Псковской дивизии ВДВ был брошен на выручку Майкопской мотострелковой бригаде, истекавшей кровью в районе Грозненского железнодорожного вокзала.

Колонна десантников, состоявшая из бронетехники и автомашин, втянулась в узкую улочку. «Духи» подбили головной танк, ударили со всех сторон, поливая автоматным и пулеметным огнём, закидывая гранатами. Это была их вероломная, испытанная тактика, хорошо подготовленная ловушка. В это же самое время в таком же огненном мешке чеченцы методично расстреливали из укрытий обездвиженную Майкопскую бригаду.


Олег Зобов

В первые минуты боя снайпер тяжело ранит командира роты и капитан Зобов принимает командование на себя, приподнимается на гусенице БМД, чтобы отдать какое-то указание. Шальная пуля попадает в находящийся на башне ПТУР, он детонирует, и взрывная волна ударяет в Олега. Осколки срывают кожу с правой стороны лица, она повисает кровавым лоскутом. Компрессионный удар травмирует позвоночник. На короткое время Олег теряет сознание, приходит в себя после скорой перевязки, сделанной руками его солдат. Колонну уже обстреливают и с фронта, и с тыла, промедление равно смерти.

Сплёвывая кровь, капитан Зобов отдаёт приказы: колесную технику сдвинуть на тротуары, дать дорогу бронемашинам, подбитый танк подцепить тросом, оттащить в сторону. Но как это сделать под непрерывным огнём? Из трёхэтажного, старинной постройки здания, что стояло по ходу движения, этот огонь был особенно яростным. И Олег поднимает ребят в атаку на главную огневую точку противника, первым бежит вперёд. Высадив дверь с помощью гранатомёта, десантники закидали гранатами подвальное помещение, первый этаж. Некоторые гранаты отскакивали от оконных рам и падали обратно, одну такую Олег отбил ногой в сторону. К счастью, никого не ранило. Второй этаж взяли с ходу, почти без боя. Вокруг лежали мёртвые «духи», оружия при них не было, видимо отступающие забрали с собой. Огонь прекратился, этих драгоценных минут хватило, чтобы оттащить перегородивший путь танк и вырваться из ловушки. Олег собрал бойцов, дал команду загрузить раненых и убитых в уцелевшую машину и под прикрытием брони уходить. Только тогда его покинуло сознание.

Он очнулся в машине от сильного толчка. Открылся люк, донёсся голос:

– Командира вытаскивайте! Он вроде живой!

Чьи-то руки рванули его беспомощное тело, и он опять провалился в небытие. Когда сержант сквозь ткань камуфляжа вколол обезболивающее, Олег пришёл в себя. В голове шумело, боль вгрызалась в мозг. С трудом приподнявшись, спросил:

– Вышли все?

– Нет, командир. Остались те, что прикрывали.

– Коли ещё, – прохрипел Олег.

Полежал, постепенно приходя в себя, – боль притуплялась. «Нужно вернуться. Нужно забрать наших», – стучало в висках. Но на чём? Доложили, что машин целых нет. Встал, пошёл к офицерам, стоявшим в стороне, представился майору в красных погонах.

– Майор, дай людей и машину. Мои не все вышли. Помоги, пропадут ведь бойцы!

Не сразу дошёл до его разума ответ, густо пересыпанный бранью:

– Капитан, мне плевать на чужих, своих бы сохранить! Приказано стоять здесь, и я не собираюсь терять погоны из-за твоих придурков!..

Отшатнулся, словно его ударили по лицу. «Ты... мразь!» – почувствовал, как сзади его обхватили чьи-то руки, услышал шёпот своего сержанта:

– Спокойно, командир, этому зачтётся потом. Пошли... Не все такие гады – лейтенант из мотострелков даёт машину, но так, будто мы сами её угнали. И людей у него нет. Мы сами быстро слетаем, а вас надо срочно в санроту.

Олег только махнул рукой:

– Потом! Сначала вытащим наших.

Возле БТРа уже стояли плотной группой его ребята. Фельдшер наскоро перевязал раненую голову, и вот уже машина на полном ходу мчится обратно, к месту боя. «Только бы успеть, только бы успеть», – пульсирует мысль... Видны строения, сквозь рёв мотора слышны выстрелы. Резкое торможение, толчок, и все скатываются с брони, ища укрытия. Олег командует, группа бойцов бежит к зданию, в котором отстреливаются наши. Вскоре все возвращаются, осторожно волокут кого-то на плащ-палатках. Живы ли, нет – некогда вглядываться. Противник понял, что они уходят, огрызается злым огнём. Но БТР уже загружен и медленно отъезжает, давая спасённому взводу укрытие за бронёй.

Олег в группе прикрытия. Ещё несколько метров – и все будут недосягаемы. И тут его словно что-то толкает в спину, бросает вперёд, на землю. Ценою страшных усилий поднимается на ноги, последним подбегает к машине, хватается одной рукой за скобу, другой – за чью-то протянутую руку, и его рывком втягивают наверх. Теперь всё. Вырвались. У десантников не принято бросать своих.

Невероятно: при тяжёлой контузии, осколочном ранении и травмированном позвоночнике капитан Зобов отдавал приказы, бегал по этажам, выводил людей, снова возвращался и снова выводил людей. Как он смог забыть про себя, не чувствовать боли? Всё это время в нём жила одна-единственная мысль: спасти солдат. В том страшном бою погибли трое, ещё двое скончались по дороге в госпиталь. Вырвались из смертельной ловушки 163 десантника, тогда как Майкопская бригада при сходных обстоятельствах вся полегла на поле боя. Чудо? Да. Чудо великого духа, потрясающей человеческой воли, огромной любви к людям, явленное русским офицером Олегом Зобовым.

И только подъехав к санитарным машинам, Олег почувствует неладное. Спина и ноги словно онемели, нет сил сойти с брони. Так и сидит, привалившись к ней, будто чужим телом. Словно сквозь пелену видит: несколько человек снимают его, осторожно кладут на носилки, несут к «санитарке». Бойцы подходят ближе, кто-то вытирает слёзы, размазывая их по лицу вместе с кровью и грязью. Сержант стоит на коленях, наклонившись, что-то говорит. Олег не понимает, не слышит. Последнее видение перед провалом в небытие – плывущее над головой чеченское небо...

Он пришёл в себя только в госпитале Владикавказа. Не знал, что колонну из санитарных машин обстреляли по дороге к госпиталю, не слышал, как рядом разорвался снаряд, не чувствовал, как перевернулась машина и травмированные позвонки снова сдавило, не знал, как, буквально оттолкнув высокое начальство, занесли его в вертолёт. Глаза у бойцов были такие, что не взять Олега не рискнули.

За тот бой командование части подало представление о присвоении ему звания Героя России. Но кое-кто посчитал, что достаточно будет с него и ордена Мужества. По словам командира полка, вскоре после Нового года из Москвы пришла бумага: независимо от поведения в бою всех раненых при штурме Грозного в эти дни наградить орденом Мужества (в народе его называют «Кавказским крестом»). Гвардии капитана Олега Зобова в числе прочих представили лишь к «Кавказскому кресту». А дальше началась борьба за справедливость. Более трёх лет за неё боролись родители, сослуживцы, солдаты, оставшиеся благодаря ему в живых, друзья и совершенно незнакомые люди. Нет, Олег сам ничего не требовал, да и заслуженная награда нужна была ему не для славы – для жизни. Он получил-таки Золотую Звезду, но время, когда спасение его жизни было возможно, оказалось упущенным.

…Отец Олега, Николай Александрович Зобов, ушёл на Великую Отечественную добровольцем в шестнадцать лет. Первый бой принял в районе Бекетовки, что в тридцати километрах от Сталинграда, дошел до самого Дрездена, там и встретил Победу. Орденоносец, гвардии майор, кадровый военный. Да и мама не из слабых: ходить три года по кабинетам, добиваясь лечения раненого сына, сцепив зубы, сглотнув слёзы, выслушивать: «Мы вашего сына туда не посылали и ничего вам не должны», выхлопотать заслуженную в бою, оплаченную кровью Звезду Героя... Есть ещё женщины в русских селеньях!

Вот что рассказывает Мария Никитична Зобова:

– Олег появился на свет 23 февраля 1958 года в Латвии, в городе Даугавпилсе. Роддом находился неподалёку от воинской части. Был День Советской Армии, в это время начался праздничный салют, взвилась ракета. Медсестра сказала: «Вот и ещё один солдат родился ...» Это был ребёнок, которому не надо было ничего повторять. Играл исключительно в солдатиков, которых у него были, наверное, целые дивизии. Одна из любимых с детства книг: «Жить – Родине служить». Учился Олежка только на «4» и «5», рос добрым, щедрым, делился с друзьями всем, что у него было... Однажды я узнаю, что бутерброды, которые я собирала ему в школу, он отдаёт солдатам из воинской части. Ну что же, стала делать больше бутербродов. Так прошло всё его детство: если у него что-то было, обязательно поделится!

С раннего детства Олег хотел стать военным. Втайне от мамы, чтобы не волновать её, ходил в ДОСААФ, прыгал с парашютом. Мечтой его были воздушно-десантные войска. Дважды неудачно поступал в Рязанское училище ВДВ (конкурс тогда был десять человек на место – быть военным было почётно), но курсантом стал по направлению самого «дяди Васи», легендарного создателя и командующего ВДВ Василия Филипповича Маргелова, разглядевшего в солдате-срочнике будущего героя. Разглядел его и фронтовой командир отца, генерал-лейтенант Тружеников, подаривший свои генеральские погоны с напутствием: «Ты будешь воином. Возьми и обязательно дослужись до таких погон!» Эти погоны сейчас хранятся в домашнем музее Зобовых на почётном месте, рядом со Звездой Героя России.

Знакомясь с судьбами героев, я пришла к выводу: есть люди, живущие с постоянной внутренней готовностью к подвигу. Их немного, но они «соль земли», а соли много быть и не должно. Они так устроены, они не могут иначе. Бог дал им добрые, отзывчивые, бесстрашные сердца. Рано или поздно они попадают в ситуацию, требующую отваги, и тогда проявляется их потрясающая способность к самопожертвованию. Не знаю, можно ли добиться этого воспитанием. Может быть, частично. Олега Зобова, конечно, воспитывали в духе взаимопомощи и взаимовыручки, тогда всех так воспитывали. Тогда не было рыночной экономики и принцип «Человек человеку волк» был не в чести. Наоборот, приветствовалось: «Сам погибай, а товарища выручай!» Во всяком случае, меня и моих сверстников учили этому и в школе, и дома. Однако учили всех, а поступают так далеко не все.

...Шёл третий год учёбы в Рязани, Олег приехал на каникулы к родителям. Тогда отца перевели служить в Каунас. Олег с мамой стояли в очереди в магазине, вдруг слышат женский крик: «Ребёнок на льдине!» Люди из очереди побежали к реке, Олег впереди всех. По Неману шёл ледоход, и на одной из плывущих льдин темнела беспомощная детская фигурка. Медлить было нельзя: льдина оседала в воду. Олег быстро отыскал старую, без вёсел, лодку. В днище была дыра, под ногами захлюпало. Сорвав с головы шапку, кое-как заткнув дыру, Олег изо всех сил погрёб руками в ледяной воде. Ребёнок стоял на льдине по щиколотку в воде. Плавно, без резких движений Олег взял его в лодку, отчалил к берегу. Просто, спокойно, грамотно спас мальчугана, рискуя жизнью. Тогда ещё не существовало Министерства по чрезвычайным ситуациям. Да и люди в общей массе были как-то отзывчивее и добрее.

Окончив училище, Олег попросил, чтобы его направили служить в Псковскую 76-ю парашютно-десантную дивизию. Он полюбил древний Псков всей душой. Вообще ценил красоту, старался, чтобы её было вокруг как можно больше. Территорию 104-го полка издавна украшали заросли сирени. Один из не в меру ретивых военачальников велел вырубить «мешавшую» обзору красоту, дабы ровный, гладкий, как блин, плац просматривался вдоль и поперёк из окна его кабинета. Приказ командира – закон для подчинённых. Вырубили. В полку появился другой командир, от прежнего остались неприятные воспоминания и пустая, голая земля. Олегу Зобову захотелось её чем-то украсить, он никак не мог придумать чем же. И вот во время прогулки в Каунасском ботаническом саду ему приглянулись серебристые ёлочки, которые разводили в питомнике сада. На свои отпускные деньги он покупает несколько ящиков ёлочек, везёт их в полк. Тридцать восемь красавиц и сейчас украшают Псковскую землю, аллея ведёт от столовой до памятника погибшим десантникам. Говорят, чтобы оставить след на земле, нужно родить ребёнка, построить дом и посадить дерево. Олег Зобов посадил целую аллею – его жизнь продолжается.

Будущего лучшего снайпера полка в первой чеченской войне Володю Носкова Олег выбрал, выучил и воспитал сам. Володя рассказывает:

– Когда начались «смотрины» новобранцев, мне сержант из старослужащих говорит: «Моли Бога, чтобы ты попал вон к тому длинному», – и показывает на Олега, который был любимцем солдат. Когда «длинный» подошёл к строю новичков, сердце моё от волнения чуть не выпрыгивало, до того он мне понравился, до того хотелось, чтобы он стал моим командиром. И когда он положил руку на плечо, указал место среди своих солдат, я едва сдержался, чтобы не броситься от радости ему на шею!

За красоту, мужественность, интеллигентность и деликатность солдаты называли Олега «наш Принц». Вообще, он был уникальный военный: не пил, не курил, от него никогда не слышали обиходного армейского матерка. Солдаты проводили увольнительные в квартире Зобовых: смотрели видеокассеты или слушали музыку. Мария Никитична кормила их обедом. Такого бы командира, как лейтенант Зобов, да каждому солдату, – наверное, не бегали бы мальчишки от армии! Олег любил людей, дорожил ими. Он вообще любил всё живое. Во Пскове, неподалёку от Мирожского монастыря, в речной заводи поселились белые лебеди. Каждое утро Олег шёл на службу мимо них, находил время и на красоту лебединую полюбоваться, и подкормить птиц. В ноябре 1994-го решил построить для них домик, чтобы не мёрзли капризными псковскими зимами. Не успел...

Наступил день, непреодолимой чертой разделивший жизнь Зобовых надвое. Когда войска отправлялись на Кавказ, материнское сердце сжималось от тяжёлого предчувствия. Она шла вслед за уходящим на войну сыном, а он упрямо твердил: «Иди домой и корми лебедей!» Вернулась. Взяла корм. Пошла к речке. Машинально бросала корм, сквозь слёзы глядя в небо, по которому летели на войну тяжёлые самолёты с бравыми десантниками. Один, второй, третий, пятый... Она насчитала их двадцать восемь. Никто из ребят даже не представлял, в какой кровавый ад они приземлятся через какую-нибудь пару-тройку часов. Олег взял с собой на войну видеокамеру. Камера пропала, но снятая плёнка сохранилась. Её до сих пор не показывают матери: боятся, что не выдержит сердце.

...Из Чечни Олег вернулся раненым. Потянулась длинная череда госпитальных дней и ночей. Псков, Петербург, Москва... Несмотря на тяжёлую травму позвоночника, осколочное ранение в голову, контузию, несмотря на безнадёжный прогноз врачей, которые предсказывали ему жизни несколько недель, Олег не только прожил четыре с лишним года, но ещё и вернулся в строй. Каждое утро он туго стягивал на груди специальный корсет и, превозмогая боль, шёл на службу. Он никогда не жаловался, только темнели глаза, а лицо становилось всё более осунувшимся, белым. В это невозможно поверить – смертельно больной, он пять раз прыгнул с парашютом вместе с солдатами, которых учил военному делу. Ценой нечеловеческих усилий снова и снова выходил победителем в схватке с болезнью.

...Когда я бываю в госпиталях и спрашиваю у раненых: «Если позволит здоровье, вернётесь ли вы в места боевых действий?» – почти все отвечают утвердительно. Но особенно меня потряс один случай: молодой офицер, сапёр, у которого нет руки, протез вместо ноги, твёрдо уверен, что встанет в строй, просто без тени сомнения говорит об этом... Какая сила духа, какое мужество у наших людей! Но когда я того сапёра назвала настоящим героем и патриотом, он лишь смутился: не надо, мол, пафоса!..

Так вышло, что не сложилась у Олега семейная жизнь. У него не было детей. Всё своё время отдавал он ратному труду, а матери говорил: «Мои солдаты будут твоими сыновьями». И солдаты платили и по сей день платят любовью своему командиру. «Орёл наш, – писали они в госпиталь, – держись! Так, как ты держался в Чечне!» Известие о награждении Золотой Звездой Героя России Олег Зобов встретил устало-спокойно. «Это награда не только моя, но и всех бойцов, с которыми я входил новогодней ночью в Грозный, в ней частица каждого, кто был в том бою. Наконец-то каждый оценён по достоинству и по совести».

В день смерти, когда все, да и сам Олег, понимали, что его жизни остались считанные часы, Мария Никитична плакала в больничной палате. Олег подозвал её и строго сказал: «Прекрати сейчас же! Ты хотела бы, чтобы сто шестьдесят три матери плакали или ты одна?» Он так не хотел умирать, даже невыносимые боли последних месяцев не убили в нём жажду жизни. «Держите меня! – просил он, взяв за руки мать и крёстную, – нe отпускайте!» С этими словами он сделал свой последний вздох. И с тех пор ежедневно в течение четырёх лет ходит мать на могилу, выплакивает слёзы, которые сдержала тогда, у постели сына, умиравшего за Отечество и за своих солдат. За други своя...

Печатается по тексту журнала «Наш современник»
(в сокращении)
Фото с сайта narod.ru



назад

вперед



На глав. страницу | Оглавление выпуска | О свт.Стефане | О редакции | Архив | Форум | Гостевая книга