ДЕНЬ ПОБЕДЫ
ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ СОЛДАТА
Михаил Иванович Ковалёв уже на протяжении 10 лет на ветеранские парады приходит со своей внучкой Ириной. И не потому, что ему трудно ходить (после ранения на фронте он стал инвалидом и не расстаётся с палочкой), а потому, что десять лет назад окончательно потерял зрение и ему просто-напросто в этой праздничной толчее нужен поводырь. Хотя в обыденной жизни Михаил Иванович справляется и без посторонней помощи: живёт один в квартире, сам себе готовит обеды, ходит в магазины за продуктами и гуляет по городу. А ведь ему 82 года. Конечно, родные, чуть прихворнёт, забирают его к себе, но дед, как только поправляется, сразу же уходит жить в свою квартиру. Там ему лучше. Родная дочь Надежда и внучка Ира – прихожане нашего Спасо-Преображенского храма и мои хорошие знакомые. Рассказывая о Михаиле Ивановиче, они говорили мне, что он воевал в разведке, был награждён, а вот о войне вспоминать не любит. И всё-таки по моей просьбе они записали его рассказ о боевом прошлом.
|
«Я был призван на фронт осенью 43-го года, когда мне только исполнилось 17, – вспоминает М.И.Ковалёв. – Отец ушёл добровольцем в самом начале войны, хотя у него была бронь. Затем взяли старших братьев – Ивана и Александра, наконец, подошла моя очередь. Мама у нас была очень верующей. Провожая меня, она наказывала молиться Пантелеимону Целителю и сама ему постоянно молилась за нас. Видимо, поэтому я и выжил.
После “учебки” я участвовал в восстановлении разрушенного Ржева, а потом меня взяли в воздушно-десантную дивизию, куда набирали бойцов невысокого роста и спортивных. А я с детства был маленький. Начали обучать разным военным премудростям, прыжкам с парашютом, учили украинскому, румынскому, венгерскому языкам. После чего направили на Третий Украинский фронт.
И сразу же – заброска в тыл врага. Выдали на один день продовольствие и оружие: наган ТТ, две гранаты, финку, пулемёт Горюнова, патроны. Сбросили с самолёта в районе города Бельска в самую темень. Приземлился я на крестьянский двор. Дом – обыкновенная мазанка, рядом стог сена, во дворе корова мычит. Ночь холодная, я озяб и, чтоб согреться, забрался в стог сена. Утром хозяйка вышла доить корову, подошла к стогу и зовёт меня: “Хлопец, хлопец!” Видела, как я возился с парашютом и в стог залезал. Напоила меня молоком, а парашют спрятала. Я опять схоронился в стоге. Вижу: заходят во двор четыре эсэсовца в тёмно-коричневой форме. Я их расстрелял из пулемёта…
Принимал участие в разных операциях на Западной Украине, в Венгрии, Румынии, на Балканах, в Альпах, участвовал в освобождении Яссы, Бухареста, Измаила, Будапешта, Вены, пять раз пришлось форсировать Дунай… Но сейчас война вспоминается эпизодами. Что-то напрочь забылось, а что-то всплывает яркими картинками.
Тяжёлые, кровопролитные бои шли на реке Дунай. Река широкая, течёт между гор, течение сильное, а мост взорвали. Переплавлялись на тот берег на катерах и лодках, немцы расстреливали нас в упор. Тогда много людей полегло. Вода в реке стала красной от крови. Я переправлялся в лодке, лёг на дно от страха и стал молиться, как учила мама: “Господи, спаси и помилуй! Пантелеимон Целитель, сохрани!” Слава Богу, выжил.
Постоянно на задания в тыл нас отправляли с моим напарником и другом Алексеем: я был под номером один, он – под номером два. Вот сбросили нас где-то в Венгрии. Дело, как обычно, было на рассвете. Оказались перед траншеей с мадьярами. Застали их врасплох. Одного я сразу же убил, а другой бросил оружие, поднял руки, встал передо мной на колени и по-своему что-то лопочет. Потом кому-то что-то сказал, и вижу: выходят из укрытия человек 400 с поднятыми руками. Так получилось, что двое парней целый батальон взяли в плен. Мы говорим им: “Нах хаус”, – мол, идите домой, чего за немцев воюете. За это я получил первый орден Славы.
Награду “За отвагу” дали за то, что мы из засады расстреляли колонну вражеских автомашин – тогда я спас командира. Из разбитой колонны мы набрали продуктов, помню, досыта наелись мармелада.
Второй орден Славы получил уже в конце войны. Тогда мы подошли к Италии – городу Грацу. Это в Альпах, там высокие горы. Командир меня, как самого мелкого и ловкого, отправил лезть на отвесную гору, где на вершине была установлена огневая точка. С неё простреливалось всё ущелье. Дали три гранаты. Гора очень высокая, я поднимался на неё, цепляясь за мох, за камни, шесть часов. На высоте дышать стало тяжело, кислороду мало. Стреляли по нам, видимо, власовцы, потому что я чётко услышал русскую речь. Забросал их гранатами. Все были убиты, кроме одного, который лежал с разорванным животом…
Запомнился ещё один эпизод: наш отряд из пяти человек в тылу противника освободил эшелон военнопленных. Русские женщины бегут к нам, плачут, целуют нас. Что дальше делать с ними, не знаем. Говорим: “Убегайте в лес, спасайтесь!” Сами мы ушли дальше и на ночь схоронились в сарае с сеном. Сено наверху, лестницу мы убрали. Утром в сарай заходят немцы, человек 30-40. Мы притаились, а когда все немцы оказались в сарае, открыли огонь. Уничтожили всех, а наших погибло два человека…
Ещё один эпизод. Брали курортный город Баден. Заняли целый аэродром. Самолёты стоят, готовые к вылету, только без горючего. Тут начался обстрел. Ко мне под ноги падает мина… и не разрывается. Так чудом я остался жив. Сейчас-то понимаю, что только по молитвам моей мамы. Видимо, сильно молилась за меня.
Тяжёлое ранение получил 6 мая 45-го года у городка Грац в Альпах. Тогда был страшный рукопашный бой. Осколком гранаты ранило меня и моего напарника Алексея. Меня ранило в ногу, я шагнул и упал, причём нога сложилась пополам, ступнёй к голове. Алексей говорит: “Я тоже ранен”, – и держится за грудь. Я на время от боли потерял сознание. Помню, как спускали с горы на шинелях. А в горах весна, альпийские луга цветут, кругом тюльпаны, такая красота! Ещё помню, мой товарищ Алексей лежит рядом на шинели, уже мёртвый, а рядом выкопана свежая могилка. После этого я опять потерял сознание. Меня унесли в медсанбат и сразу же сделали операцию. Седой врач спас мою ногу. Сейчас она хоть и короче другой и вся кривая, но всё-таки своя.
После госпиталя, осенью 46-го, возвращался домой. Тогда мама на поле лён убирала. Когда ей сказали, что сын на костылях идёт домой, она больше километра бежала мне навстречу. Упала к моим ногам, плачет, целует мои искалеченные ноги и благодарит Бога, что я живой. Потом подъехал за нами посланный председателем тарантас.
А вот брат Иван погиб в Прибалтике. Отец выжил, вернулся раненый, весь больной и через месяц умер. Брат Александр воевал с противотанковым орудием. Под Вязьмой раненым попал в плен. Один австриец взял его к себе работником. Когда Австрию освободили, вернулся в строй и воевал до победы. Сестра Валентина пропала в Ленинграде во время блокады».
Уже 15 лет, как у Михаила Ивановича умерла жена. Теперь он по очереди гостит то у одной своей дочки в Сыктывкаре, то у другой – на родине, в небольшой деревне Тверской области. Там возле алтаря разрушенной кладбищенской церкви Преподобных Зосимы и Савватия похоронен его отец и лежит вся родня.
Фото автора
 | назад |
| вперед |  |
