ВЕРТОГРАД

ПРОРОЧЕСКОЕ СЛУЖЕНИЕ

Сегодня в «Вертограде» мы предлагаем вашему вниманию фрагменты из некоторых текстов Александра Исаевича Солженицына, написанных им в 70-е годы прошлого века. Опубликованы они были тогда в самиздате и за рубежом. Если труды последних лет ещё в нашей памяти, то эти его публицистические сочинения и выступления многим неизвестны. Не хотелось бы здесь особой патетики, но даже поверхностный взгляд не может не отметить пророческий характер многих мыслей и взглядов писателя.

Жить не по лжи

Каждодневная ложь у нас не прихоть развратных натур, а форма существования, условие повседневного благополучия всякого человека. Ложь у нас включена в государственную систему как важнейшая сцепка её, миллиарды скрепляющихся крючочков, на каждого приходится десяток не один. Именно поэтому нам так гнетуще жить. Но именно поэтому нам так естественно и распрямиться! Когда давят безо лжи – для освобождения нужны меры политические. Когда же запустили в нас когти лжи – это уже не политика! Это – вторжение в нравственный мир человека, и распрямленье наше – ОТКАЗАТЬСЯ ЛГАТЬ – тоже не есть политика, но возврат своего человеческого достоинства.

Какой циник возьмётся вслух возразить против такой линии поведения: НЕУЧАСТИЕ ВО ЛЖИ? Что значит – не лгать? Это ещё не значит – вслух и громко проповедывать правду (страшно!). Это не значит – даже вполголоса бормотать то, что думаешь. Это значит только: не говорить того, чего не думаешь, но уж ни шёпотом, ни голосом, ни поднятием руки, ни опусканием шара, ни поддельной улыбкой, ни присутствием, ни вставанием, ни аплодисментами.

Этот путь – самый безопасный, самый доступный изо всех возможных наших путей любому среднему человеку. Но он – и самый эффективный! Именно только мы, знающие нашу систему, можем вообразить, что случится, когда этому пути последуют тысячи и десятки тысяч, – как очистится и преобразится наша страна без выстрелов и без крови. Но этот путь – и самый нравственный: мы начинаем освобождение и очищение со своей души. Ещё прежде чем мы очистим страну – мы очистимся сами. И это – единственно правильный исторический порядок, ибо зачем очищать воздух страны, если сами остаёмся грязными?

5 сентября 1973 года

Война с Китаем

…Я надеюсь, вы не повторяете ошибки многих мировых правителей до вас: вы не строите расчётов на победоносный блицкриг. Против нас – почти МИЛЛИАРДНАЯ страна, какая не выступала ни в одной войне мировой истории. Её население, очевидно, ещё не успело с 1949 года утерять своего исконного высочайшего трудолюбия – выше нашего сегодняшнего. Её армия и её население не будут с западным благоразумием сдаваться массами ни окружёнными, ни покорёнными. Каждый солдат и каждый гражданский будет сражаться до последней пули и до последнего вздоха. Союзника в той войне не будет у нас, во всяком случае – размера Индии. Оружия ядерного вы, конечно, не примените первые... Война же обыкновенная будет самой длительной и самой кровавой из всех войн человечества.

Если говорить о русском народе – будет истреблён последний наш корень, произведётся последнее из истреблений его, начатых в XVII веке уничтожением старообрядцев, потом – Петром... После этой войны русский народ практически перестанет существовать на планете. Щемящее сочувствие вызывают и рядовые китайцы – потому что они будут самыми беспомощными жертвами той войны.

Этой войны не должно быть вообще, ЭТА ВОЙНА ВООБЩЕ НЕ ДОЛЖНА СОСТОЯТЬСЯ!

Какие причины клонят к этой войне? Вторая – это динамическое давление миллиардного Китая на до сих пор не освоенные наши сибирские земли – не на ту полоску, о кой идёт спор по старым договорам, но на всю Сибирь, до которой у нас впопыхах великих социальных и даже космических преобразований не дошли руки, – и это давление будет возрастать с ростом общей перенаселённости Земли. Однако первая причина нависающей войны – причина гораздо более острая, главная и безвыходная – ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ. Это глобальное соперничество, претензия единосмысленно толковать коммунистическое учение и в нём вести именно за собою все народы мира.

Отдайте им эту идеологию! Отпадёт идеологическая рознь – и советско-китайской войны, скорее всего, не будет вовсе. А если в отдалённом будущем и будет, то уж действительно оборонительная, действительно отечественная. В конце XX века отдавать сибирскую территорию мы не можем, это несомненно. Но отдать идеологию – только к нашему облегчению и выздоровлению!

ТУПИК ЦИВИЛИЗАЦИИ
…Вторая опасность – многосторонний тупик западной цивилизации, к которой и Россия давно избрала честь принадлежать, – не так близка, ещё в запасе есть два-три десятилетия, и сохраняются надежды на новые научные лазейки и изобретения, оттягивающие расплату. Жадная цивилизация «вечного прогресса» захлебнулась и находится при конце.

«Прогресс» должен перестать считаться желанной характеристикой общества. ЭКОНОМИЧЕСКИЙ РОСТ НЕ ТОЛЬКО НЕ НУЖЕН, НО ГУБИТЕЛЕН. Надо ставить задачу не увеличения народных богатств, а лишь сохранения их. Надо срочно отказаться от современной технологии гигантизма – и в промышленности, и в сельском хозяйстве, и в расселении (нынешние города – раковые опухоли). Если человечество не откажется от экономического прогресса – биосфера станет непригодной для жизни практически уже ПРИ НЫНЕ ЖИВУЩИХ. А чтобы человечество спасти – технология должна быть перестроена к стабильной в ближайшие 20-30 лет, для этого перестройка должна начаться НЕМЕДЛЕННО, СЕЙЧАС.

Впрочем, наиболее вероятно всё же, что западная цивилизация не погибнет. Она столь динамична, столь изобретательна, что изживёт и этот нависающий кризис, переломает вековые ложные представления и в несколько лет приступит к необходимой перестройке. А «Третий мир» заблаговременно внимет предупреждениям и вообще не пойдёт по западному пути... Но – мы?? С нашей неповоротливостью, косностью, с нашей неспособностью и робостью менять хоть единую букву, хоть штрих один в том, что сказал Маркс...

При центральном плане, которым мы гордимся, уж у нас-то была, кажется, возможность не испортить русской природы, не создавать противочеловеческих многомиллионных скоплений. Мы же сделали всё наоборот: измерзопакостили широкие русские пространства и обезобразили сердце России, дорогую нашу Москву… Изничтожен неповторимый облик города, вся старая планировка, наляпаны подражания Западу вроде Нового Арбата, стиснут, раскинут и возвышен город, в котором жить стало невыносимо, – и что теперь делать? Воссоздать прежнюю Москву на новом месте? – вероятно, невозможно. Значит, примириться с полной утратой её? Мы бестолково-неоглядно тратили наши ресурсы, истощали нашу почву, безобразили наши просторы то глупейшими «сухопутными морями», то заражёнными околопромышленными пустырями – но пока ещё гораздо больше сохранилось неиспорченного нами, где мы не успели. Так очнёмся вовремя, так повернём с места!

Идеологическое рабство

Идеология, доводя до острейшего конфликта наше внешнее положение, давно уже перестала помогать нам во внутреннем, как помогала в 20-е и 30-е годы. Сейчас в стране ничто конструктивно не держится на ней, это ложная фанерная театральная колонна, которую убери – и ничто не рухнет, ничто не поколеблется. Всё в стране давно держится лишь на материальном расчёте и подчинении подданных, ни на каком идейном порыве, вы отлично знаете это. Сегодня эта идеология уже только ослабляет и связывает вас. Она захламляет всю жизнь общества, мозги, речи, радио, печать – ложью, ложью, ложью. Ибо как же ещё мёртвому делать вид, что оно продолжает жить, если не пристройками лжи?

…Я вовсе не предлагаю вам принять другую крайность – преследовать или запрещать марксизм, даже спорить против него (с ним спорить скоро никто уже и не будет, из лени одной). Я только предлагаю вам – спастись от него самим и спасти от него своё государственное устройство и свой народ. А для этого только: лишить марксизм мощной государственной поддержки, и пусть он существует сам по себе, на своих ногах.

Чтобы не задохнулись страна и народ, чтобы они имели возможность развиваться и обогащать нас же идеями, свободно допустите к честному соревнованию – не за власть! за истину! – все идеологические и все нравственные течения, в частности все религии, – их некому будет преследовать, если их гонитель марксизм лишится государственных привилегий. Но допустите честно, не так, как сейчас, не подавляя в немоте, допустите его с молодёжными духовными организациями (не политическими совсем), допустите их с правом воспитывать и учить детей, с правом свободной приходской деятельности. (Сам я не вижу сегодня никакой живой духовной силы, кроме христианской, которая могла бы взяться за духовное исцеление России. Но я не прошу и не предлагаю ей льгот, а только: честно – не подавлять.)

Из «Письма вождям Советского Союза»

Авторитаризм и демократия

Записывать ли нам себе в демократическую традицию – соборы Московской Руси, Новгород, раннее казачество, сельский мир? Или утешиться, что и тысячу лет жила Россия с авторитарным строем – и к началу XX века ещё весьма сохраняла и физическое, и духовное здоровье народа? Однако выполнялось там важное условие: тот авторитарный строй имел, пусть исходно, первоначально, сильное нравственное основание – не идеологию всеобщего насилия, а православие, да древнее, семивековое православие Сергия Радонежского и Нила Сорского, ещё не издёрганное Никоном, не оказёненное Петром. С конца московского и весь петербургский период, когда то начало исказилось и ослабло, – при внешних кажущихся успехах государства авторитарный строй стал клониться к упадку и погиб.

Но и русская интеллигенция, больше столетия все силы клавшая на борьбу с авторитарным строем, – чего же добилась с огромными потерями и для себя, и для простого народа? Обратного, конечно, результата. Так, может быть, следует признать, что для России этот путь был неверен или преждевременен? Может быть, на обозримое будущее, хотим мы этого или не хотим, назначим так или не назначим, России всё равно суждён авторитарный строй? Может быть, только к нему она сегодня созрела?..

Речь в Гарварде
8 июня 1978

Юридизм и высшая правда

Падение мужества, может быть, самое разительное, что видно в сегодняшнем Западе постороннему взгляду. Этот упадок мужества особенно сказывается в прослойках правящей и интеллектуально-ведущей, отчего и создаётся ощущение, что мужество потеряло целиком всё общество. Конечно, сохраняется множество индивидуально-мужественных людей, но не им доводится направлять жизнь общества.

Напоминать ли, что падение мужества издревле считалось первым признаком конца?

Когда создавались современные западные государства, то провозглашался принцип: правительство должно служить человеку, а человек живёт на земле для того, чтоб иметь свободу и стремиться к счастью. И вот наконец в последние десятилетия технический и социальный прогрессы дали осуществить ожидаемое: государство всеобщего благосостояния. Каждый гражданин получил желанную свободу и такое количество и качество физических благ, которые по теории должны были бы обеспечить его счастье – в том сниженном понимании, как в эти же десятилетия создалось.

Соответственно своим целям западное общество избрало и наиболее удобную для себя форму существования, которую я назвал бы юридической. Границы прав и правоты человека (очень широкие) определяются системою законов. В этом юридическом стоянии, движении и лавировании западные люди приобрели большой навык и стойкость. (Впрочем, законы так сложны, что простой человек беспомощен действовать в них без специалиста.) Любой конфликт решается юридически – и это есть высшая форма решения. Если человек прав юридически – ничего выше не требуется.

После этого никто не может указать ему на неполную правоту и склонять к самоограничению, к отказу от своих прав, просить о какой-либо жертве, бескорыстном риске – это выглядело бы просто нелепо. Добровольного самоограничения почти не встретишь: все стремятся к экспансии, доколе уже хрустят юридические рамки. (Юридически безупречны отравители продуктов, удолжая их сохранность: публике остаётся свобода их не покупать.) Всю жизнь проведя под коммунизмом, я скажу: ужасно то общество, в котором вовсе нет беспристрастных юридических весов. Но общество, в котором нет других весов, кроме юридических, тоже мало достойно человека.

Когда вся жизнь пронизана отношениями юридическими, создаётся атмосфера душевной посредственности, омертвляющая лучшие взлёты человека. Перед испытаниями же грозящего века удержаться одними юридическими подпорками будет просто невозможно.

Несомненный факт: расслабление человеческих характеров на Западе и укрепление их на Востоке. За шесть десятилетий наш народ, за три десятилетия народы Восточной Европы прошли душевную школу, намного опережающую западный опыт. Сложно и смертно давящая жизнь выработала характеры более сильные, более глубокие и интересные, чем благополучная регламентированная жизнь Запада. Поэтому для нашего общества обращение в ваше означало бы в чём повышение, а в чём и понижение – и в очень дорогом. Да, невозможно оставаться обществу в такой бездне беззакония, как у нас, но и ничтожно ему оставаться на такой бездушевной юридической гладкости, как у вас. Душа человека, исстрадавшаяся под десятилетиями насилия, тянется к чему-то более высокому, более тёплому, более чистому, чем может предложить нам сегодняшнее западное массовое существование, как визитной карточкой предпосылаемое отвратным напором реклам, одурением телевидения и непереносимой музыкой.

Но и никакое величайшее вооружение не поможет Западу, пока он не преодолеет потерянности своей воли. При такой душевной расслабленности самое это вооружение становится отягощением капитулянту. Для обороны нужна и готовность умереть, а её мало в обществе, воспитанном на культе земного благополучия.

Личность: право и долг

В сегодняшнем западном обществе открылось неравновесие между свободой для добрых дел и свободой для дел худых. Подрыв административной власти повсюду доступен и свободен, и все власти западных стран резко ослабли. Защита прав личности доведена до той крайности, что уже становится беззащитным само общество от иных личностей, – и на Западе приспела пора отстаивать уже не столько права людей, сколько их обязанности.

Напротив, свобода разрушительная, свобода безответственная получила самые широкие просторы. Общество оказалось слабо защищено от бездн человеческого падения, например от злоупотребления свободой для морального насилия над юношеством, вроде фильмов с порнографией, преступностью или бесовщиной: все они попали в область свободы и теоретически уравновешиваются свободой юношества их не воспринимать. Так юридическая жизнь оказалась не способна защитить себя от разъедающего зла.

Если меня спросят, напротив: хочу ли я предложить своей стране в качестве образца сегодняшний Запад, как он есть, я должен буду откровенно ответить: нет, ваше общество я не мог бы рекомендовать как идеал для преобразования нашего. Для того богатого душевного развития, которое уже выстрадано нашею страною в этом веке, – западная система в её нынешнем, духовно-истощённом виде не представляется заманчивой. Даже перечисленные особенности вашей жизни приводят в крайнее огорчение.

Бывают симптоматичные предупреждения, которые посылает история угрожаемому или гибнущему обществу: например, падение искусств или отсутствие великих государственных деятелей. Иногда предупреждения бывают и совсем ощутимыми, вполне прямыми: центр вашей демократии и культуры на несколько часов остаётся без электричества – всего-то, – и сразу целые толпы американских граждан бросаются грабить и насиловать. Такова толщина плёнки! Такова непрочность общественного строя и отсутствие внутреннего здоровья в нём. Не когда-то наступит, а уже идёт – физическая, духовная, космическая! – борьба за нашу планету. В своё решающее наступление уже идёт и давит мировое Зло, а ваши экраны и печатные издания наполнены обязательными улыбками и поднятыми бокалами. В радость – чему?

Сама по себе обнажённая свобода никак не решает всех проблем человеческого существования, а во множестве ставит новые. Но всё же в ранних демократиях, также и в американской при её рождении, все права признавались за личностью лишь как за Божьим творением, то есть свобода вручалась личности условно, в предположении её постоянной религиозной ответственности, – таково было наследие предыдущего тысячелетия. Ещё 200 лет назад в Америке, да даже и 50 лет назад, казалось невозможным, чтобы человек получил необузданную свободу – просто так, для своих страстей. Однако с тех пор во всех западных странах это ограничение выветрилось, произошло окончательное освобождение от морального наследства христианских веков с их большими запасами то милости, то жертвы, и государственные системы принимали всё более законченный материалистический вид. Запад наконец отстоял права человека, и даже с избытком, – но совсем поблекло сознание ответственности человека перед Богом и обществом. В самые последние десятилетия этот юридический эгоизм западного мироощущения окончательно достигнут – и мир оказался в жестоком духовном кризисе и политическом тупике.

Катастрофа, которая наступила уже изрядно, – это катастрофа гуманистического автономного безрелигиозного сознания.

Мерою всех вещей на Земле оно поставило человека – несовершенного человека, никогда не свободного от самолюбия, корыстолюбия, зависти, тщеславия и десятков других пороков. И вот ошибки, не оцененные в начале пути, теперь мстят за себя. Слишком много надежд мы отдали политико-социальным преобразованиям, а оказалось, что у нас отбирают самое драгоценное, что у нас есть: нашу внутреннюю жизнь. На Востоке её вытаптывает партийный базар, на Западе – коммерческий. Вот каков кризис: не то даже страшно, что мир расколот, но что у главных расколотых частей его – сходная болезнь.

Если бы, как декларировал гуманизм, человек был рождён только для счастья, он не был бы рождён и для смерти. Но оттого, что он телесно обречён смерти, его земная задача, очевидно, духовней: не захлёб повседневностью, не наилучшие способы добывания благ, а потом весёлого проживания их, но несение постоянного и трудного долга, так что весь жизненный путь становится опытом главным образом нравственного возвышения: покинуть жизнь существом более высоким, чем начинал её.

Только добровольное воспитание в самих себе светлого самоограничения возвышает людей над материальным потоком мира. Если не к гибели, то мир подошёл сейчас к повороту истории, по значению равному повороту от средних веков к Возрождению, и потребует от нас духовной вспышки, подъёма на новую высоту обзора, на новый уровень жизни, где не будет, как в средние века, предана проклятью наша физическая природа, но и тем более не будет, как в новейшее время, растоптана наша духовная.

Этот подъём подобен восхождению на следующую антропологическую ступень. И ни у кого на Земле не осталось другого выхода, как – вверх.

Патриарху Пимену

Святейший Владыко! …Вы сказали наконец о детях, может быть, в первый раз за полвека с такой высоты: чтобы наряду с любовью к Отчизне родители прививали бы своим детям любовь к Церкви (очевидно, и к вере самой?) и ту любовь укрепляли бы собственным добрым примером. Я услышал это – и поднялось передо мной моё раннее детство, проведённое во многих церковных службах, и то необычайное по свежести и чистоте изначальное впечатление, которого потом не могли стереть никакие жернова и никакие умственные теории.

Но – что это? Почему этот честный призыв обращён только к русским эмигрантам? Почему только тех детей вы зовёте воспитывать в христианской вере, почему только дальнюю паству вы остерегаете «распознавать клевету и ложь и укрепляться в правде и истине»? А нам – распознавать? А нашим детям – прививать любовь к Церкви или не прививать? Да, повелел Христос идти разыскивать даже сотую потерянную овцу, но всё же – когда девяносто девять на месте. А когда и девяноста девяти подручных нет – не о них ли должна быть забота первая?

Почему, придя в церковь крестить сына, я должен предъявить паспорт? Для каких канонических надобностей нуждается Московская Патриархия в регистрации крестящихся душ? Ещё удивляться надо силе духа родителей, из глубины веков унаследованному неясному душевному сопротивлению, с которым они проходят доносительскую эту регистрацию, потом подвергаясь преследованию по работе или публичному высмеиванию от невежд. Но на том иссякает настойчивость, на крещенье младенцев обычно кончается всё приобщение детей к Церкви, последующие пути воспитания в вере глухо закрыты для них, закрыт доступ к участию в церковной службе, иногда и к причастию, а то и к их присутствию. Мы обкрадываем наших детей, лишая их неповторимого, чисто ангельского восприятия богослужения, которого в зрелом возрасте уже не наверстать, и даже не узнать, что потеряно. Перешиблено право продолжать веру отцов, право родителей воспитывать детей в собственном миропонимании – а вы, церковные иерархи, смирились с этим и способствуете этому, находя достоверный признак свободы вероисповедания в том…

Уже упущено полувековое прошлое, уже не говорю – вызволить настоящее, но будущее нашей страны как спасти? – будущее, которое составится из сегодняшних детей? В конце концов истинная и глубокая судьба нашей страны зависит от того, окончательно ли укрепится в народном понимании правота силы или очистится от затменья и снова засияет сила правоты? Сумеем ли мы восстановить в себе хоть некоторые христианские черты или дотеряем их все до конца и отдадимся расчётам самосохранения и выгоды?

Изучение русской истории последних веков убеждает, что вся она потекла бы несравненно человечнее и взаимосогласнее, если бы Церковь не отреклась от своей самостоятельности и народ слушал бы голос её, сравнимо бы с тем, как, например, в Польше. Увы, у нас давно не так. Мы теряли и утеряли светлую этическую христианскую атмосферу, в которой тысячелетие устаивались наши нравы, уклад жизни, мировоззрение, фольклор, даже само название людей – крестьянами. Мы теряем последние чёрточки и признаки христианского народа – и неужели это может не быть главной заботой русского Патриарха? По любому злу в дальней Азии или Африке Русская Церковь имеет своё взволнованное мнение, лишь по внутренним бедам – никогда никакого. Почему так традиционно безмятежны послания, нисходящие к нам с церковных вершин? Почему так благодушны все церковные документы, будто они издаются среди христианнейшего народа? От одного безмятежного послания к другому, в один ненастный год не отпадёт ли нужда писать их вовсе: их будет не к кому обратить, не останется паствы, кроме патриаршей канцелярии.

...На каждый действующий храм – двадцать в запустении и осквернении – есть ли зрелище более надрывное, чем эти скелеты, достояние птиц и кладовщиков? Сколько населённых мест по стране, где нет храма ближе ста и даже двухсот километров? И совсем без церквей остался наш Север – издавнее хранилище русского духа и, предвидимо, самое верное русское будущее... Всё церковное управление, поставление пастырей и епископов (и даже – бесчинствующих, чтоб удобнее высмеять и разрушить Церковь) всё так же секретно ведётся из Совета по делам. Церковь, диктаторски руководимая атеистами, – зрелище, не виданное за Два Тысячелетия! Какими доводами можно убедить себя, что планомерное разрушение духа и тела Церкви под руководством атеистов есть наилучшее сохранение её? Сохранение – для кого? Ведь уже не для Христа. Сохранение – чем? Ложью? Но после лжи – какими руками совершать евхаристию?

Святейший Владыко! Не пренебрегите вовсе моим недостойным возгласом. Не заставьте думать, что для архипастырей Русской Церкви земная власть выше Небесной, земная ответственность страшнее ответственности перед Богом.

Ни перед людьми, ни тем более на молитве не слукавим, что внешние путы сильнее нашего духа. Не легче было и при зарождении христианства, однако оно выстояло и расцвело. И указало путь – жертву. Лишённый всяких материальных сил – в жертве всегда одерживает победу. И такое же мученичество, достойное первых веков, приняли многие наши священники и единоверцы на нашей живой памяти. Но тогда – бросали львам, сегодня же можно потерять только благополучие.

В эти дни, коленно опускаясь перед Крестом, вынесенным на середину храма, спросите Господа: какова же иная цель вашего служения в народе, почти утерявшем и дух христианства, и христианский облик?

Крестопоклонная неделя,
1972 г.

Приступая ко дню

На восходе солнца выбежало тридцать молодых на поляну, расставились вразрядку все лицом к солнцу и стали нагибаться, приседать, кланяться, ложиться ниц, простирать руки, воздевать руки, запрокидываться с колен. И так – четверть часа.

Издали можно было представить, что они молятся. Никого в наше время не удивляет, что человек каждодневно служит терпеливо и внимательно телу своему. Но оскорблены были бы, если бы так служил он своему духу. Нет, это не молитва. Это – зарядка.


МОЛИТВА


Как легко мне жить с Тобой, Господи!
Как легко мне верить в Тебя!
Когда расступается в недоумении
или сникает ум мой,
когда умнейшие люди
не видят дальше сегодняшнего вечера
и не знают, что надо делать завтра, –
Ты снисылаешь мне ясную уверенность,
что Ты есть
и что Ты позаботишься,
чтобы не все пути добра были закрыты.
На хребте славы земной
я с удивлением оглядываюсь на тот путь
через безнадёжность – сюда,
откуда и я смог послать человечеству
отблеск лучей Твоих.
И сколько надо будет,
чтобы я их ещё отразил, –
Ты дашь мне.
А сколько не успею, –
значит, Ты определил это другим.


Из «Крохоток», 1960–65 гг.

назад

вперед



На глав. страницу | Оглавление выпуска | О свт.Стефане | О редакции | Архив | Форум | Гостевая книга