НА ЛАВОЧКЕ
ЧЕМ ЛУЧШЕ, ТЕМ ХУЖЕ
Одно из моих недавних наблюдений из окна поезда дальнего следования: почему-то сейчас на станциях не носят пирожков. Лет пять-семь назад, помню, я делала «сравнительный анализ выпечки Юга и Севера России». Это не название дипломной работы выпускницы кулинарного техникума. Просто во время длиннейшего путешествия из Сыктывкара к родным в Армавир тогда обнаружилось, какое это увлекательное занятие – сравнивать, по мере продвижения по родной земле, выпекаемые на её просторах пирожки. Пирожок в этом случае – пища, скорее, для ума. Небольшой продукт кулинарного творчества из муки, дрожжей, яиц и начинки – а каким разным он выходил из-под рук южных и северных хозяек!
Южный пирожок описать – тут нужно быть Николаем Васильичем Гоголем. Блестящий, точно лакированный, румяный, украшенный косичками и жгутиками – знатный пирожок, такие на свадьбе подавать, а не на перроне продавать. И что интересно: чем дальше продвигались мы на север, тем проще, обыкновеннее становились пирожки, и уже где-нибудь в Вологодской области мы лицезрели на подносе спешащей вдоль вагона бабули пирожок в привычном нашем понимании, каким мы видим его в учреждениях общепита. Но надо сказать, что ради чистоты эксперимента (попросту с голоду) сравнивали мы пирожки не только по красоте, но и на вкус, и выяснилась важная вещь. Южный пирожок хоть и краше, а по вкусу проигрывает. В южных пирожках – «вид», а в северных – суть. Начинки северные хозяйки не пожалеют и кислой картошки не положат, а кислую саму по себе бруснику сдобрят сахаром.
Но теперь «дорожные» пирожки по какой-то неведомой причине ни на Севере, ни на Юге России не продаются. Может, случались отравления, и запретили это дело? И вот сейчас на всём пути следования с Севера на Юг одни и те же крики за окном: «Пиво! Мороженое! Семечки!» Ещё ягоды у нас, на Севере, и фрукты у южан, ещё мёд в Россоши, последней южной станции (если едешь с юга). Россошь – роскошь медового изобилия: каштановый, липовый, майский, гречишный... Из поезда смотришь – банки мёда, рядком стоящие на перроне, будто бусы из янтаря. Подошли мы к одному дяденьке, приценились. Но как-то смутило, что он слишком нервно от ос отмахивался и уж как-то очень эффектно, театрально пускал с ложки струйку мёда, доказывая качество продукта. А продукт был на вкус приторным, без медовой терпкости. Купили отличного мёда поодаль – и дешевле – у спокойной молчаливой женщины, которой и в голову не приходило что-то доказывать и демонстрировать. Так вот, если бы не «праздник мёда» в Россоши – поразительное однообразие продуктовой корзины для нескольких тысяч километров пути.
Пишу это не как потребитель, которому вынь да положь изобилие плодов земных. Это, скорее, «ума печальное наблюдение». Это грустный симптом того, что усекается, подрубается какое-то живое дерево нашей жизни. Исчезает из неё своеобразие, творчество, задушевность, а привносится стандарт, шаблон. Единое социокультурное пространство – так, кажется, это теперь называется. И ещё одно наблюдение на эту тему. В том же Армавире, где гостим каждый год у родных, бросаются в глаза перемены. Люди стали жить намного богаче, чем несколько лет назад. В частном секторе, куда ни глянь, – новенькие крыши из металлочерепицы, пластиковые окна, монументальные, в «имперском» стиле чугунные ворота, ощетинившиеся «штыками» наверху, – чужак, не подходи! Соседки уже не бегают друг к другу на чашечку кофе. Тишина на улицах, даже детей не видно. Только грудничка изредка провезут в дорогой коляске, а дети постарше «при деле» – перед компьютером и DVD. И матери теперь спокойны – никто коленок не разобьёт и штанишек не разорвёт о гвоздь или сук тутового дерева... Молодёжь теперь тоже порядка поздним вечером не нарушит: по действующему с августа на Кубани закону, если тебе нет 18 лет, после десяти вечера обязан сидеть дома, иначе вернёшься домой под конвоем милиции и родители заплатят штраф. Хотя никакого разгула преступности там нет.
Богатеет народ, а вот нередки такие случаи: умер старый глава семейства, вырастил, женил и выдал замуж пятерых детей, всем построил или помог построить дома. Один из сыновей обратился к остальным: «Давайте отцу памятник ставить, собираем деньги!» Прошёл год – четверо братьев и сестёр так и не откликнулись. Стоит теперь на сельском кладбище гранитный обелиск с надписью: «Дорогому отцу от сына», остальные четверо детей в обиде: зачем нас не вписал?
Не по себе как-то от этого – от такого «богатства», от этого усекновения живого дерева жизни, что сказывается в таких вот «мелочах». Или за мелочами я не заметила чего-то большого и хорошего? Вот только чего?
Елена ГРИГОРЯН
 | назад |
| вперед |  |
