БЫЛОЕ
ОТЕЦ НИКОЛАЙ ГУРЬЯНОВ, КАК Я ЕГО ПОМНЮ
(Окончание. Начало в № 579)
Малая рать
|
Настало время рассказать, как отец Николай Гурьянов помог появлению «Православного радио Санкт-Петербурга». Как уже сказано, батюшка благоволил к нашей трезвенной работе, всегда подбадривал и утешал нас, когда возникали сложности. Уже ушёл из жизни владыка Иоанн Петербургский, и отныне отец Николай Гурьянов духовно укреплял нашего лидера отца Александра Захарова в его нелёгком служении, молился и поддерживал наши новые инициативы по трезвению, бодрствованию, особенно в части просвещения погрязшего в пьянстве и блуде народа нашего. Батюшка утешал нас, если мы жаловались, что трезвость не в почёте у священников и монашествующих, что даже если где в приходе и заходит речь о трезвенной работе, так это связано разве что с западными субсидиями на программы «анонимных алкоголиков» и «анонимных наркоманов», а отечественный опыт дореволюционных трезвенников, не говоря уже о нашем сегодняшнем опыте, совершенно не востребован.
«Всё будет хорошо, – говорил батюшка, – они поймут, они хорошие». И после таких простых слов становилось легче на душе, возрождалось желание продолжать работу, хотя только что было желание бросить это неблагодарное дело и обратиться к чему-нибудь другому, по-житейски более привлекательному.
Потому в том, что православное трезвенное движение в России сегодня живо и с Божией помощью развивается, скажу без обиняков, решающая пастырская заслуга принадлежит непосредственно отцу Николаю Гурьянову. Достаточно вспомнить, например, появление новой трезвенной иконы Божией Матери «Магаданская», которую в своё время написала духовная дочь батюшки Николая по его благословению.
Вспоминаю, как в этот период в знак благодарности за внимание к нашим трудам я решил передать на нужды батюшки некоторую сумму, нежданно попавшую мне в руки, в тех деньгах миллион рублей. Дело было осенью, батюшка сидел на крылечке своего домика, я подошёл к нему, благословился, передал пачку денег и гостинцы, которые прислали со мною мои сродники и друзья. Получив должное напутствие от отца Николая, я остался стоять в сторонке, ожидая спутников, которые в свою очередь беседовали с батюшкой. Отпустив их, отец Николай вновь подозвал меня. Когда я наклонился к нему, он из кучки гостинцев, лежавших за его спиной, вынул мои деньги и вернул мне так, чтобы никто не видел, шепнув на ухо: «Тебе нужнее». Потом достал ещё два кулёчка с продуктами и отдал мне с теми же словами: «Тебе нужнее». Память не сохранила, что это за продукты были, но запомнились невольные слёзы, навернувшиеся на глаза, и чувство детской защищённости.
У нас уже тогда регулярно проходили занятия в «Школе трезвения», а с 1995 года С. Е. Васильев выделил для клуба постоянное место на управляемом им питерском заводе АТИ, куда приходили страждущие, а в д. Высокий Остров работала трезвенная православная община «Дом дьячка». Из разных регионов России к нам приезжали соратники по трезвенному движению. В общем, как-то дело шло, но нам хотелось ускорить его. Помехой в этом было полное молчание о нашей работе в СМИ, в том числе и православно-ориентированных, к тому же некоторые маститые священнослужители трактовали наше движение как сектантское. Повторюсь, что выстоять в такой ситуации после смерти владыки Иоанна нам помог старец Николай Гурьянов.
В то время мы много разговаривали с Сергеем Евгеньевичем Васильевым о том, как усилить трезвенническую пропаганду. Он – человек прагматичного склада ума, сторонник конкретных дел. К этому времени его материальное положение упрочилось – он мог позволить себе направить значительные личные средства на богоугодное дело. Поэтому, услышав, что несколько православных людей желали, но не смогли арендовать время для православных передач на средних волнах радио «Город мой», Сергей Евгеньевич подхватил эту идею. Со своей стороны я уверил его, что у нас есть достаточно трезвенных материалов, которые можно давать в эфир. Мы сразу же определили два направления вещания. Первое – это богословская информация на каждый день, о церковных праздниках и святых Божиих. Второе – идеи и опыт православной трезвости в современных условиях. Речь у нас шла о пробном выходе в эфир. Говоря военным языком, мы готовились к разведке боем и не планировали прорыв обороны противника, хотя в глубине души надеялись на лучшее. Но получилось так, что вот уже шестой год в эфире нашего города звучит «Православное радио Санкт-Петербурга». Оценивая этот факт стратегического успеха просветительских православных сил, не могу не высказать своё глубокое убеждение, что всё это вышло по молитвам батюшки Николая Гурьянова. И это было реальным продолжением дела ушедшего из жизни владыки Иоанна, я бы сказал, его сражения за духовное пространство «самого демократического и экуменического» города России – Санкт-Петербурга.
Хочу обратить здесь внимание на одну особенность, которую сегодня не многие замечают. Оказывается, «враг» совсем не так силён, как кажется. Всего-то потребовалось собрать немногочисленную рать воинов Христовых, изыскать некоторые, сравнительно небольшие средства, получить доброе пастырское благословение и дерзновенно атаковать противника – и «враг» не принял лобового столкновения, отступил, как растекается вода перед форштевнем двигающегося судна.
Но тогда, летом и осенью 1997 года, велась только подготовительная работа к выходу в эфир, комплектовалась команда, выстраивалась редакционная позиция радио и т.п. И ещё не было благословения старца. По сложившимся обстоятельствам Сергей Евгеньевич не мог поехать на остров к отцу Николаю, пришлось ехать мне одному. И вот 1 ноября 1997 года я стоял перед дверью батюшкиного дома, ожидая его благословения на новое наше начинание. Рядом были другие паломники, с которыми мы приплыли на остров. Вскоре отец Николай вышел к нам. Я оказался впереди, потому что другие – женщины и дети – в первый раз приехали к батюшке и хотели сначала присмотреться к местным порядкам. Я немедля в кратких словах изложил суть дела... Я ещё говорил, а батюшка раз за разом благословлял меня на каждое слово: «Благослови Христос!» Встреча эта отмечена в моей памяти спокойной, умиротворённой обстановкой и, я бы сказал, деловой обыденностью. И день был такой тихий – без солнца, серенький, рабочий, без ярких красок.
И дело пошло своим порядком...
Радиопередача действует, её слушают тысячи людей. Пользуясь случаем, скажу, что по благословению отца Николая Гурьянова, подтверждаемому отцом Иоанном Мироновым, наш эфир открыт для любого православного священника, не находящегося в запрещении. Причём священникам никто не навязывает определённых тем и не организует цензуру; батюшки говорят по своему пастырскому пожеланию то, что считают нужным «проповедать на кровлях». С моей точки зрения, это немаловажный штрих, характеризующий редакционную позицию «Православного радио Санкт-Петербурга».
Так я убедился, что с Божией помощью разрешаются, казалось бы, нереальные задачи. И для этого вовсе не потребны какие-то выдающиеся люди, сверхгерои и громадные силы и средства. Зато всегда нужны дерзновенные и последовательные исполнители из числа верных православных и доброе пастырское благословение.
...Что самое выдающееся было в отце Николае? Что в нём привлекало меня лично? Я бы ответил на это кратко: простота! Простота как какое-то необъяснимое обращение к святости детства, которое было когда-то у каждого из нас.
Хочу обратить внимание на такое сугубое равенство перед Богом: святые – они Божии! Дети – они тоже Божии! Святая детскость зрелого человека удивительна! Потому что чувство детства – Божие, совсем как бы не от взрослого мира сего. И если оно осияет зрелую душу, то душа вдруг просвещается светом Христовым. Это чудо, когда старец открывается твоим глазам в невинности и чистоте детства. Счастлив, что мне довелось неоднократно наблюдать такое в образе батюшки Николая.
Может быть, этим можно объяснить и «детские игры», какими сегодня заболели оставшиеся сиротами некоторые его духовные чада. Рядом с батюшкой они тоже превратились в детей, но у них нет теперь защитника. Вот они и поступают по принципу обиженных детей: «Я с тобой не играю, отдавай мои куклы и тряпки».
Это, конечно, странно, но это есть. Так что будем снисходительны к православным, оставшимся на пепелище острова Залит, каковым многим представляется после смерти батюшки место его долголетнего пастырского служения.
Но нам, православным трезвенникам Санкт-Петербурга, и нашим друзьям он не менее дорог, но уже в мистическом плане.
Жив Господь!
28 марта 2003 г.
«Помоги Господи!»
В августе 1999 года я находился в отъезде, в провинции. Неожиданно получаю вызов на междугородний телефонный переговорный пункт. Я был удивлён и встревожен такой срочностью. Звонившие передали мне благословение уважаемых мною батюшек немедленно выезжать на остров Залит к отцу Николаю Гурьянову, дабы испросить у него благословение на одно чрезвычайно важное для православных нашего города соборное действие. Подробности мне предстояло уяснить по пути. Естественно, я без раздумий согласился и отправился на остров к батюшке.
Мои попутчики, с которыми я по договорённости встретился по дороге, сообщили мне замечательную новость: в наш город должна прибыть мироточивая икона Царя-мученика! Напомню, что в нашей Церкви Царь-мученик Николай II ещё не был тогда прославлен, а почитатели его памяти пользовались иконами РПЦЗ. Понятно, что на принятие иконы в храмах города не было благословения правящего архиерея, точнее сказать, присутствовала нейтральная реакция владыки на эту возможность. Поэтому сложилась деликатная ситуация, которую следовало разрешить с максимальной осторожностью, чтобы не принести вреда добрым людям и не нарушить послушаний. Моя задача была очень простой: я должен был попросить старца, чтобы он благословил прибытие мироточивой иконы в наш город. Кроме того, при благоприятном разрешении первого вопроса надо было передать список храмов и имена их настоятелей, чтобы по молитвам батюшки Господь помог им наилучшим образом организовать приём мироточивой иконы.
Была ещё одна просьба к батюшке: чтобы он своими молитвами смягчил возможный гнев правящего архиерея на несогласованные с ним в полной мере действия по прибытию мироточивой иконы Царя-мученика в наш город.
Итак, 30 августа 1999 года мы втроём на лодке приплыли на остров и подошли к домику батюшки. У стены кладбищенской ограды на травке сидели человек десять паломников, которые уже благословились и помазались у отца Николая. У калитки в надежде увидеть батюшку ожидали человек пять, к коим присоединились и мы. Приехавшие раньше нас поделились скудной информацией, из которой вытекало, что батюшка не вполне здоров и сейчас отдыхает. Возможно, он сегодня больше не выйдет вообще. Оценив ситуацию, я уединился в сторонке и написал записочку батюшке с перечнем вопросов, на которые надеялся получить ответ. Спустя некоторое время из домика батюшки вышла келейница – матушка Валентина, которая подтвердила: батюшка нездоров, отдыхает, и выйдет он или нет к нам – неизвестно. Я попросил её передать записочку батюшке и сообщить мне ответ. Я уже говорил, что с матушкой Валентиной к этому времени мы были знакомы лет шесть, поэтому она охотно согласилась исполнить мою просьбу, указав подойти за ответом часика через полтора.
Все паломники на время разошлись по своим делам, а я со своими спутниками отправился в домик к матушке Нине, где останавливались на ночлег большинство от приезжавших к отцу Николаю священников, а также паломники, несущие возле старца послушания бытового характера. Дом, как всегда, не пустовал, на кухне хлопотали две сёстры, по хозяйству занимался молодой паломник, у матушки Нины в её келье тоже были люди, среди них женщина, которая представилась как журналистка из Москвы – Татьяна. Шёл общий разговор на темы патриотического характера, о роли православных в современных условиях и т.п. Пока мы разговаривали, сёстры приготовили обед и пригласили всех к столу. Ещё раз выскажу благодарность матушке Нине – не только от себя, но от многих своих спутников – за гостеприимство и добрые советы. На моей памяти она приняла от отца Николая Гурьянова благословение на затвор в своём домике и несёт его до сих пор. Помоги ей, Господи, на будущее! – уже в монашеском служении.
Попрощавшись с матушкой Ниной и её гостями, мы вновь отправились к домику отца Николая, где матушка Валентина вернула мне записку с ответами батюшки. Я сохранил этот документ, и поэтому есть возможность точно воспроизвести его.
Во-первых, я писал, что просят святых молитв и благословения батюшки принять мироточивую икону Царя Николая II в своих храмах иереи из Санкт-Петербурга Иоанн, Александр, Алексий, Игорь и Ростислав и чтобы митрополит Владимир не препятствовал в этом.
Ответ отца Николая: «Помоги Господи!»
Во-вторых, я сообщил, что в 1999 году дважды закрывали (на 7-10 дней) «Православное радио Санкт-Петербурга» и просил благословения на продолжение работы радио вопреки этим козням.
Ответ отца Николая: «Помоги Господи!»
В-третьих, я спросил, кого избрать духовным отцом для меня и моей семьи.
Ответ отца Николая: «Быть у отца Иоанна Миронова».
Было ещё два сугубо личных вопроса. Пока я в сторонке осмысливал для себя батюшкины ответы, возник небольшой переполох, паломники дружно устремились к калитке. Я последовал их примеру, потому что из домика вышел сам отец Николай – с бутылочкой в руках, в которой было освящённое маслице. Батюшка подошёл к калитке и стал давать духовные назидания, благословлять и помазывать всех подходящих к нему.
Упомяну об умилявшей меня проволочной шпильке, которую применил отец Николай вместо кисточки. Понятное дело, что ему было удобно пользоваться маленьким пузырёчком для масла. Людей же временами приезжало очень даже много, поэтому следовало маслице экономить, что и достигалось применением вместо кисточки женской шпильки – заколки для волос. Всем ведь очевидно – количество масла при помазании значения не имеет, так как даже капелька подлинной святости сильнее бездны зла. Но это к слову. Тогда же в конце очереди я подошёл к батюшке и переговорил уже непосредственно с ним по вопросам своей записки. Отец Николай пообещал молиться за приезд мироточивой иконы Царя-мученика в Санкт-Петербург и сказал, что «всё будет хорошо, не бойтесь». Причём эти слова он повторил несколько раз. В общем-то, всё именно так и получилось: икона Царя-мученика в конце своего пребывания в нашем городе облетела Санкт-Петербург на вертолёте. Побывала она и во всех прежде намеченных храмах, кроме одного – отчего-то сробел отец настоятель. Но это восполнилось тем, что к первоначальному списку прибавились ещё три храма. Несмотря на наши опасения, владыка в целом благосклонно отнёсся к этой инициативе и фактически предъявил претензии только к одному священнику, позднее наказав его. Хотя, насколько я располагаю информацией, вдогонку тем событиям, а не напрямую из-за молебна перед иконой.
Братья меньшие
Как уже говорил, в тот раз я оказался в конце группы примерно из десяти человек, подходившей к отцу Николаю. Все помазавшиеся деликатно отходили в сторону кладбища, некоторые уходили совсем, у кладбищенской стенки подзадержались несколько паломников – с какими-то своими целями или просто благодушествуя после состоявшегося свидания с батюшкой. Я также после помазания отступил на несколько шагов в сторону, чтобы не смущать подошедших вслед двух человек, но чего-то будто ожидал ещё. Батюшка закончил помазание, но не уходил, облокотился на заборчик и словно наслаждался покоем завершающегося лета, задумчиво глядел в нашу сторону. Вдруг меня что-то подтолкнуло: чего же ты стоишь? Иди, говори с батюшкой! Тогда я и не предполагал, что вижу батюшку в земной жизни в последний раз...
|
Преодолевая чувство неловкости за собственную назойливость, шагнул вперёд и сказал: «Батюшка, можно ещё уточнить кое-что?» Он ничего не ответил, но перевёл на меня ободряющий к разговору взгляд. Тут произошло интересное действие, которое, возможно, запомнилось и кому-то из других паломников. Замечу: в то лето возле дома батюшки несли по очереди «вахту» две островные лошадки, которые весьма бесцеремонно требовали от приезжих лакомств, не гнушаясь забраться мордами в сумку, если чувствовали там хлеб. Обычно богомольцы поначалу пугались, а потом, расставшись с хлебом и глядя, как лошадка уминает их припас, искренне радовались такой возможности опосредованно отблагодарить батюшку, заботливо любящего местных животных.
В этот раз одна лошадка тоже оказалась рядом и хорошо угостилась. И вот, возобновив разговор с отцом Николаем, я почувствовал за своей спиной движение. Это осмелевшие от моего примера паломники дружно двинулись на новый подход к батюшке. И тут произошло прелюбопытное действие со стороны лошадки – она подошла ко мне вплотную и своим туловищем образовала ограду вокруг меня, касаясь головой и хвостом заборчика, выгнув круп так, что я мог уединённо разговаривать со священником, а все остальные даже не могли нас слушать, оставшись на почтительном расстоянии от умной скотинки.
Я тогда осмелел донельзя, потому что мою совесть не отягощало ощущение, будто я краду время у остальных. Ведь теперь я как бы сам находился в запертом положении и мог говорить спокойно. Такое наше собеседование вдвоём было довольно продолжительным, никак не менее десяти минут, и стало весьма полезным для меня. Точнее, больше я говорил, а он благословлял то словом одобрительным, то кивком головы, то движением глаз. Я вспоминал все свои проблемы, сомнения, коим несть числа, и выкладывал их старцу, пользуясь такой благодатной возможностью. Он разрешил мои сомнения и назидал меня в должном духе. Удивительно, но я потом не нашёл в собственной памяти записи нашего разговора: всё ушло в сердце, осталось лишь одно чувственное восприятие чего-то исключительно важного и дорогого, о чём не надо говорить, но что должно беречь и чему следует соответствовать.
Тогда я не думал о том, сколько прошло времени. Но всё в земной жизни когда-то кончается. Кончился и мой последний разговор со старцем, когда к реальной жизни меня вернула всё та же лошадка. Произошло то, что развеселило и утешило прочих паломников, несколько обескураженных своей изоляцией. И они, и видевшая эту сценку матушка Валентина посмеялись от души, когда увидели, как лошадка буквально вытолкала меня в сторону от батюшки кивками своей морды. Рассмеялись и мы с батюшкой, настолько красноречивы были действия лошадки, дескать: «Поговорил, пора и честь знать!» Естественно, я поспешил отойти, и лошадь занялась сумками паломников, а батюшка продолжил назидать страждущих.
Такой вот случай вспомнился. А мы порой отказываем животным в праве на разум! Здесь, кстати, стоит рассказать и о другом наблюдении возле дома священника, связанном с братьями нашими меньшими.
…Отец Николай стоял около калитки и помазывал маслицем паломников через заборчик. К нам приблизился крупный кот – он повертелся-повертелся среди людей и юркнул внутрь двора через щель в калитке. Мы подумали, что это кот местный – из батюшкиного дома, но оказалось, что он «внешний», пришедший в расчёте поохотиться на батюшкиных птичек, которых множество кормилось на земле возле избушки.
Этот кот, проникнув за забор, немедленно напал на птичью стаю. Келейница отца Николая закричала, захлопала в ладоши, желая его отогнать, а мы не вдруг и поняли, что случилось, – пока из той же щели у калитки не выскочил хвостатый разбойник с несчастной птахой в пасти. Никто не успел помешать ему выскочить на улицу, и он во весь мах помчался в направлении кладбища.
Признаюсь, что я как мальчишка бросился за ним вдогонку, но, увы, возраст не тот, и мой порыв остался бесполезным, несмотря на то что добыча котяры была довольно крупной. К счастью, среди сидевших вдоль кладбищенской ограды паломников оказался один молодой – проворный и сообразительный. Он тотчас вскочил и бросился наперерез коту. Тот, ко всеобщему нашему облегчению, выпустил свою жертву и, позабыв обо всём, налегке пустился наутёк. А перепуганная до смерти, но, по-видимому, невредимая птаха шумно захлопала крыльями и улетела восвояси.
Вот такой был смешной случай, но сейчас в этом видится мне определённый смысл...
В тот августовский приезд матушка Валентина спросила меня: какая конкретно царская икона прибывает в Санкт-Петербург? Признаюсь, я тогда толком не мог ей объяснить, так как вроде случайно оказался участником подготовки этого визита мироточивой иконы в наш город. Тогда матушка Валентина сходила в дом и показала две большие фотографии известной теперь иконы семьи Царственных мучеников. На фото были видны руки отца Николая, который в момент съёмки держал икону в руках. Меня поразило, что если на одном фото отпечатался обычный образ иконы, то на другом снимке от фигурки Царевича Алексия исходил язык пламени. Нет, это не был дефект фотографии, цветное фото было прекрасное, и язык пламени тоже был цветным, через него просвечивал лик Царевича-мученика. Как я понял, второй снимок с огненным выбросом с иконы был сделан непосредственно, когда отец Николай благословлял иконой паломников.
Батюшка в моём представлении был светильником веры Христовой, дело которого – светить и освящать всё и всех, оказавшихся рядом. Сам я чувствовал это при посещениях острова, хотя и не мог толком сформулировать своё восприятие. Да это и неудивительно: разве мы объясняем себе свет ясного утра, когда выходим на улицу из тёмного, зашторенного помещения? Мы радуемся свету и неохотно возвращаемся в глухие помещения с искусственным освещением.
Слава Богу, что батюшка зажёг и оставил нам на земле братьев своих младших – новых светильников веры, пастырей добрых, просвещающих наши греховные сердца светом православия.
Нам же, православным мирянам, надо особенно учиться добродетели послушания, потому что в абсолютном большинстве своём мы неслухи, самовольные люди. Вспоминаю, как в один из моих приездов к батюшке он даже побил меня, непослушливого. Случилось это, когда я единожды оказался допущен в домик батюшки. Дело было зимой, тогда я вошёл в прихожую, на кухоньку. Батюшка вышел ко мне из кельи, благословил и говорит: «Шапку-то возьми». И показывает за окно, где на скамейке лежит моя зимняя шапка. Я махнул рукой и отвечаю: «Да не пропадёт она, батюшка!» Он настойчиво повторяет: «Шапку-то возьми». А я опять своё: «Да у меня жена там, с шапкой рядом, не пропадёт шапка». И тут произошло то, о чём я теперь никогда не забуду. Батюшка за моё непослушание дал мне подзатыльник. И ко мне сразу же вернулось здравомыслие. «Понял, батюшка», – говорю и пулей вылетаю на улицу. Возвращаюсь с шапкой, а он смеётся. «Понял?» – спрашивает. «Понял, батюшка!» – отвечаю. Так вот он из меня выбивал беса самоволия.
Видимое и невидимое
|
Из этого посещения расскажу ещё об одном важном для многих эпизоде. Тогда я просил святых молитв отца Николая, чтобы у нас в сельской трезвенной общине «Дом дьячка» появился священник. А он мне ответил встречным вопросом: «А ты сам почему не хочешь быть священником?» Я говорю, что в прошлом был партийным, даже секретарём райкома партии довелось поработать! Он же меня утешил: «Всё это было до твоего крещения, так что вся твоя прежняя жизнь омылась водой крещения. Всё хорошо». «А ещё что?» – спрашивает и так хитренько на меня смотрит. Я отвечаю, словно под рентгеном, дескать, в семейной жизни у меня много глупостей наделано. И добавляю, в самооправдание, что это тоже до крещения было. Однако в этом случае батюшка был более строг в оценке ситуации, не оправдывал меня, как в случае с партийностью, а велел: «Спроси об этом правящего архиерея своего».
Каюсь, я здесь вышел неслухом – только спустя пару лет удосужился исполнить назидание старца и спросил «своих» архиереев о том, в каком качестве мне служить Богу. Почему я говорю не об одном архиерее? Да потому, что живу я, как и тогда жил, в Санкт-Петербурге, где епархией управляет митрополит Владимир. Но одновременно я был церковным старостой прихода Смоленской иконы Божией Матери в Новгородской епархии, которую возглавляет архиепископ Лев. Удивительно для меня было то, что оба архипастыря ответили слово в слово: «Вам лучше послужить Церкви в миру». И владыка Владимир, и владыка Лев поясняли своё благословение одинаково: тем, чем я занимаюсь, больше заниматься некому.
Архиереи в разных городах в разное время горевали о том, что на ниве православной трезвости практически нет делателей. То, что я услышал такую оценку ситуации непосредственно от святителей Церкви, как понимаю, и было целью благословения старца.
Ниже уместно добавить, что из уст отца Николая я неоднократно слышал самые добрые слова в адрес архиереев. Почему старец говорил мне о них? Да потому, что приходил я к нему со скорбями и недовольством, что православная трезвенная работа повсеместно игнорируется, а порою и гонится. Естественно, что в моих словах вольно-невольно проявлялся протестный дух, от которого близко и до своеволия, и до непослушания священноначалию. Старец всё это видел и врачевал мои мировоззренческие раны, открывая мне собственные оценки внешних событий, причём опережая даже мои вопросы. То есть он гасил огонь неправого возмущения уже на уровне зажжённой спички, не допуская, чтобы разгорелся костёр.
Например, после ухода в мир иной владыки Иоанна, благословившего работу клуба «Бодрствование», в среде православных трезвенников появилась горечь покинутости, вплоть до обречённости, так как, по слухам, новый архиерей был человеком враждебного нам склада. И вот отец Николай в разговоре со мной говорит: «Владыка Владимир хороший. Это мой архиерей». Право слово, я поперхнулся на словах критического плана, готовых слететь с моих губ, и вовремя придержал свои сомнения в себе. И отец Николай был, как всегда, прав, потому что спустя недолгое время именно митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир благословил нашей церкви престол иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша», единственный в стране. В результате Россия имеет сегодня в Санкт-Петербурге уникальный Духовно-просветительский центр трезвения, бодрствования при храме «Неупиваемая Чаша». Вот вам и ответ на все скептические и критиканские умствования: по делам Господь будет судить людей, а не по тому, что о них кто-то думает и говорит.
Аналогичный пример связан с имиджем владыки Льва, архиепископа Новгородского, о котором я слышал немало подозрений в экуменизме и нерадении о благе РПЦ. И вот слышу от отца Николая Гурьянова как бы невзначай сказанные слова: «Владыка Лев хороший. Я давно знаю его и его семью. Он хороший». Я тоже на будущее поостерёгся в оценках действий владыки Льва и вскоре получил возможность убедиться в верности слов отца Николая.
Летом 1997 года, находясь в глухой деревне Высокий Остров, из окон «Дома дьячка» увидел я «жигулёнок», за рулём которого сидел белобородый мужчина. Машина проехала в сторону полуразрушенной Смоленской церкви, которую мы пытались как-то подремонтировать своими скромными средствами. Я поспешил к церкви, благо она была невдалеке. Из машины вылез человек простого, но благообразного вида, в котором я узнал владыку Льва. Один за рулём, без сопровождения, владыка Лев приехал в разорённое село, чтобы самому увидеть храм, оценить его состояние. Не буду говорить, как были потрясены немногочисленные свидетели этого приезда владыки, способные увидеть. Почему так говорю? Да потому, что сам наблюдал необъяснимое явление, когда видят те, кому дано видеть, а кому не дано – не видят. Вот и в описываемом случае в «Доме дьячка» находились восемь человек, но всех их сморил какой-то непонятный сон. Только Юрий Николаевич Фёдоров, известный в стране православный трезвенник, вместе со мною знакомил владыку Льва с «Домом дьячка», все остальные спали глубоким, «мёртвым» сном, хотя ещё за полчаса до этого все бодрствовали, как, впрочем, и вскоре после того, как мы проводили владыку Льва. Удивительно и то, что и среди местных жителей только боголюбивая бабушка Евгения Никифорова благословилась у владыки и даже от простоты сердца одарила его свежими куриными яичками. Тогда же ещё рядом с избушкой бабушки Жени к остановившейся машине подошли двое мужиков-бедолаг и спросили владыку: «Отец, где здесь водяру взять можно?» Владыка ответил: «Не знаю!» А бабушка махнула рукой в сторону соседнего дома, куда эти бедолаги и отправились. Мне этот приезд архиерея открыл глаза на сокровенные вещи. На этом примере я свидетельствую, как угодники Божии, в данном случае в лице отца Николая, своими молитвами открывают православным глаза на происходящее, смиряют нас, дают верное понимание хода событий во внешнем мире.
На этом, пожалуй, я и закончу своё повествование об отце Николае Гурьянове, как я его помню.
Жив Господь!
1 апреля 2003 г.
Владимир МИХАЙЛОВ
Вместо послесловия
Кроме воспоминаний о старце Николае, мой отец Владимир Алексеевич Михайлов оставил много записок, в том числе воспоминания о митрополите Иоанне Снычёве, который первым благословил его на трезвенническую деятельность в феврале 1993 года, ещё до поездки на остров Залит. Как он упоминал выше, после смерти владыки в ноябре 1995 года трезвенническое дело в Петербурге оказалось под ударом. Отец приуныл – и дела общественные не клеились, и здоровье пошатнулось, и детки искушали. Он грешным делом помышлял: а не оставить ли труды, не скрыться ли где «вдали от шума городского»? Далее я приведу выдержку из отцовских записей:
«4 мая 1996 года волею судьбы оказался я у церкви Трёх Святителей на 6-й линии Васильевского острова. Зашёл в храм, помолился, приложился к иконам и подошёл к книжному стенду, на котором увидел книгу владыки Иоанна о митрополите Мануиле Лемешевском. Я взял её в руки, хотя и не предполагал покупать. Раскрыл – и замер: на титульном листе стоял автограф митрополита Иоанна. Я чётко понял, что таким образом владыка предостерегал меня от неправых планов уйти от послушания в трезвенной работе. Показал раскрытую книгу свечнице. Она опешила и принялась перелистывать другие его книги, но, естественно, нигде не нашла подобного автографа. Я заплатил положенные деньги и в страхе Божием покинул церковь.
У меня уже было несколько автографов на книгах и фотографиях митрополита Иоанна, поэтому его подпись я знал хорошо. Он всегда подписывался “Митр. Иоанн” и ставил дату. В этой книге вместо обычного титулования “Митр.” были четырёхконечный крестик и знакомая подпись “Иоанн”, дата указана не была. Естественно, что после такого внушения о моей отставке речи уже не было. Вот так владыка Иоанн ещё раз призвал меня заниматься делом, которому я до сих пор и служу.
Жив Господь!»
Владыка с того света ободрил и направил отца, и он исполнял своё служение до самого конца, ко Господу отойдя в возрасте 67 лет 8 апреля 2006 года. В последний путь гроб несли его взрослые внуки. И до сих пор я слышу голос отца через годы: «Я не сам по себе... а длинная, живая цепочка, точнее, одно из её звеньев. И не исчезну просто так, за здорово живёшь, потому что произрастаю из чего-то доброго, важного и жизнестойкого. И из меня, в свою очередь, уйдут в жизнь новые её импульсы... Жить без веры в такую возможность – немыслимо!»
Жив Господь!
Андрей МИХАЙЛОВ
 | назад |
| вперед |  |
