ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ «ИЩИТЕ ГЛУБОКИЙ СМЫСЛ» Об отце Александре (Мамедове) рассказывает игумен Игнатий (Бакаев) – Исполняется сорок дней со дня смерти схииеродиакона Александра. Он имел на меня и на всю братию нашего скита большое влияние. У него был небольшой монашеский опыт – по возрасту он годился мне в сыновья. Но так относился к святыням, с таким благоговением, что это передавалось и мне. Рядом с ним было непросто – он постоянно духовно трудился, заставляя меня внутренне собираться, строжить себя. С трепетом относился к монашескому одеянию, так что мне неловко стало являться на людях в рубашке, без подрясника. На службах отче Александр был как струна натянутая, и нам всем приходилось подтягиваться. Заметив отклонение от службы, – а он всё замечал, имея хорошее зрение и внимательность, – Александр с большим тактом меня поправлял. Без раздражения и ненужного морализма, с каким-то виноватым выражением лица он это делал, так что никому в голову не приходило обидеться на него. Это было радостное соработничество Богу. Свято чтил священноначалие. Это было не малодушной покорностью или книжным принципом, а выстраданным, внушённым Богом чувством. Он мечтал съездить попросить прощения у всех, в ком по ревности о Боге сомневался. Это было уже невозможно, но Александр исповедовался иногда трижды в день и исполнял любое послушание, словно не я, а Господь его давал. Когда нужно было выбрать какое-то лечение – предпочесть агрессивный вариант или щадящий, – отец Александр подошёл ко мне: «Как благословите, так и будет. Врачи боятся советовать». Я растерялся и взмолился: «Господи, что же мне делать?» И Господь дал мысль собрать маленький собор из пяти священников и двух врачей. Пришли ко мнению, что лучше выбрать щадящий вариант. Святой Амвросий Оптинский в таких случаях говорил, что монаху нужно не лечиться, а подлечиваться, и Александр этому следовал. В середине июня он впервые не смог выйти на службу. Попросил меня прийти, исповедался, а потом спросил: «Когда пропоёте надо мной “Со святыми упокой”, куда положите?» Я понял, что в ложных утешениях брат не нуждается, и показал на поклонный крест, который стоит у нас в скиту: «Под ним и положим». «Мне нравится», – сказал Александр. Мы оба немножко поплакали, и я подивился спокойствию брата, с которым он уходил в Вечность, – страха не было вовсе. Ему становилось всё хуже, он начал задыхаться, но потом болезнь вдруг отступила. Брат Александр окреп, казалось, передумал умирать, и ещё две недели служил литургию. Народ к нему потянулся: и врачи с медсёстрами, без вызова, по своей воле, и наши прихожане. До двадцати человек в день его навещало. Кто лекарства нёс, кто святыньки – образа, маслице освящённое. Люди шли, чтобы выразить свою любовь, и это всех нас воодушевляло. Когда его не стало, мы всё смотрели на его лицо, на котором было такое блаженство, словно не смерть с косой он увидел в последний миг, а ангелов. И у нас не было скорби при виде этой улыбки. Владыка приехал, отслужил панихиду в сослужении одного протоиерея, восьми игуменов и иеромонахов. Храм не мог вместить всех желающих проститься с братом, и я впервые так отчётливо понял, что мы все родные люди не в переносном, а в прямом смысле. Мы все – рода христианского, и столь близки друг другу, что осознать этого пока не можем. Владыка распорядился похоронить Александра не под поклонным крестом, а на ещё лучшем месте – в Ульяново, где погребают всех наших монахов. Братия там была занята сенокосом, но, когда увидела, что мы подъезжаем, на тракторе вернулась в обитель. Вижу: бегут в рубахах, вспотевшие, усыпанные какой-то трухой, переодеваются в монашеские одежды. В Троицком храме игумен Савва и уже одиннадцать священников отслужили панихиду. Насельники монастыря приняли Александра как родного, дорогого брата. Видно, дан был ему от Господа великий дар – объединять нас, христиан. Было так радостно, словно вторую Пасху в этом году встречаем. Такого благоговения, такой правды, которой жил брат Александр, я редко видел в людях. В нём не было ни тени неискренности, наигранности. Говорил он редко, но удивительно точно и хорошо. Я просил его записывать, но отец Александр всё отнекивался. Понятно было, что духовно одарён, но скрывал это. Он, будучи схииеродиаконом, вообще стеснялся при мне, игумене, благовествовать. Братия скита, прихожане передали потом мне его главные слова: «Во всём, что с нами происходит, ищите глубокий смысл». …Такое многолюдство было у нас в последние недели его жизни, а сейчас – тишина. Но торжественная. Молимся и чувствуем: он рядом. Брат Александр мало физически потрудился в скиту: мало гвоздей забил, дров наколол, печи не топил ни разу. Но он за нас молился. |