ОТЧИНА

ЗАПИСКИ СЧАСТЛИВОГО ЧЕЛОВЕКА

«Нынче. Другая жизнь»

(Окончание. Начало в № 596)

02.04.09

...Даже если окажусь болтуном и не удержусь в деревне, так и в том есть свои плюсы. Во-первых, лучше осознаю своё недостоинство, лучше каяться стану. А во-вторых, ребята! – во-вторых, буду лучше ценить то, что воспринимал доселе как данность – кров над головой, электрический свет, воду холодную, а тем паче горячую. Цените ли вы эти вещи? Или равнодушно выкручиваете кран и оставляете бежать ручьём её, пришедшую к вам из матушки сырой земли, от которой вы, боясь опачкаться, отделились асфальтом.

22.04.09

Говорил мне брат, жалился на «нашего брата», когда я сам ещё пребывал «во власти». А я гордо отвечал ему, что не все таковы, и без власти тоже невозможно на этом свете. Не соглашался я про себя, когда Сергей Л. презрительно махал рукой в сторону власть предержащих. Он и меня шутливо называл «чинушей», когда мы встречались в спортзале. Но день сегодняшний оказался полезным, потому что развеял мои последние иллюзии насчёт чиновничества.

Сегодня, наконец, так «сложились звёзды», что Екатерина Фёдоровна, глава сельского поселения, к которому приписан Высокий Остров, подъехала в Окуловку. После встречи выяснилось, что, как резюмировал районный глава, «незачем было тащить Екатерину Фёдоровну из-за этой ерунды за двадцать пять километров». То, что некий энтузиаст приехал сюда за двести километров, что он готов посвятить остаток жизни окуловской глубинке, он за жертву не признал. А ведь я в глубине души надеялся, что он будет крепко жать мою руку, возгласит: «Давай-давай, мы тебе поможем, всем, что в наших силах!» Но оказалось, что я, скорее, непредвиденная проблема, свалившаяся на голову сверхзанятым людям. Много раз прозвучали слова «прокуратура», «соблюдение законности» и даже «нынче добрые дела уже не делаются».

Возможно, я излишне эмоционален. По большому счёту, мне не прозвучало ни в чём отказа. Пиши заявление, его рассмотрят в установленном порядке, разрабатывай проект, утверждай, получай разрешение на строительство. Да, это займёт где-то полгода. Да, до тех пор ничего нельзя делать. А ты как хотел?!

Екатерина Фёдоровна, женщина с городской причёской, сурово и одновременно сочувственно смотрела на меня во время разговора. Дрова? Пиломатериалы? Огород? Я читал в её взгляде: «Дурачок, ну зачем ты сюда полез? Такие вопросы нужно решать проще, внизу». Но я, видно, ещё не избавился от прежних замашек.

Как интересно у Господа устроено! – в который раз я побиваюсь собственной глупостью. Ведь я сам ещё вчера отвечал простым людям: «Что поделаешь! Я человек государственный, отвечаю за соблюдение законодательства в строительстве!» Вспоминаю, как мой начальник говорил: «Если придут фашисты и принесут все согласования на строительство концентрационного лагеря, мы с тобой обязаны выдать им разрешение на строительство!»

Хорошо, что к концу своей деятельности я уже с ним осознанно не соглашался и хотя бы иногда принимал решение на свой страх и риск, когда видел, что дело нужное и полезное. Но если не видел? Если просмотрел?

Да, начальнички – несчастные заложники бумажного закона. Они не понимают сути порученного им дела, не любят людей. От закона они способны отступить, если видят в том корысть, – тогда-то отступление наполняется смыслом. Конечно, это печальное обобщение – я и теперь продолжаю утверждать и верить, что есть счастливые исключения.

Но это – исключения!

И прихожу ещё к одному выводу. Модное нынче определение «умирающая деревня» не вполне точное. Правильнее будет говорить, что деревня не умирает, а деревню убивают. Деревню убивает равнодушие. Равнодушие к своим корням. Равнодушие к человеку. Равнодушие к порученному делу. Равнодушие к Богу, которое складывается из всех раньше перечисленных равнодуший.

26.04.09

В самом начале своих «Записок» я зарекался от осуждения людей, намеревался отыскивать лучшее в людях и событиях, свидетелем, «со-бытчиком» которых оказался. Но, скорее всего, в этом моём «сельском» изложении будет, насколько хватит ума и сердца, показана нынешняя беда современной деревни, из которой вполне доступно откроется беда общегосударственная, как естественный плод беды меньшей по внешнему проявлению, но гораздо большей по глубинному содержанию.

Покойный родитель мой был весьма доволен, что я работаю во власти, будучи уже воцерковлённым сколько-то человеком. Он часто говорил, что если мы не занимаемся политикой и общественными делами, то политика и дела займутся нами. Он, безусловно, был прав, но такая была воля Божья, что я, обладая дипломами и аттестатами, оказался далёк от прежней своей деятельности – юродствую, уединяюсь. И часто мучаюсь мыслями: не самовольно ли так переменил свою жизнь?

Уверен, что нет. Но настроение человеческое – штука переменчивая. И брат мой Юра в недавнем разговоре озвучивал те же мысли. Теперь и я недоволен властью, теперь и я сколько-то пострадал от неё. Вспоминаю притчу от Лескова, где сделавшийся столпником вчерашний вельможа, уйдя от людей и погрузившись в поиски смысла жизни, реально не помог своим вчерашним подопечным.

Это всё верно. Но сегодняшний разговор с Парпиным напомнил мне ту, не до конца сформулированную и осознанную мною, мысль, которая зарождалась во мне в период моего ухода из власти: «Я не хочу больше в этом участвовать!» Впрочем, это только фрагмент той мысли. Следующим её пунктом значилось:

– Я не вполне понимаю, что делаю, на чью мельницу лью воду.

Да, ребята! Сложилась такая ситуация, что к необходимости возвращения из Питера в Новгород к своим родным и близким, по благословению батюшки Иоанна Миронова, добавлялась внутренняя сумятица, порождённая непониманием своей роли в государственном служении.

Кто-то скажет: «А чего тут понимать-то! Если ты православный, так работай честно, не бери взяток, помогай людям, да и дело с концом!»

Так говорил примерно и мой родитель. Но он же говорил примерно следующее: «Честный, умный и инициативный дурак может наработать такого, что мало не покажется».

Слава Богу, что я отошёл от деятельности, которую исполнял, насколько мог, честно и инициативно! И утверждаю теперь уже вымученно-осмысленно, что нынче власть ведёт саморазрушительную деятельность, потворствуя, а иногда и способствуя даже развращению и закрепощению в грехе простых человеков.

Не полезу в глубокий анализ и пространные объяснения. А насчёт себя поясню предельно подробно и чётко. Я, тогда тот самый «умный дурак», неплохо знал законодательство в строительстве. Был «продвинутым пользователем» компьютера, неплохо знал соответствующие программы, в которых осуществляется создание и ведение электронных баз данных. Рьяно внедрял их в повседневную практику.

Ещё не существовало директивы сверху насчёт кодификации, регистрации всего сущего, а я уже разработал и внедрил в подведомственном мне учреждении учёт объектов строительства в Новгородской области. Совершенствовал формы этого учёта, обучал других, давал советы, ездил в Москву на сборища, где одни тупо смотрели на меня, а другие брали на заметку, как шибко перспективного.

Я стремился зарегистрировать всех и вся. Я грезил о «порядке». Я породил цитату, что Госархстройнадзор, которым я руковожу, должен начинаться с учёта. Слышите? НАДЗОР должен начинаться с УЧЁТА! При этом я злился на тупиц, которым нет дела до совершенствования методов нашей фискальной организации. Я уже не был алчен до денег, но двигало мной едва ли православное самосознание.

Меня пригласил на работу в Питер один из столичных коллег, впечатлившийся моей энергией и знаниями. Только много позднее я понял, что этот человек позвал меня в надежде, что я помогу ему по-человечески, что я стану ему другом, помощником.

А «умный дурак» поставил на уши доверенную ему структуру. Он, едва прибыв из глубинки, заявил питерским умникам, что «здесь всё неправильно», что можно «лучше и эффективнее».

Нынче мне до страшно-смешного очевидно, как немудро я себя повёл. Ну, повесил иконы в кабинете. Ну, показательно отказывался от подарков благодарных клиентов. Ну, не пил на производственных вечеринках. Так ведь всё это был выпендрёж.

И мой благодетель-начальник немножко спас меня от большей беды тем, что в силу руководящей ревности саботировал мои производственные нововведения. Я же кипел и злился на такую «косность и леность».

Всё это время меня не покидало ощущение, что я делаю что-то не то и не так. Отец успокаивал меня тем, что я всё же «полезен для окружающих меня людей тем, что являю собой пример православного человека». Да, даже мой мудрый родитель не вполне понимал ситуацию. Или полагал её необходимой стадией духовного роста.

Вот запись отца:

«13.02.2005. Говорили с Андреем. Вижу его уныние от неясности целей и порядка действий. Успокаиваю, хотя и понимаю, что это болезнь, которую лечит время и терпение».

Промысл Божий позволил мне видеться с отцом в последний год его жизни в сельской обстановке. Здесь случилось моё кардинальное приобщение к «глубинке» и родине предков. Если прежде я стремился поскорее выскочить отсюда, исполнив полезные, но неприятные послушания, то теперь осознал и понял – это всё моё родное, это наше с отцом, общее! У нас есть родина!

И вот нынче, когда я затеял переселение на землю предков, когда намереваюсь – всего-то! – строить себе зимовье, выясняется, что главное моё препятствие на этом пути – это чёткая работа тех самых фискальных, надзорных органов, работу которых я так рьяно некогда совершенствовал. «Ничего личного!» – говорил я нарушителям и выписывал штрафы. Кого-то я прощал, кому-то не давал спуску, я был не гневлив, не злопамятен, но дело своё знал туго.

Пришло время известной поговорки: «За что боролись, на то и напоролись!»

Ничего личного! Но ты здесь ни к селу ни к городу. Воистину!

Будь я подлее, строил бы себе фазенду хоть на Дальнем Востоке – со всем букетом нарушений на деньги налогоплательщиков. Но, слава Богу, Господь подаёт мне шанс осознать свои упущения и почувствовать себя в шкуре простого человека. Теперь приведу ещё одну цитату от родителя своего:

«Да, там я был неправ! Но осознал, как тяжело рядовому человеку бороться за добрые дела. И понял, сколько зла сам сделал, будучи “сильным и несгибаемым”». Именно тогда во мне родилась мысль «повергнуть себя вниз».

Всё повторяется! И повторяется отцовский поворот судьбы в моей жизни, но немножко в иной вариации. Я последовательно прохожу те же стадии. Но у меня есть преимущество: мне отец оставил понимание ситуации. Он оставил мне своё Евангелие, заповедав читать его ежедневно.

Едем через частный сектор Окуловки. Серые дома оживают новыми заплатами крыш, пахнущими кучами свежеколотых дров; старичок в валенках карабкается по лесенке на сарай. За окошками мелькают зеркальная гладь восхитительной Хоринки (очистные так и не построены, вся канализация в эту речку), кучи брёвен у лесопилки, поле, заросшее высоченными сухими будыльями борщевика. Ослепительная весна правит здесь свой бал, но вся эта восхитительная мозаика не складывается в цельную картину. Отчего? Да нигде не видно пацанвы! Пусто.

Что случилось? Что за глобальные перемены? От века не было такого – ни война, ни голод не изгоняли с улиц детей; они присутствовали здесь так же естественно, как ежегодно шла в рост зелёная трава, как голубело небо и светило солнце.

«Жить нужно проще» – понимаю теперь это выражение наверняка. Чтобы достало время присесть на лавочку в огороде, погладить выветренную серую доску, поглядеть на небушко и вокруг себя. Не следует гоняться за призраками. Мне тяжело и тягостно, когда думаю головой, стараюсь поспеть, а когда отрешишься этой суеты, дышится легко, при этом успеваешь, как ни удивительно, много больше.

Вот ещё одно наблюдение на ту же тему. Когда вошли с Парпиным в церковные ворота, приятно порадовался я на медленно, но неуклонно возрастающую колокольню над храмом Александра Невского. Внизу стояли поддоны с кирпичом, количество которых указывало на серьёзность намерений благочинного. Я по своей технадзоровской привычке оценил качество кирпича и огорчился. В нём отчётливо виднелись вкрапления извести-кипелки, что свидетельствовало о недолговечности материала. Попенял Анатолию Валентинычу, а он на удивление благодушно отвечал:

– Если будет на то воля Божия, так постоит. Ничего не будет!

Я был вынужден с ним согласиться, хотя разум восставал против такого подхода.

Через некоторое время копали огород с Юрием Николаевичем. И здесь, как в Новгороде, потребовалось моё участие. Я взялся за дело с присущим мне рвением и «профессионализмом». Когда копали грядки, убедился, что мой старичок совершенно не умеет управляться с лопатой – грядки выходили неровные, бесформенные. Я давал наставления, раздражался, поругивался, а он терпеливо сносил мои поучения, старался исполнять их, но получалось всё равно из рук вон плохо. Я смирился с таким бесталанным работником и решил, что сам раскопаю как можно больше и лучше. Когда закончил очередную грядку, то подошёл к Юрию Николаевичу с вопросом, что ещё копать. Он отвёл меня наверх огорода, к помойке и провёл лопатой извилистую черту по песку:

– Вот здесь у меня была картошка посажена, а здесь тупибурмур (он никак не мог запомнить слово «топинамбур», что означает «земляная груша», плоды которой Юрий Николаевич тёр с морковкой и свёклой и поедал с наслаждением). Здесь нужно раскопать, а здесь не трогайте.

Я с недоверием посмотрел на землю и на него:

– Это грядка? Каких только чудес у вас не увидишь! Грядка должна иметь прямоугольную форму и хоть сколько-то возвышаться над землёй!

Юрий Николаевич извинительно развёл руками и побрёл к своей брошенной поперёк дороги лопате. Я продолжил работу и, невольно посмеиваясь, бормотал:

– Прости меня, Господи! Ведь Ты же знаешь, что я люблю его! Просто он такой странный!

Господь не замедлил с ответом. Вспомнил, что у Юрия Николаевича на удивление крупная и красивая картошка. Что он своими корявыми пальцами готовит «в простоте» весьма вкусные блюда. И здесь действительно наличествует чудо, ведь на этих вот юродивых грядках созиждется весьма приличный урожай, без особенных ухищрений и избыточного труда. «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам; ей, Отче! ибо таково было Твоё благоволение» (Мф. 11, 25-26).

18.06.09

Вот я и заручевский мужик. Ох, батька, если б не ты, да разве ввязался я в такую авантюру?! Эх, батька, кабы не ты, что было бы со мной теперь? Каждый день помню о тебе. Удивляюсь – как удалось тебе так меня завернуть?

Далеко за полночь не спится, бывает, в необжитом пока доме, сердце тягостно ухватит и жмёт когтистой лапой бес уныния. Однажды вечером, обнаружив крысиные норы, не выдержал, прыгнул в машину и умчался к Юрию Николаевичу в Окуловку. Но спасается не тот, кто не падает, а тот, кто поднимается. Вернулся же! А за малую такую слабость мою Господь попустил пострадать – уже в Окуловке обнаружил клеща, впившегося в щиколотку. Нога распухла, я в очередной раз перепугался, но по молитвам Юрия Николаевича всё обошлось.

Показательны мои автомобильные мытарства. Почти с самого начала «великого переселения» приболела моя машинка – зачихала, засбоила. Как ни бьюсь, не удаётся отыскать причину. Каждый мой переезд – не то что даже из Новгорода в Окуловку, а даже из Окуловки до Заручевья получается как путешествие – если описывать его, то увлекательное, а для меня искусительно-огорчительное. Так Господь приучает меня к молитве, упованию.

К слову сказать, я ведь в технике малость понимаю. У брата в машине уже давно нет гаечных ключей, потому что машина импортная и новая. А у меня грязь из-под ногтей не выходит. Я и карбюратор, катушку зажигания, свечи – всё проверил, поменял, а машина то заработает, то снова захандрит. И доводит меня чуть не до отчаяния. Но каждый раз добираюсь до места – да, с искушениями! – на одном лишь «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного! Пресвятая Богородица, спаси нас!» Так и езжу!

Вчера отчаялся уже выехать из Новгорода. Машина чихала, оторвался напрочь и потерялся глушитель, отказали все световые приборы и указатели, а ливень льёт как из ведра. И подумалось мне: «За что, Господи?! Ведь я же Твою волю стремлюсь исполнить!» И подумалось ещё: «Неужели после сегодняшней моей такой неудачи-разочарования я смогу снова с упованием и верой продолжать свои труды?» И ещё: «А может… я неправильно понял Божью волю? Может, мне не нужно никуда дёргаться? Вернуться домой, слушаться жену, устроиться на работу? Жить как все?»

Но доехал – на молитве доехал! И сижу теперь в «курортном» батькином домике в отличном настроении, потому что снова и снова убеждаюсь – жив Господь! И Он ведёт меня.

Сегодня утром пошёл в местные «электросети». Пошёл с безнадёжным намерением переговорить насчёт подключения моего заручевского дома к электричеству. Знал ответ-отговорку: «А какие у вас права на этот дом? Какие основания?» Нынешним законникам все карты в руки, чтобы отвязаться от просителя.

А что вышло?

Начальник отвёл меня к другому начальнику: «Борисыч! Надо помочь человеку!»

А у Борисыча на стене – Богородичная икона. Борисыч говорит: «Я тебе помогу! Я твоего батьку знал!»

Я обратно шёл и плакал. Слёзы счастья, слёзы радости. И говорил в себе: «Сдохну, но не отступлюсь! Верую, Господи!»

Такое заявление не опровергает моих возможных отступлений. Господь может попустить для смирения. Но постараюсь сберечь для финиша силы. И дойти, добрести до него. Господи, помоги!

23.06.09

Недавно разговаривали с братом – он много где побывал за пределами земли Русской. Теперь признаёт тот факт, что даже заграничные, законопослушные бюргеры, приехав к нам, в Россию, будто с цепи срываются. И правила дорожного движения для них не правила, и нормы поведения другие, нежели дома.

Здесь премудрость.

Жить по закону на нашей территории отчего-то не принято и не получается. Такое ощущение, что наша земля действительно есть некий ПОЛИГОН. В границах необузданного доныне этноса работает закон: НЕ ПРИКИДЫВАЙСЯ! Покажи из себя то, что ты есть на самом деле.

И тот, кто в Финляндии или Германии слыл образцовым бюргером и сам за собой не замечал склонности к порочным действиям, здесь, находясь вне окостеневших регламентов, являет окружающим (а то и себе самому) такие наклонности, что будьте нате.

А нам-то, туземцам, каково?!

Мы всю жизнь живём не по уставу. У нас это в крови. Конечно, за всех говорить не приходится. У кого-то несколько поколений дворянской, «культурной» крови. Воспитание. Так ведь опять же, понимаешь, у таких «породистых» человеков нет-нет да и обнаружится что-то скрытое, но страшно патологическое.

Мне много, чувствую, придётся ещё размышлять на эту тему. Потому что здесь ответ на вопрос: «Благословенна ли земля Русская перед Господом?» Или это всего лишь наше доброкачественное, патриотическое заблуждение?

Но всё больше и больше я убеждаюсь, что оно так и есть: наша земля особенная, Богохранимая, Богоспасаемая и Богу угодная.

Сегодня возвращался с Заручевья в Окуловку, по дороге, в Боровенке, решил наведаться к Вовке Пискареву, отважному племяннику моему. Подъехал к двухэтажному дому, где предполагал его отыскать. Во дворе сараи дощатые, лопухи, рыжая собака ухом не ведёт на мою грохочущую (отвалился глушитель) машинку, на серых брёвнах сидит явно не первого года пенсионерка и что-то жуёт.

– Мать, Вовка Пискарев в этом доме живёт? – крикнул, опустив стекло.

Бабка, не разобрав сквозь шум двигателя моего вопроса, шустро соскочила с брёвен и подбежала ко мне для непосредственного общения.

– Что?

– Вовка Пискарев…

– Вон в том доме, – она показала на соседнюю «многоквартирку», – в первом подъезде, где дверь новая, код замка...

Я отъезжал с чувством, которое, возможно, здесь не вполне обосновано. Вдруг ощутил такую сильную любовь к этой бабке, к этому двору, к этой рыжей собаке и лопухам с брёвнами, в конце концов. И когда мне навстречу вышел племянник Вовка, то я так круто положил руля в сторону, что любовь во мне качнулась так неаккуратно, аж слёзы выскочили из глаз.

Глупость полнейшая, но так хочется умереть за свою землю. За свой народ. И дай Бог, чтобы не струсить, не опаскудиться. Ведь по захмычкам я совершенный интеллигент – человек рациональный, законопослушный. Но здесь, «в прериях», я личность, понимаете?! И про меня здесь знают в округе – Андрей из Заручевья, который церковь восстанавливает, который поселился в бывшем клубе и у которого «Ока» с оторванным глушителем.

Недавно ехал из Окуловки, остановился в Запольке, около Еграшовых, постучался в ворота.

– Андрей, а их нет. Они тебе навстречу должны были попасться.

Мы сердечно поздоровались за руку с мужиком, которого я видел впервые в жизни. Конечно, завтра я буду знать, кто он (узнал – Коля Самарин из Ольховки). Но то, что тебя в другой деревне называют по имени, сильно рознится с городскими порядками и обычаями.

А там, будь ты хоть замгубернатора или директор завода, никому ты не интересен. Разве что выпить с тобой, чтобы назавтра хвастаться – пил с таким-то.

Наверное, революция на Руси была неотвратима в смысле резкого отрицания сатанинской власти мамоны и лицемерия. Советская власть так же заслуживает такого определения, но, попущенная нашему народу, она дала возможность спастись скорбями в обычных условиях людям всех сословий: военным, утратившим понимание, кому и чему они служат, крестьянству, замкнувшемуся в своём трудовом беспределе, чиновничеству, утратившему понимание служения Отечеству, которое было понятно до того его предшественнику – дворянству, и даже священству, многочисленно извлекающему из «государственной религии», под прикрытием и поддержке государства, личную выгоду. Все эти люди стали мучениками – изначально против собственной воли, но обретшими через невзгоды подлинный смысл человеческой жизни во Христе.

Похоже, что мы нынче выходим на очередной виток российской истории торжества капитала. И преподанная нам в школе последовательность развития человеческого общества, государства – рабовладельческое, аграрное, промышленно-капиталистическое – так ли верно отражает подлинную его суть? Мне ближе волновая, двухпериодная схема: порабощение человеческого духа жаждой наживы и социальный взрыв как осознание неправильности такого выбора. И не так важно, каков уровень прогресса в тот или иной период. Какая разница с точки зрения вчерашнего раба, чем мстить окружающему миру за своё бывшее унижение – вилами, пулемётом или атомной бомбой?

Значит ли это, что я приветствую революцию? Конечно, нет! Но я с болью вижу, как человеки бездумно ведут своих деток к очередному катаклизму. Испоганенное нами нынче завтра наши дети будут кровью очищать. И не мстить нужно, а душевно возрастать, трудиться.

Но жизнь такова, какова она есть. Был в гостях у Анны Александровны – выхожу в подъезд, а на ступеньках спит в луже мочи беременная девушка. А мы выбираем в мэры директора ликёро-водочного завода. Безумцы!

Раньше холодная ярость сжимала сердце, хотелось взять вилы, пулемёт и прибить директора-мэра. А теперь в сердце пронзительная боль – он сам не ведает, что творит! За него надо молиться. Нужно как-то достучаться до его каменного сердца. Ведь он же себя губит! На вечные времена! На муку вечную!..

Андрей МИХАЙЛОВ
п. Окуловка Новгородской обл
.

назад

вперед



На глав. страницу | Оглавление выпуска | О свт.Стефане | О редакции | Архив | Форум | Гостевая книга