В порыжевшей от времени шинели, закутанный, как обычно, в теплый шарф учитель Александр Николаевич появляется в классе. Подходит к столу и молча, с удивительным терпением смахивает с него грязные тряпки, мышеловки и прочий мусор. Свой микроскопический титул коллежского регистратора он получил вследствие энергичных трудов благодетелей. Но разве может спасти подобный титул от наглых взглядов учеников, твердо уверенных в своей безнаказанности. Ведь им известно, что этакий юрод точно не донесет.

“Я вчера читал творения св.Димитрия Ростовского, – начинает учитель, – там написано, что Господа Иисуса Христа никогда не видали смеющимся, но весьма часто видали плачущим...” Он приводит примеры, говорит вдохновенно, иногда умиляясь – и вот уже некоторые ученики смущены, растроганы и сожалеют, что приняли участие в травле этого смешного доброго человека.

* * *

Александр Николаевич Баданин родился в уездном городке Никольске в семье дьякона Сретенского собора. Произошло это 2 августа 1843 года, в два часа ночи. Крестили младенца четырьмя днями позже, на праздник Преображения Господня.

Отец его не смог получить образования, по необходимости заменить для семьи умершего родителя. За 50-летнюю беспорочную службу был награжден архипастырским благословением, вышел за штат 77-летним старцем. Прошение о пенсии было оставлено чиновниками Духовной консистории без последствий, и потому последние годы отца Николая прошли в большой бедности, если не сказать в нищете.

Но и прежде многочисленной семье дьячка жить было непросто. Особенно трудно стало, когда умерла мать Александра. Ему тогда исполнилось 12 лет, а был он старшим в семье. Бедность, сиротство, недоумение, отчего так мало ценят отца за труды его – впору было бы и озлобиться. Что случалось тогда нередко, недаром столько революционеров вышло из детей священнослужителей. Но что-то удерживало. Что?

* * *

Никольск нельзя сказать, чтобы был уж совсем глухим углом, но события случались здесь редко. Говорят даже, что именно с Никольска Гоголь списал тот дрянной городишко, который почтил своим присутствием Хлестаков. Даже если и так, то страстями гоголевских персонажей жизнь уезда не исчерпывалась.

Самым ярким впечатлением никольской жизни было летнее изнесение чудотворной иконы Пресвятой Богородицы. Образ носили с крестным ходом на место его явления в Даниловскую пустынь. Официально пустынь была упразднена Екатериной II в числе сотен других русских монастырей. Но давно замечено, что веками продолжается на месте погибших монастырей странная жизнь. То монахи незримые запоют, то тоска от сердца отляжет.

Мальчиком, после смерти матушки, отец Александр часто ходил в обитель за 30 верст не только с крестным ходом, но и сам по себе. Место это удивительно живописное. Саша в одиночку бывал там дня по три. Любил полежать в лесу рядом с пустынью; благодушествовал, так что не хотелось ни пить, ни есть, ни домой идти. Впоследствии, при воспоминании об этих днях, лицо его озарялось светлой детской улыбкой.

Просмотрел эту улыбку Николай Васильевич Гоголь. А жаль.

* * *

Семнадцати лет Александра отдали на младшее отделение Вологодской семинарии. Достойны упоминания предметы, которые изучались тогда:

Богословие – догматическое, нравственное, обличительное, пастырское; церковная история и археология, библейская история, патристика, российская история, всеобщая гражданская история, естественная история; гомилетика, словесность; математические науки – алгебра, геометрия, пасхалия; языки – греческий, латинский, церковно-славянский; Священное писание, священная герменевтика, церковное законоведение, богослужебные книги, а также – логика, психология, педагогика, физика, ведение сельского хозяйства, начальные основания медицины.

Спустя восемь лет студент семинарии Александр Баданин был определен на место учителя русского и церковно-славянского языков в Солигаличское духовное училище Костромской епархии, затем снова Вологда, после – Тотьма. С того времени сохранилось его заявление, свидетельствующее о простом отношении к жизни:

“Занимаясь врачебною гимнастикою в течение восьми лет (по совету врача, для поддержания своих слишком слабых телесных сил) по лучшим руководствам, по временам пользуясь указаниями опытных гимнастов, специалистов своего дела, и приобретая таким образом теоретические сведения и практическое уменье... честь имею заявить Правлению училища о желании моем руководить учеников в занятиях гимнастикой...”

Гимнастику вести ему доверили, но к этому присовокупили и преподавание новозаветной истории. По словам одного из знакомых, преподавательская деятельность Александра была “далека от казенных масштабов”. Это не осталось незамеченным. В 1879 году после очередной ревизии Баданина вместе с двумя товарищами по училищу попросили вон. Любопытно обоснование увольнения Александра: “по болезни и по странному порывистому объяснению детям уроков”.

* * *

Но это был далеко не конец его педагогической карьеры. Человек талантливый и кроткий, он вскоре вновь появляется в списках губернских учителей, на этот раз в Вологодском духовном училище. Чем было духовное училище в те времена? Как правило, детей священнослужителей, лет десяти, отрывали от дома и везли в город. Там предпринимались попытки дать им образование. По многочисленным свидетельствам, например, митрополита Евлогия, детки, лишившись родительской любви и привычного образа жизни, становились одни слишком замкнуты, другие чрезмерно шаловливы, и все вместе несчастны.

Великая любовь и огромное терпение требовались, чтобы найти с ними общий язык. Часто, когда Александр Николаевич проходил по классу мимо длинных полуразрушенных парт, озорники больно ударяли его досками по ногам. Он же никогда не пытался дознаться, кто это сделал, и все прощал. От коллег, учителей, получил в результате полуироническое-полууважительное прозвище Божьего человека. Дети постепенно проникались к нему если не уважением, то теплотой и даже любовью.

Однажды он вошел в класс в вечном своем шарфе и шинели, с шапкой в руках и увидел, что на полу валяются куски хлеба. Как вспоминает один из учеников: “Прочитали молитву. – Нехорошо детки так обращаться с хлебом, – вдруг раздается тихий проникновенный голос душевного учителя, – ведь это дар Божий. Ну, вам не надо, соберите для птичек. И, наклонившись, он пособирал в карманы своего пальто все эти куски. И долго потом ребятишки таскали своему учителю кусочки и корки птичкам Божиим. И он, улыбаясь, клал их в свои карманы”.

А между тем разменял Баданин пятый десяток. Пошли, наконец, чины, росло уважение. А он все с большей грустью поглядывал в окна училища на кресты, купол и колокольню стоящей рядом Вознесенской церкви...

После рукоположения довелось ему сначала служить в кафедральном соборе. Но было бы странно, если бы он долго там задержался. Сколь ни плодовито бывает дерево, да коли растет вкривь да вкось, то не место ему на парадных аллеях. Как писал современник об отце Александре, показался он священником “для собора неподходящим”. Так оказался о.Александр в той самой Вознесенской церкви, о которой столько вздыхал в бытность свою учителем.

Церковь эта была всем хороша, построена еще в начале XVII века на красивейшем месте слияния рек Золотухи и Вологды; изумительно было и внутреннее убранство, один четырехъярусный иконостас византийского типа чего стоил. Да только не числилось за ней прихода. Долгое время она вообще была закрыта – рядом стояли храмы, куда более видные. А раз нет прихода, значит, нет и средств к существованию. А они, между тем, были необходимы. На попечении отца Александра находились жена и три дочери: Анна, Мария и младшая, любимая Варенька. Новое назначение стало для семьи ударом. Первое время было отчаянно тяжело, тем более, что батюшка был добр без меры. Раз отдал весь кружечный сбор бедной женщине со словами: “Не стоит такую малость домой нести”. Но постепенно все стало меняться. Сам о.Александр о тех временах так вспоминал (не называя себя по смирению):

“Одному батюшке дали очень бедный приход, матушка плакала и говорила, что на этом приходе мы с голоду умрем, батюшка успокаивал ее. Стал он усердно служить, старался прочувствовать слова молитв и возгласов, проникаться чувством и смыслом читаемого. Его чувство стало передаваться богомольцам, которые стали молиться с ним усердно. И народ пошел к его службам, полюбил его храм и батюшку, понес ему и от щедрот своих; доход причта стал лучше других”.

Не только вологжане, но и жители окрестных деревень потянулись к удивительному батюшке, который служил каждый день литургию да молебен Животворящему Кресту, да акафист Страстям Христовым, а после без устали начинал служить частные молебны да панихиды. И как служил – так что сердце падало и душа поднималась. Молитва наполняла весь храм, и где ты оказывался? – не в преддверии ли рая?

* * *

Но как часто бывает – ревность к богослужению ходит рука об руку с отсутствием дипломатических способностей. Раз зашел к нему в храм сухопарый господин лет 60-ти... Обер-прокурор Святейшего Синода, действительный тайный советник Константин Петрович Победоносцев. Человек известный всей империи своей железной волей, он часто митрополитов повергал в трепет, даже патриархи восточные смотрели на него как подданные – снизу вверх. Победоносцев был живым олицетворением единства религии и могущественного государства.

Что повлекло его на берег реки Золотухи, в Вознесенский храм, одному Богу известно. Так бабочка летит на огонь. Священника, говорившего горячо, не страшась правды, он слушал с растущим недоумением. А тот все говорил и говорил о непорядках в церковной жизни, да и самого Победоносцева не щадил, указывал на все его ошибки. Вернувшись в архиерейские покои, Победоносцев вкратце пересказал беседу епископу, но удивительного батюшку просил не наказывать. Вечером того же дня Победоносцев еще раз побывал в Вознесенской церкви и убедился, что священник ему не приснился.

Расстались они, судя по всему, неплохо. Сохранилось письмо батюшки Победоносцеву, в котором он просит издавать как можно больше житий святых, Четий-Миней, составленных св.Дмитрием Ростовским. Народ грамоте научили, а книг добрых не дали – быть страшной беде, если не то читать начнет, – предрекал отец Александр Баданин. Так оно и вышло, миллионы экземпляров дрянной литературы про мордобитье и “любовь” разошлись по рукам, сгноили все дорогое, что веками копилось.

Архиерей после разговора с Победоносцевым все-таки не стерпел и отправил о.Александра на две недели в монастырь, на богомолье.

* * *

А между тем люди стали замечать за своим батюшкой непонятные вещи. Однажды к отцу Александру обратился один его родственник. Прежде служил он на приличном месте, а потом запил и все потерял. Не имея ни крова, ни приличной одежды, скитался он по миру, пропивая случайно заработанные копейки. Раз батюшка задержался в опустевшем храме и там появился этот горемыка. Увидев его, отец Александр подошел к нему, похристовался и подарил пасхальное яйцо (дело было в Светлую седмицу). Тот недоуменно сунул дар в котомку да и забыл о нем.

Спустя три месяца этому человеку понадобилась закуска и он, пошарив в котомке, с удивлением извлек из нее батюшкин подарок. Очистив, он нашел яйцо совершенно свежим, съел его и заснул на пригорке, где сидел, а проснувшись, почувствовал вдруг непреодолимое отвращение к спиртному. В путь отправился, оставив бутылку недопитой. И всякий раз после этого одно лишь воспоминание о выпивке вызывало у него тошноту. Вскоре он нашел выгодное место и быстро восстановил доброе имя. Избавление свое приписывал силе молитвы отца Александра.

* * *

Другой случай был не менее поразителен. Семья одного хорошего знакомого отца Александра А.Парменова приютила дома какую-то женщину с трехлетней дочкой. Эта девочка могла видеть только одним глазом, на месте же второго была неглубокая ямка. И вот стала эта женщина ходить в Вознесенский храм, батюшка все поглядывал, а через две недели сказал: “У твоей девочки есть глаз”. Мать робко возразила, но отец Александр настаивал и велел молиться. И вот однажды собралась семья Парменовых пить чай и все заметили, что глазик у девочки приоткрылся. Все сильно удивились, а мать попросила закрыть здоровый глаз девочки и показать ей кусочек сахара. Дитя увидело сахар и с тех пор стало видеть на оба глаза.

Подобное происходило очень часто.

* * *

Своего дома у о.Александра не было. Квартиру он снимал у купчихи Димитриевой. Впрочем, квартирой маленький флигелек во дворе назвать было затруднительно. Это был перестроенный под жилье курятник.

– И посадили меня сюда, петуха, – шутил батюшка.

После того, как стали притекать к его храму богомольцы, жить семье стало полегче, угроза недоедания отступила. Но о.Александр почти все раздавал нищим и потому купить или снять приличного дома не мог. Зато счастья в “курятнике” было вдоволь.

Дочки подрастали. Они все были славные, но по-разному сложились их судьбы. Старшая Мария так никогда потом и не выйдет замуж – такой примет на себя крест. Анна обвенчается со священником, а когда умрет в 1931 году, то ее будет отпевать целый собор священников во главе с двумя архиереями. Младшая же, Варя, отцовская любимица, появившаяся на свет незадолго до принятия батюшкой сана ...

Ей не суждено будет прожить долго. Смерть дочки доставила батюшке большое горе. До последних дней он хранил трогательную любовь к ней, берег игрушки и фотографию. Каждый год в день смерти Вари о.Александр был настроен как-то благоговейно, радостно. Несомненно он имел с ней особенное духовное общение: друзьям своим проговаривался, что видел ее.

* * *

В домике о.Александра не бывало гостьбы и застолий. Сюда приходили друзья для долгих бесед. Это был цвет вологодского духовенства. Среди них можно было видеть инспектора духовной семинарии иеромонаха Феофана (Харитонова) – о нем ходила слава праведника, по молитвам которого семинария ограждена от всех бед (это подтвердилось после переселения о.Феофана на св.гору Афон). Часто заходил о.Симеон (Стефанов), имевший дар духовничества. Множество людей разных званий и образованности стремились попасть к о.Симеону на исповедь, шли за советом и утешением. В нем видели великого в будущем старца, но Господь забрал его к Себе в 35-летнем возрасте.

Самым же близким человеком в доме был монах Федор – Феодорушка, через учителя своего игумена Иосафа (Тихонова) связанный с преподобным Серафимом Саровским. Отец Федор имел келью в лесу – высокого роста, изможденный, худой, с умными, проницательными глазами он имел дар умиления и слез. Сохранились воспоминания, что богословие их бесед с о.Александром не носило отпечатка книжного, говорили о чем болело, что было дано им благодаря подвигам духовным. Жаль, что никто не запомнил этих разговоров в подробностях. После смерти Феодорушки отец Александр очень убивался и завещал, чтобы их похоронили рядом.

* * *

Слава о прозорливости батюшки расходилось все шире. Народ приезжал даже из других епархий. Нередко случалось так, что бывший на службе в храме Вознесения человек, потрясенный горячей молитвой батюшки, считал своим долгом раскаяться перед ним в том, в чем никому до тех пор не открывался. После службы народ долго еще не расходился.

Вот молодая женщина плачет, жалуется на свекровь. Отец Александр увещевает ее уважать старуху, снисходить к ней: “И она тебя полюбит, и сменится горе на радость”. Женщина уходит умиротворенная. Она понимает, что это не просто благое пожелание, прозорливый батюшка знает, что говорит.

А вот молодой священник о.Николай Караулов стоит несчастный, с осунувшимся лицом, все никак не решится подойти. У него умерла любимая жена, впереди – скорбный путь с малыми детьми на руках, и никто не в состоянии его утешить.

– Знаю, что тебе нужно, – говорит старец, проходя мимо, – иди ко мне в дом.

Священник медленно идет на квартиру о.Александра, потом долго ждет его. Наконец, появляется вознесенский батюшка. Не поздоровавшись, он начинает нервно ходить по комнате. Ни одного слова утешения. Остановившись перед портретом о.Иоанна Кронштадтского, начинает говорить. Вот человек, который оставил семейную жизнь ради служения ближним. Сам оставил, по доброму желанию и Бог ему помогает во всем. Когда же Господь по воле своей отнимает друга жизни, то Он еще более заботится о человеке, дает ему крепость и силу, значит, считает достаточно сильным и могущим вынести эту тяжесть. Он подкрепляет его Своею благодатию.

“Поверите ли, – рассказывал после отец Николай, – с каждым словом отца Александра я всем существом чувствовал, что с меня сваливается тяжесть, и я ушел от него обновленным, укрепленный душой и телом и совершенно успокоенный. И разумел я тогда, какую благодатную силу утешения даровал Господь Своему верному служителю”.

Ушел отец Николай, чтобы стать после епископом, отпеть жену отца Александра и дочь Анну, умереть исповедником в начале 30-х годов в Новосибирской тюрьме. А сколько еще таких же христиан входили к старцу сломленными, угасшими, а уходили несокрушимыми, готовыми ободрять других!

Отец Александр никогда не отличался здоровьем. Постепенно болезнь его усиливалась. Скольких он исцелил, а себя не мог. Когда его спрашивали, старец отвечал: “Представьте, что под кожу положили вам снега, и вы немного поймете, что у меня за болезнь”. В 1905 году он подал прошение об отставке. Но что такое старец за штатом? В иной день к нему приходило до двухсот паломников, некоторые добирались за сотни верст, кроме того, шли письма, телеграммы с просьбами о молитве. Случилось горе, несчастье в семье, заболел кто – собирались и ехали к батюшке Александру. Кому он помогал исповедью, кому советом, кому утешением.

Принимал чаще лежа в постели, стоять или даже сидеть мог не всегда. Входящих благословлял, но своей руки целовать не давал, а велел прикладываться к руке преподобного Серафима, громадный образ которого был помещен на одной из стен. Потом сажал гостей рядом с собой и начинал ласково, по-отечески беседовать. Не всегда отвечал прямо. Иной раз юродствовал.

Один из почитателей старца вспоминал, как заболел нервной болезнью. Сестра посоветовала сходить к отцу Александру. Однажды сделалось ему совсем плохо, так что лег он на койку, решив, что умирает и стал как бы засыпать. Вдруг видит батюшку о.Александра, тот целует его и к себе прижимает. Утром встал страдалец, кое-как доплелся до старца и слышит:

– Я думал, что ты помер, а ты пришел ко мне.

– Я, батюшка, – отвечает гость, – все хвораю.

– Один ходил ко мне на хрустальных ножках и на соломенных, здесь, в Вологде, и исцелился.

Спустя какое-то время больной снова пожаловал к о.Александру и был встречен словами:

– Один ходил ко мне еле-еле, а потом стал носить по 10 фунтов и по 20.

Этот “один”, между тем, начал явно идти на поправку. Так что в третий раз батюшка одобрительно заметил:

– Один еле ходил, а гляжу: несет два пуда.

В четвертый раз, несмотря на явное укрепление сил, этот человек пришел к батюшке отчего-то совсем грустный.

– Чего надулся, как мышь на крупу? – улыбнулся отец Александр.

Встал, три раза вернул его кругом себя, ударил по спине и сказал: пой Пасху. И сам запел. “Для меня настала Пасха, я стал совсем здоров”, – рассказывал исцелившийся таким образом вологжанин.

* * *

Прозорливость батюшки всегда как-то искусно прикрывалась юмором. Заглянул к нему как-то старинный приятель-прихожанин со своим шурином. Батюшка расспросил откуда он, потом уточнил:

– Ты торговец?

– Да, торговец.

– А почему у тебя живот такой большой?

– Не знаю.

– Не нужно колбасы есть в посты, – объяснил батюшка.

А надо отметить, что торговец перед тем, несмотря на Рождественский пост, действительно плотно позавтракал колбасой. Слово за слово, и батюшка все грехи гостя помянул, да все иносказательно, так что со стороны и не ясно было, что укоряет, – казалось, над собой посмеивается.

* * *

Сам батюшка очень тяжело переживал смерть близких. Страдал, хоть и понимал, знал как никто другой, что разлука не вечна. Но как хотелось видеть родных рядом. Как он скучал по ним! Поэтому и другим по мере возможности помогал смягчить боль утраты.

Одна знакомая рассказывает, как пришла к о.Александру со своей любимой тетей. Батюшка взглянул на тетю радостно и говорит:

– Лети, лети моя белая ласточка, лети.

Тетя в тот же год неожиданно, будучи 33 лет, скончалась в день своего ангела. Была она женщина чудесного нрава, очень верующая.

По мере сил старец старался подготовить своих близких и знакомых к скорой смерти. Так, одной благодетельнице своей из Ярославля, чрезвычайно его почитавшей, он несколько раз велел передать, что “в верхнем этаже лучше жить, чем в нижнем, хотя она хочет жить в нижнем”.

Уж не умирать ли мне, забеспокоилась, наконец, женщина. Так оно и вышло. В тот же год отошла она к Богу.

* * *

Простота, детское незлобие – черты эти отличают всех подвижников. Но рядом с этим соседствуют и черточки совершенно неповторимые или редкие. У отца Александра, например, была неприязнь к мясу, он сам его не ел и другим не советовал. Говорил, что до потопа люди совсем не ели мяса, оттого и жили так долго. Еще страшно не любил он фотографироваться. Раз, когда почитатель совсем уж заел его просьбой сфотографировать, старец сказал: “...Если хочешь снимать, то сними свинью и напиши “Александр Баданин”.

На вопрос: батюшка, как спастись? – о.Александр часто отвечал:

– Читай жития святых, и они научат, как спастись.

Его любимым чтением до конца дней оставались Четьи-Минеи в 12 томах на славянском языке. “Купи Четьи-Минеи” – вот обычный его совет. Батюшка не успокаивался, пока собеседник не давал обещания этому совету последовать. Многие почитатели его тратили до десятой части доходов на покупку этих громадных по размеру, тяжелых по весу книг и распространение их в православной среде.

Читая жития, батюшка мог забыться на некоторое время, а потом, очнувшись с просветленным лицом, сказать: “Неподражаемо”.

Старец очень заботился о просвещении Сибири, верил в великое будущее этого края. И поэтому его духовные дети отправляли туда большие ящики Четий-Миней для бесплатной раздачи поселянам.

* * *

Чем дальше, тем все более усиливалась его болезнь. К лету 12-го года он совсем перестал вставать. Но однажды утром, когда никого не было дома, вдруг встал и, почувствовав необычайный прилив сил, оделся и отправился в кафедральный собор – место, где начинал когда-то служить. По окончании молебна он в сопровождении удивленного народа, много лет не видевшего о.Александра на улицах города, отправился в свою любимую Вознесенскую церковь. Там со слезами приложился к иконам, обошел кругом храм и вернулся домой. Матушке своей сказал, что смог отважиться на этот шаг благодаря помощи целителя Пантелеимона.

Так он прощался с миром. Сознание своей греховности начало мучить его особенно сильно. Батюшка плакал и говорил каждому из посетителей:

– Прости ты меня, грешного, я за грехи страдаю 50 лет.

“Какой же я грешник, – говорил он близким, – ведь таких нет на свете, как я, пресвитеров. Только надеюсь, что Господь многомилостив... и меня помилует. Солнце, проходя места мрачные и скверные, освещает и согревает их; так и Бог, проходя наши нечистые, навозные сердца, освещает и даже согревает их теплотою Духа Святаго, хотя бы мы были при последней минуте жизни земной”.

Недели за две он предсказал день своей кончины – 10 марта 1913 года. Это произошло в 6 часов вечера, по светскому времени – 9 марта, по церковному же наступил уже другой день. Отец Александр и в смерти себе не изменил, заставил задуматься. Отпевал его давний ученик, нареченный за два часа до заупокойной литургии во епископы, – Неофит (Следников). Речей не говорилось – так наказал старец. При звоне колоколов его обнесли вокруг Софийского собора, затем отправились к Горбачевскому кладбищу. Площадь и улица были буквально запружены народом.

Похоронили его рядом с дочкой Варенькой и другом Феодорушкой. Наконец-то встретился он с теми, о ком столько лет скучал.