| 16 | Подвижники, праведники |
ГОРЬКАЯ ДОРОГА УТРАТ
В Архангельске, на берегу Северной Двины величественно возвышается трехэтажное здание красного кирпича. Это – архангельское подворье Сурского монастыря, или проще – Сурское подворье. Оно было построено в начале века на средства одного из величайших русских святых – праведного Иоанна Кронштадтского. Именно на Севере, в пинежской деревне Сура, родился этот “всероссийский батюшка”, как его иногда называли. К молитвенной помощи св.Иоанна прибегали люди всех сословий – от царственных особ до нищих, и не было случая, чтобы батюшка Иоанн не помог в скорби и нужде. Св. Иоанн нередко делал денежные пожертвования на монастыри. У себя на родине, в Суре, он основал женскую обитель.
У Сурского монастыря было два подворья. Одно, в честь св. Иоанна Рыльского – небесного покровителя о. Иоанна, находилось в Санкт-Петербурге (о нем мы рассказывали в прошлом номере газеты – ред.). С 1902 г. оно стало самостоятельным монастырем. В ныне действующем Иоанновском монастыре на Карповке покоятся мощи св. Иоанна. И в настоящее время от них совершаются исцеления.
Второе подворье – в Архангельске – было освящено в 1907 г. Среди его святынь была чудотворная икона Божией Матери “Скоропослушница”, подаренная самим Иоанном Кронштадтским. К сожалению, сейчас не только эта бесценная икона, но сама память о Сурском подворье утрачены, история его нам сейчас почти неизвестна. Потому особенно ценны воспоминания одной женщины, с которыми мы хотим вас познакомить. Она часто посещала храм подворья, знала некоторых его насельниц. Это едва ли не единственное сохранившееся свидетельство о Сурском подворье:
“Я тогда еще девочкой была, только что гимназию закончила. Не могу сказать почему, но нравились мне монастырские службы. Бывало, встану утром и бегу через весь город на подворье к ранней обедне. Начиналась она рано, часов в шесть. Службы там какие-то особенные были, светлые, что ли. Не знаешь, где ты – на земле или на небе... Отстою обедню и скорей домой спешу по деревянным мосточкам – дела домашние поджидают... Матушек некоторых до сих пор помню. Монахиню Варвару – она просфоры пекла. Еще настоятельницу мать Серафиму – очень умная была, а в обхождении простая. Еще была монахиня Игнатия. Старица строгая, но ко мне относилась ласково, даже иконой благословила – Чуда Архистратига Михаила в Хонех. Наверное, я чем-то напоминала ей ее безвременно умершую дочь. Вот и матушки Игнатии давно нет, а икона, ею подаренная, доныне цела. Как встану помолиться, так поклон и положу об упокоении ее души. Сколько раз сохранял меня от бед житейских Михаил Архангел...
А еще на подворье служил батюшка-протоиерей Дмитрий. Фамилию запамятовала, кажется, Федосимов... Вот он, на фотокарточке – видите, какой строгий взгляд! Кажется, внутрь твоей души смотрит батюшка, все сокровенные мысли твои читает. Мудрый был человек, высокой духовной жизни. Смотрите, как у него пальцы правой руки сложены. Это не случайно, значит, рука к четкам привыкла – он непрестанно Иисусову молитву читал. А такой молитве научиться непросто... Батюшку очень уважали, у него было многодуховных детей. В трудных случаях шли к нему за советом, благословения просили. На супружескую жизнь, на монашескую, на другие важные дела. И поступали, как он скажет, потому что батюшка был учеником самого отца Иоанна Кронштадтского, и, как и его духовный отец, имел дар прозорливости...”
Отец Дмитрий нес еще и тайный подвиг. Почти никто не знал, что этот умный и строгий человек, имевший дар непрестанной молитвы, глубокую веру, почти непостижимую для понимания немощного духовно современного христианина, был тайным монахом. Отец Дмитрий постригался по обету: после нескольких лет счастливой семейной жизни он стал терять зрение. Все усилия врачей оказались бесплодными. И тогда священник обратился с мольбой к Богу: “Господи, даруй мне зрение, чтобы я мог служить Тебе всем сердцем, всею мыслию своею!” И молитва была услышана. Вместе с отцом Дмитрием приняла монашество и его жена Варвара. Они, как и св. Иоанн Кронштадтский с матушкой Елизаветой Константиновной, провели в воздержании и целомудрии долгие годы. О высоте их духовной жизни, неведомой и для их современников, мы можем только догадываться. Надо сказать, что все дети о. Дмитрия, в том числе дочь Елена (единственная из них, чье имя нам известно) пошли по стопам отца и матери, служили Богу кто в священном сане, а кто в иноческом чине.
Но вернемся к рассказу духовной дочери отца Дмитрия:
“Я хотела пойти на подворье послушницей, и батюшка Дмитрий благословил. Но подворье закрыли. Мне этот день никогда не забыть. Мы с бабушкой стирали. Вдруг соседка прибегает: “Скорее, там Сурское берут!” Мы туда. А там полная церковь народу -не дают выгонять монахинь. Да только безбожников тоже много, да с оружием они... Людей из храма за руки, за ноги выволакивали. Крик, плач стоял – точно мир рушился. Несколько машин арестованными набили...”
Во время разгрома монастыря рассказчицу тоже арестовали, вместе со старой бабушкой. Неделю она пробыла в тюрьме, после чего ее выпустили. А старушку освободили еще раньше. Участь других была печальнее. Многих монахинь выслали, и на родину из них вернулась лишь небольшая часть. Отца Дмитрия отправили в дальний Кустанай. В ссылке он принял схиму. Сохранилась фотография батюшки в последние годы жизни усталое лицо человека, почти совсем седого. Глядя на этот снимок, вспоминаешь слова Христа по дороге на Голгофу, обращенные к плачущим о Нем женщинам: “...Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших, ибо приходят дни, в которые... начнут говорить горам: падите на нас! и холмам: покройте нас! (Лк. 23, 28-30) Его вели на смерть, а Он скорбел о тех, кто Его убивает, зная, какими бедствиями обернется для них богоубийство. Может быть, и батюшка Дмитрий, умирая на чужбине, предвидел, какие скорби ожидают Россию за богоборчество?..
Вот еще свидетельство той же рассказчицы:
“Когда батюшку сослали, то одна его духовная дочь поехала за ним в Кустанай. Но ее тоже арестовали, и возвратилась она только через несколько лет. Жила без прописки, по чужим углам. Когда она умерла, то оказалось, что была тайной монахиней. Монашеское ее имя – матушка Нина Но при жизни никто не знал о ее постриге. Только в гроб положили в рясе и клобуке, с закрытым лицом...”
Наверное, читатель спросит – а что же дальше случилось с изгнанными сурскими матушками и их духовником? И кто та женщина, воспоминания которой мы приводим? Что еще она может рассказать? Но на эти вопросы невозможно ответить, как бы ни хотелось того мне самой. Потому что та, чье повествование мы здесь приводим, недавно умерла. Как тут не вспомнить горестные слова одного героя Достоевского: “Опоздал я! На пять минут всего опоздал...” Рассказ о Сурском подворье – это воспоминания о воспоминаниях, то, что запомнили из ее рассказов и передали мне ее родственники.
Правда, кое-что еще мы знаем от других. С разорением монастыря монашеская жизнь в Архангельске продолжалась. Сурские, холмогорские, а также некоторые сосланные сюда из других мест монахини тайно собирались вместе, молились, обменивались книгами, даже переписывали духовную литературу. Например, жизнеописание о. Иоанна Кронштадтского в стихах, а такжерифмованную хронику одного из его путешествий на родину, в Суру, где встречали его сурские инокини... У них находились и последователи. Например, Анастасия Неверова, в иноческом постриге Евдокия (ныне монахиня Елевферия), ставшая послушницей в начале сороковых годов. У нее сохранились фотографии о. Иоанна Кронштадтского, о.Димитрия, матушки Серафимы и некоторых других. Снимки, которые мы здесь приводим – из ее фотоархива. Благодаря ей мы знаем имена некоторых насельниц Сурского подворья – монахинь Макрины,Наталии, Варвары, Серафимы, Глафиры, Александры, Евгении, Матроны, сестер Анны и Евстолии, послушницы Мариамны. Через матушку Елевферию осуществилась духовная связь между поколениями монахинь прошлого и настоящего. Между теми, кто после разгрома родных монастырей медленно, тихо угас в тесноте “коммуналок”, по чужим углам и в ссылках, – и нами, духовно немощными, живущими в миру монахинями современности. Их молитвами, Боже, помилуй нас.
Обращаясь к истории северных монастырей, мы видим, что идем горькой дорогой утрат. Но на этом пустынном пути особенно дороги неожиданные, скудные находки, которые Бог посылает тогда, когда уже нет надежды отыскать хоть что-то. Вглядимся в эти лица, что вернулись к нам из тьмы забвения. Отец Димитрий, матушка Серафима, последняя игуменья Сурского подворья. Верим, что помогают они своими молитвами нам, их продолжателям, чтобы горькая дорога утрат стала дорогой к возрождению Сурского монастыря, Сурского подворья, других северных святынь. И то, что наше духовное прошлое возвращается к нам – знак того, что это произойдет.
Монахиня Евфимия.