Больше года не был я в Петербурге. Все оглядываюсь по сторонам, ищу и не нахожу изменений. Вот только сквер исчез перед Духовной Академией (здесь размещалась когда-то приемная митрополита Иоанна). От деревьев остались черные колонны, метра по три высотой. Выглядят эти обрубки довольно пугающе. Не сразу понимаешь, что их подрезали для того, чтобы они не ввысь росли, а вширь. Все правильно – семинаристам нужен свет. Но вспоминаешь, как ходил сквозь этот скверик прежде, когда был он запущен, деревья доставали чуть ли не до неба, укрывая в себе птичьи гнезда, и становится грустно. Владыку Иоанна часто упрекали в том, что он не слишком хороший хозяйственник. Доля правды в этом, наверное, есть. Вспоминаю его чудесную улыбку, теплоту мягкой руки в своих ладонях, протянутых под благословение. Он собирал вокруг себя людей, а не камни.

И люди чувствовали это, тянулись к нему со всей страны. Вспоминаю встречу двух “ходоков” из Самары в его приемной. Самарцы эти, как я потом узнал, друг друга недолюбливали. Но встретившись у Владыки, только руками всплеснули от неожиданности и добродушно расцеловались.

* * *

Спорить о святости – дело бессмысленное. Из Сербии доходят вести о почитании Владыки. Речь заходит даже о возможной канонизации. Но не люди прославляют, а Бог. И не хочу я идеализировать.

Что-то из написанного Владыкой в шестидесятые годы, из опубликованного под его именем в начале девяностых у меня, например, вызывало чувство неприятия. Так что к фанатичным, экзальтированным поклонникам Владыки я себя причислить никак не могу. Но как-то так получилось, что не любить его было совершенно невозможно, стоило только несколько минут побыть рядом. И это выше моего разумения.

* * *

От Академии рукой подать до собора, что возвышается над Александро-Невской лаврой. В храме пусто, хотя служба уже началась. Приложившись к ковчегу с мощами святого и благоверного князя Александра Невского, выхожу на паперть.

Стаи ворон между деревьями напоминают о том дне, когда хоронили Владыку. Я пять часов слушал тогда на морозе этот непрекращающийся надрывный крик и ждал, когда вынесут гроб. Рядом стояли тысячи людей, не попавших в храм. Но как-то так вышло, что гроба увидеть не удалось, его как-то быстро, по краю пронесли на кладбище. Какие-то казаки, люди в формах с непонятной символикой, сотни милиционеров так облепили Владыку, что пробиться к нему было невозможно. Откуда-то появился Невзоров, сказал заботливо, что есть вход на кладбище, где нет милиции. Он то ли ошибся, то ли обманул, но этого чудесного входа нам найти не удалось. Я много раз видел Владыку живым, но так и не увидел его мертвым. Значит, так было нужно.

* * *

На могильной ограде несколько венков, портреты, горят свечи, сама могилка заботливо убрана еловыми ветками с шишками, цветами. На соседних крестах сидят голуби. По одному, по двое подходят люди. Целуют надгробие, крест, уходят. Мужчина лет тридцати – тридцати пяти, с виду образованный спокойный человек все стоит неподвижно, с потерянным видом, потом отворачивается и быстро уходит, сжимая шапку в руке.

Второй раз я здесь, и вновь, захваченный каким-то внезапным порывом, не могу сдержать слез. Горе, одиночество, боль за Церковь, за народ, потерявший поводыря, – все эти чувства охватывают сердце одновременно. Еще минуту назад шел ты сюда с холодной душой, не зная, что ожидает тебя.

Но и это еще не все. Боль утраты сменяется надеждой, почти счастьем, возвращением веры “ и снова не по твоей воле. Словно чья-то рука приоткрывает железную дверцу в тебе.

Кто лежит здесь рядом, не остается сомнений, губы сами, не обращаясь за советом к рассудку произносят: “Святый отче Иоанн, моли Бога о нас”. А когда достает сил осмотреться, видишь на оградке рядом с портретом листки со словами молитв, написанных неизвестной рукой:

Правило веры и благочестия, воздержания добрый наставниче, православного Отечества ревнителю, защитителю народа русского, богомудре Святителю Иоанн, моли Христа Бога помиловати душам нашим.

Петербургского Святителя память празднующе воспоим вернии и поклонимся яко старцу богомудрому, архипастырю доброму, дерзновение ко Христу стяжавшему молится непрестанно о всех нас.

* * *

...О всех нас. Люди все идут и идут. Приезжают издалека, чтобы “отдать дань памяти”. А уходят, чтобы свидетельствовать – Владыка по-прежнему любит нас.