...Служба закончилась. Участники хора стали расходиться, и вместе с ними солидный, совершенно лысый дедушка в очках. Взял в руки палочку и очень медленной походкой направился к выходу. Я пошел за ним. Об этом человеке я уже слышал: многие череповчане и священники города рассказывали о нем и убедительно советовали мне познакомиться. Юрия Александровича знает, наверное, весь город – и не только за его редкий голос, который специалисты-музыканты называют басом-октавой. Жизнь этого восьмидесятилетнего старика вместила в себя не только пение в церковном хоре (которое началось еще в царское время), но, пожалуй, всю историю нашей страны, начиная с 1910 года, в самых ярких ее проявлениях.

Бог наградил подполковника военной радиоразведки, участника Финской и Великой Отечественной войн Юрия Александровича Александрова очень многими талантами. Ученый-изобретатель, он долгое время возглавлял отдел радиоприемных устройств Академии Связи СССР, принимал участие в разработке первого миноискателя и атомной бомбы. В годы войны был боевым командиром и одновременно... военным священником. После войны, до 1961 года, в специальных высших военных школах разведки он обучал бойцов невидимого фронта секретам современной радиоразведки. Это не мешало ему, обладающему прекрасными вокальными данными, выступать с концертами в различных творческих коллективах, иметь дома свою радиостанцию и поддерживать радиосвязь со всем миром, быть заядлым коллекционером и совмещать еще множество различных занятий, рассказ о которых никак не вмещается в рамки газетной публикации. Я же попытаюсь рассказать о самом главном – о том, как Бог вел этого удивительного человека по жизни и спасал от неминуемой гибели.

...Выйдя из собора, Юрий Александрович повернулся на алтарь и по русскому обычаю трижды перекрестившись, поклонился. Так же, с троекратным наложением креста, он поклонился и храму. Видно было, что движения, особенно поклоны, даются старику с большим трудом. Но, подойдя и представившись, в глазах его я увидел живейший ум, как у юноши.

Господь наградил Юрия Александровича хорошей памятью, и он оказался прекрасным рассказчиком. Многое ему пришлось пережить... Заболев лучевой болезнью, три года находился между жизнью и смертью, но молился и... выжил. “Господь не оставлял меня”, – крестится, приступая к своему рассказу, Юрий Александрович.

Горячую веру в Бога он получил от матери с бабушкой. Отец его, Александр Прокопьевич Александров, был старым революционером, одним из первых большевиков в их родном городе Гжатске (ныне г.Гагарин) Смоленской области, там устанавливал советскую власть. Еще до Февральской революции за бунтарство его дважды ссылали в Сибирь на станцию Тайга и в Томск, где вместе с С.М.Кировым он принимал участие в вооруженном восстании.

У сына же была иная стезя... Юре было только шесть лет, когда заметили его чистый глубокий голос. Его приняли в церковный детский хор при главном Благовещенском соборе и зачислили в первый класс церковно-приходской школы. По большим праздникам (в их число входили тогда и “царские дни” – когда вся Россия праздновала дни рождения членов царской семьи) хор мальчиков пел вместе со взрослым соборным хором. В Гжатске при соборе служил в то время викарный архиерей Владыка Феофан. Он опять же за голос и за ангельский внешний вид (у Юры с детства росли пышные курчавые волосы) взял его к себе служкой. Юра находился при епископе, ходил в стихаре, пел при благословении Владыки “Многие лета” и “Испола...”. С архиерейскими богослужениями мальчик разъезжал по всей епархии. От тех времен как дорогую реликвию хранит Юрий Александрович благословленную Владыкой икону Колочской Божией Матери. Для этой небольшой иконки он сделал специальную маленькую часовенку и в ней оборудовал неугасимую лампаду.

Эту деревянную ювелирной работы часовенку Юрий Александрович показал мне, когда пригласил к себе в гости. Живет он в центре Череповца. При входе в его двухкомнатную квартиру каждого гостя встречает цветной плакат династии Романовых с портретами державных императоров. Вошел я в это жилище – и будто попал в старую царскую Россию. Хозяин, заметив мой интерес к старому проигрывателю, поставил на него такую же старую, дореволюционную пластинку, с амурами и ангелочками, с церковными духовными песнопениями в исполнении хора Храма Христа Спасителя. Потом – со знаменитыми в свое время хорами Архангельского, Юхова, Никольского... Предложив мне кресло, сам он слушал их вытянувшись по стойке смирно, как старый солдат. Из проигрывателя сквозь треск помех звучит многолетие Государю: “...Здравие еже и спасение и во веки благое поспешение подаждь, Господи, императору нашему Николаю Александровичу и сохрани его на многая лета!” С удивлением замечаю, что по лицу старика текут слезы. Горячая волна подхватывает меня и ставит на ноги – рядом со стариком. Дослушиваем молитву оба уже стоя.

Юрий Александрович еще помнит, какую Россию мы потеряли – в лице Государя императора Николая II, удерживавшего мир от сатанинского засилья. Он еще помнит то время, когда в небольшом городе Гжатске с девятитысячным населением было пять церквей, и что во все воскресные дни они были переполнены народом. Когда власть боролась с преступностью, а не срасталась с ней в мафию; когда не было такого ужасающего разврата, который мы видим сейчас; когда мужики пили только по праздникам, и в семьях не было разводов. И как с приходом к власти большевиков весь мир словно перевернулся с ног на голову.

В Гжатске сделали единую трудовую школу, а церковно-приходские школы закрыли. Вместо “Отче наш”, “Богородице Дево радуйся”, “Боже, царя храни” перед началом занятий и запели “Интернационал”, “Замучен тяжелой неволей”, “Варшавянку”... Развитие национального самосознания пошло в совершенно ином направлении. Этому немало способствовал и революционный репертуар в обязательных драмкружках, организованных в трудовых школах. В 1928 году Благовещенский собор превратили в кинотеатр. Иконостасы всех церквей были разобраны и пущены на отопление котельной в городской бане. В топке бани сгорели и бесценные иконы школы Андрея Рублева, представлявшие национальное достояние России. Они украшали иконостас старообрядческой церкви.

Большинство гжатских священников было репрессировано и расстреляно “за шпионаж”. Дважды ссылали в Казахстан епископа Феофана. После второго срока он вернулся в родное село Вешки, где, не имея средств к пропитанию, преследуемый местными властями, но не сломленный, умер от голода. До 16 лет Юрий прислуживал ему, несмотря на насмешки своих сверстников-комсомольцев, которые называли его поповским прихвостнем. Через всю жизнь он пронес веру в Бога и ходил молиться в церковь. По религиозным соображениям он так и не вступил ни в комсомол, ни в партию, за что пришлось претерпеть большие неприятности в жизни. Имея светлую голову и большую работоспособность, он сделал множество открытий и изобретений, но плоды его труда пожинали партийные начальники – получали награды, премии, звания.

С малых лет Юрий тянулся к технике и изобретательству. По окончанию школы поступил в Московский электроучебный комбинат (позже переименованный в Институт связи железнодорожного транспорта) и получил специальность инженера-электрика связи. После армии вначале работал в Центральных мастерских связи в Москве, а затем был переведен в Академию Связи имени С.М.Буденного. Несмотря на гонения против верующих, еще будучи студентом, он тайком ходил сначала в церковь Василия Кеморийского на Тверской улице, которую потом снесли, а затем в Троицкую церковь в Лефортово. Когда в 1938 году Академию Связи перевели в Ленинград, он переехал туда вместе со своей семьей и в течение 15 лет тамошней жизни ходил молиться в Князь-Владимирский собор, пел в хоре. Там его застали Финская и Великая Отечественная войны, там ему пришлось пережить блокаду Ленинграда.

– Когда перевели в Ленинград, – вспоминает Юрий Александрович, – нам предоставили для проживания полностью обставленную квартиру, оставшуюся от одного репрессированного. Только что прошел страшный 37-й год, когда забирали цвет отечественной науки и интеллигенцию. В этот год почти полностью был расстрелян прежний состав нашей Академии. Приходили арестовывать по ночам и забирали людей в чем они были одеты...

Когда началась Финская война, наши войска никак не могли взять линию Маннергейма, на которой были установлены большие минные поля. Перед Академией поставили срочную задачу – создать прибор для обнаружения мин. Над миноискателем работало нас трое: я, доцент Иванов и инженер Макаровский. Мы работали одну ночь и создали прибор. В течение двух последующих суток на заводе им.Козицкого по нашему образцу было сделано 300 миноискателей, и затем мы все трое выехали на фронт к линии Маннергейма, которая находилась в шестидесяти километрах от Ленинграда.

Испытания прошли успешно. У финнов и немцев подобного миноискателя еще не было...

– Во время Великой Отечественной войны мне пришлось работать в блокадном Ленинграде, выполняя специальные секретные задания командования Северо-западным фронтом.., – вспоминал дальше Юрий Александрович.

Заговорили о блокаде.

– Как по вашему, – спросил я его, – правильно ли поступило наше командование, не отдав Ленинград врагу? Сейчас в печати можно встретить утверждения, что гибель сотен тысяч людей, которых унесла блокада, никак не может быть оправдана. Даже писатель-фронтовик Виктор Астафьев говорит, что город нужно было сдать. Что все памятники Ленинграда не стоят даже одной человеческой жизни...

– Основную часть жителей вместе с промышленными предприятиями перед наступлением немцев как раз удалось эвакуировать. Эвакуировали семьи и нашей Академии. Но с приближением немцев к городу с его пригородов и близлежащих территорий в город хлынул огромный поток беженцев. Они-то и составляли основную массу блокадников. Не имея прописки, они были лишены продовольственных карточек и постоянного пристанища и умирали с голода. Командование занялось ими слишком поздно, когда уже весь город был завален трупами. Специально для похорон были задействованы саперные части и службы противовоздушной обороны. Хоронили не только на кладбищах – экскаваторами рыли траншеи прямо в скверах в центре города.

По одному из специальных заданий Юрий Александрович обеспечивал связь штаба Северо-западного фронта с Москвой. В Академии во время войны он был начальником отдела радиоприемных устройств. И только у них в отделе была самая совершенная радиопередающая аппаратура. По распоряжению командования он доставил ее в штаб фронта в Смольный и сам обслуживал ее. Для переговоров с Москвой к нему часто приходили командующие фронтом К.Е.Ворошилов, Г.К.Жуков и комиссар фронта А.А.Жданов.

Часто по распоряжению командования Юрию Александровичу приходилось выезжать в командировки на линию фронта. Помимо военных заданий, связанных с радиоразведкой, он выполнял роль батюшки. Когда началась война, встала большая потребность в военных священниках и настоятель собора отец Филофей (Поляков) начал готовить его к священству. Юрий Александрович успешно сдал экзамены митрополиту Григорию (Чукову). Но принять священнический сан не смог из-за неожиданного препятствия со стороны жены, которая наотрез отказалась венчаться. Тогда митрополит без посвящения благословил его на совершение треб, дал наперсный крест, набедренник (символизирующий духовный меч) и епитрахиль. Юрий Александрович был “благословленным священником” и не мог служить только Божественную Литургию. А крестить, отпевать погибших, совершать другие обряды он мог. Правда, приходилось все это делать тайно, из опасения попасться органам НКВД. Встречаться с бойцами и молиться приходилось где-нибудь в укромном месте в лесу, часто собирались по ночам в каком-нибудь отдаленном блиндаже. До 1943 года со стороны Смерша (“Смерть шпионам”) были преследования верующих, которые, как и немцы, считались вражескими шпионами. Философия очень простая: если человек верит в Бога, значит, он – не советский человек, а враг.

Бойцы, когда Юрий Александрович выезжал на фронт, один через другого узнавали, что приехал священник. На богослужения к нему приходили в основном люди пожилого возраста. Кто-то приходил просто поговорить о Боге и получить благословение на завтрашний бой, а кто-то усердно молился вместе с ним. Верующему человеку даже простая молитва облегчала душу. Многие из неверующих потом обращались к Богу, когда замечали, что те, кто молится и получает благословение перед боем, остаются живы, а коммунисты и комсомольцы погибают в первую очередь. Люди благодарили его за спасенную жизнь, возвращаясь из боя, говорили, что их спас Господь. Таких случаев было много. До сих пор Юрий Александрович хранит с войны наперсный крест, походную епитрахиль и богослужебные книги: требник, канонник, служебник.

В военных командировках ему в основном приходилось заниматься обучением партизан работе с радиостанциями и выявлению вражеских радиоразведчиков, которые корректировали огонь немецких орудий. Особенно большие неприятности немецкие радиоразведчики причиняли Восьмой армии, попавшей в окружение под Ленинградом на восемнадцатикилометровой полосе Финского залива от фортов Красной Горки до Ораниенбаума. Всякая помощь этой армии, доставляемая из осажденного Ленинграда на судах по Финскому заливу, заканчивалась после точного огня немецких дальнобойных орудий. Для выявления вражеских лазутчиков Юрий Александрович был откомандирован в расположение армии вместе со своим сослуживцем по Академии, лейтенантом С.М.Соколовым. Тщательно проведя операцию, они выявили и обезвредили в Ораниенбаумском порту один за другим двенадцать немецких разведчиков. После систематических провалов своей разведки немцы, догадавшись, что их пеленгуют с советской стороны, организовали встречную авиаразведку для обнаружения нашей группы. И, обнаружив, выслали диверсионный отряд для ее уничтожения. В результате ночного нападения немцев на наш пеленгаторский пункт, состоящий из четырех человек, лейтенант Соколов и еще двое боевых товарищей были убиты, а самого Юрия Александровича ранили автоматной очередью в обе ноги. С перебитыми ногами, он отстреливался и сумел уложить из пистолета нападавших фрицев. После госпиталя он возвратился в Академию. С того времени Юрий Александрович ходит с палочкой.

В 1947 году из Академии Связи его командировали в физико-технический Институт академика Иоффе для проведения научно-исследовательских работ по созданию атомной бомбы. Он работал на атомном реакторе по выделению “урана-235”. Не зная действия атомной энергии, они работали безо всякой предосторожности и защиты. В результате все получили очень большую дозу облучения. Девять человек из двенадцати, работавших на реакторе, через некоторое время умерли. Юрий Александрович находился на обследовании и лечении в Военно-медицинской Академии в клинике профессора Герголава, где на нем изучали действие лучевой болезни и искали способы ее лечения. Организм под действием облучения сильно изменился, и жизнь в нем начала потихоньку угасать. Все волосы на голове вылезли, кровь не свертывалась, и нужно было жить очень осторожно, чтобы случайно не травмироваться. Малейшая царапина могла привести к большой потере крови и смерти. Семейные отношения с женой и до этого не отличавшиеся взаимопониманием, после утраты здоровья совсем расстроились. Жена стала пропадать, уходить из дома...

Трагедия всех работающих на реакторе заключалась еще и в том, что после облучения и ухода с военного объекта они давали подписку о неразглашении государственной тайны сроком на 25 лет и, страдая от лучевой болезни, обращаясь в больницу, не могли говорить врачам, что с ними в действительности произошло. Никто не мог помочь им, кроме Господа Бога, и Юрий Александрович, возложив упование на Всевышнего, начал со слезами молиться об исцелении. И произошло чудо: лучевая болезнь начала потихоньку отступать, а через восемь лет организм полностью восстановил прежние функции.

В этот трагический для него период жизни, когда он, получив первую группу инвалидности, в течении трех лет жил один в Череповце и одно время буквально умирал у себя в кровати, находясь три дня без сознания, в открытые двери его квартиры заглянула соседка по лестничной площадке. К счастью Юрия Александровича, она не только спасла его от смерти, но, ухаживая за ним, полюбила его и стала верной спутницей на всю жизнь. Вот уже более тридцати лет как они живут вместе в мире и согласии.

– Леночка – мое самое большое счастье в жизни, – сказал Юрий Александрович, когда я был у них в гостях. – Она тоже верит в Бога, иногда вместе ходим в церковь... Только вот она, как и я, переживает, что мы не венчаны.

– А почему же вы не обвенчаетесь? – удивляюсь я.

– Так ведь после восьмидесяти лет по церковному уставу уже не венчают, а раньше время другое было... боялись.

В Череповец Юрий Александрович был переведен из Киевской Высшей ордена Александра Невского школы в открывшееся Высшее Военное инженерное училище электроники. Как и в Киеве, он в тайне от сослуживцев ходил молиться в церковь в соседнее с городом село Степановское. Там познакомился с настоятелем отцом Георгием (Трубицыным), с которым потом его связали прочные дружеские отношения.

Однажды начальство прознало, что их подчиненный ходит в церковь. Было это в 61-м году, в разгар хрущевских гонений на религию. Юрия Александровича сняли с работы и уволили безо всяких льгот, не дав дослужить четыре месяца до пенсии. Верующий человек тогда не мог быть преподавателем в военном училище, готовившем советских радиоразведчиков.

Тридцать пять лет Юрий Александрович пел в знаменитой Череповецкой народной академической хоровой капелле, которая в последние годы стала исполнять и духовные песнопения. Он считает, что благодаря красивому духовному пению многие люди приходят в церковь и обращаются к Богу. Сам он ради Христа много потрудился на возрождении православной веры в городе. При его активном участии в двух домах для инвалидов и престарелых города оборудованы домовые церкви. Сейчас он помогает о.Георгию восстанавливать храм Рождества Христова. Поет там в хоре, и продолжает еще петь в Воскресенском соборе и в церкви патриарха Тихона.

Дай Бог ему здоровья и сил на многие лета!