ПРАВОСЛАВНАЯ ЖИЗНЬ
ОПТИНСКИЕ ИСТОРИИ
Про работников 11-го часа
Рядом с часовенкой оптинских новомучеников – иеромонаха Василия, инока Ферапонта и инока Трофима – есть несколько монашеских могил тех, кто ушёл из жизни недавно.
Часто подхожу поклониться могиле схиигумена Гавриила (Виноградова). Он умер от тяжёлой болезни. Был членом Духовного Собора, помощником братского духовника. Окормлял многочисленных чад, которые сейчас любовно ухаживают за его могилкой.
|
А рядом с ним могилка и простой деревянный крест, на котором написано: «Монах Елисей». И годы жизни: «1935–2005». Монах Елисей не был священнослужителем, в монастырь пришёл уже пожилым человеком. Но сподобился принять ангельский чин и умер монахом.
Интересно, как он пришёл в монастырь уже в пожилом возрасте? Была ли у него семья?
В келье моей соседкой оказалась бабушка лет семидесяти, тихая, скромная. Внимания на неё я почти не обращала, ну разве что только нужно было напомнить ей про обед или подсказать, который час.
И вот я встречаю свою соседку на могилке монаха Елисея. Удивляюсь и спрашиваю:
– Матушка, он вам часом не родственник?
– Родственник, деточка, родственник. До принятия монашества это был мой муж.
Так и познакомилась я ближе с Верой. И она рассказала мне свою историю.
Жизнь Веры была тяжёлой. Родилась она почти слепой и глухой. В семье было много детишек, и больной ребёнок оказался в тягость – приходилось кормить её с ложки. Вера вспоминает безо всякой обиды, как родные сгоряча говорили прямо при ребёнке: «Хоть бы Господь прибрал её!» Спать девочку клали под кровать, там, где темно. Всё равно свет ей не нужен.
Но Вера не умерла, а к школьным годам даже начала видеть. Но слышала по-прежнему плохо. Одно ухо у неё совсем не слышало, а второе, как позднее она узнала, сохранило только 50 процентов слуха. Вера едва разбирала только очень громкую речь.
– Как же вы учились, матушка?
– Ничего, училась потихоньку. На троечки. Вот только диктанты всегда писала на колы да двойки.
Вера вспоминает, как плакала, получив очередную двойку за диктант. А учительница ей выговаривала гневно: «Я такого и не диктовала совсем! Откуда ты только берёшь это всё!» Старшая сестра, видя слёзы Веры, попросила учительницу пересадить её за первую парту, объяснила, что девочка плохо слышит. Но и за первой партой Вера продолжала получать двойки за диктанты. Начнёт учительница диктовать у доски, а потом уйдёт в конец класса. Вера и опять ничего не слышит.
Сколько обид и несправедливости пришлось в жизни пережить! И забыты они, и давно простила ту учительницу за чёрствость. Но вот хранит память горькие слёзы детства.
Подруг у Веры почти не было.
Зато Господь ей послал мужа хорошего. Он не пил, не курил. Работал в шахте. Тяжёлая работа была. Выйдет из шахты весь в поту, пока до дома дойдёт – одежда застынет на ветру, на холоде. Приходит, снимает рабочую одежду, а она, как её поставят, так и стоит вертикально.
Веру муж любил. Идёт, бывало, с работы – купит жёнушке шоколадных конфет, да самых лучших, самых дорогих.
И всё у них было: дача, квартира, полная вещей. Про Бога не вспоминали. Жили, зарабатывали деньги, покупали всё новые и новые вещи. Зачем? Сейчас Вера удивляется этому.
Жили они в Казахстане, и в 90-е годы жить им там стало очень плохо. Начались беспорядки. В магазинах мгновенно всё исчезло с прилавков. Больницу разрушили за ночь, сорвав даже шифер с крыши. На улицу стало выходить страшно, особенно вечером.
И пришлось Вере с мужем бросить всё нажитое и уехать в Россию. Осталась квартира, полная вещей. Тех самых, на покупку которых ушли лучшие годы. И которые теперь даже продать было нельзя – никто не покупал. Уехали в чём были. Машинку швейную захватили с собой. Вот и всё, что осталось от имущества.
Потом на этой машинке Вера обшивала всех знакомых. За работу ничего не просила.
– Мне ничего не нужно! Я всё оставила – всё накопленное. И поняла, что это ничего не стоит.
Я слушаю Веру и думаю о двух своих знакомых. Первая – коллега. Она с увлечением рассказывает всем желающим слушать, как со вкусом обустраивает свою новую квартиру. Обои и цвет мебели одинаковый. Шторы и цвет постельного белья совпадают. Месяц искала по магазинам точного совпадения оттенков, фактуры, подходящего материала – нашла!
Вторая – инокиня. Рассказывает, что пожертвовали монастырю благодетели постельное бельё. Но оно для монастыря не очень подходит. Благодетели хотели покрасивее – с вышивкой, оборками. А для монахинь чем проще, тем лучше. Для них нужно, чтобы для жизни полезно было. А цвет и украшения им не важны. Вот два взгляда на вещи.
Я понимаю, что мысли мои отвлеклись, да и Вера замолчала. Призадумалась. Вспоминает.
Привёл Господь их с мужем в Оптину пустынь.
Было им обоим уже около шестидесяти лет. О Боге никогда раньше не думали. Вера даже и некрещёная была.
Возможно ли, будучи уже пожилым и сформировавшимся человеком, переродиться из неверующего в верующего? Из привязанного к материальным, земным ценностям стать искателем небесных, духовных даров?
Но Вера с мужем были уже не такими, как раньше. Теперь они искали то, что ржа не истребляет.
Веру крестили здесь, в Оптиной. И слух ей даровал Господь. Нет, не чудо какое случилось, просто в Оптиной ей подарили слуховой аппарат. Сколько раньше по врачам ходила, почему-то никто не предлагал ей такой аппарат. И вот Вера впервые в жизни услышала, как поют птицы и шумит дождь, журчит ручей и шелестит трава… Она стала мечтать, чтобы прожить ей теперь столько же лет, сколько жила она глухой.
Раньше Вере постоянно приходилось пользоваться многочисленными мазями, лекарствами, потому что уши болели – так было всю жизнь. А теперь уже десять лет, кроме масла, освящённого на мощах преподобного Амвросия Оптинского, ничем больше Вера не лечится.
А мужу Веры монастырь подарил возможность слышать Христа и идти за Ним. Принял бывший шахтёр постриг и стал монахом Елисеем.
Для Веры монастырь купил комнатку в Козельске. Она обрела в Оптиной духовного отца и выполняла послушания в так называемом «зелёном цехе».
Монах Елисей дарил Вере книги с Житиями святых отцов. Иконочки. Отец Елисей уже умер, а Вера подаренные им Жития часто читает. Не смотрит телевизор. Не читает газет. Только одному верна:
– Возьмёшь Жития, и так они читаются хорошо, как будто воду живую пьёшь из источника. Очень люблю я эти книги читать.
Она рассказывает мне про свою любимую икону и любимые книги. Рассказывает, что сегодня встретила своего духовного отца, старца Оптиной пустыни, и он её благословил. А я с удивлением вглядываюсь в её лицо. Оно преображается. Вместо глуховатой и застенчивой бабушки я вижу одухотворённое лицо, умные глаза, счастливую улыбку.
Вижу перед собой человека, который много испытал и перенёс в жизни. Но нашёл свою «жемчужину». Нашедший которую идёт и продаёт всё, что имел до этого.
Мы приходим к Богу в разное время своей жизни. Почему так? Об этом ведомо только Богу. Но всех принимает милосердный Господь!
Сентябрь 2009 г.
ИСТОРИИ ПРО СТАРЦА
Камертон
Я снова в Оптиной. Дома, на Урале, лежит снег. А здесь сыро, слякоть. Зима ещё не пришла в Оптину. Оптинские коты не спеша разгуливают по мокрой траве, им не холодно. Стаи птиц не торопятся улетать в тёплые края. Звуки оптинских колоколов раздаются звонко и гулко в осенней непогоде. Редкий моросящий дождь подпевает им своей грустной ноябрьской песенкой.
В этот приезд в Оптину моё новое послушание – быть келейницей у старенькой монахини, заботиться о ней. Мать Саломия – духовное чадо оптинского старца отца Илия. Он и постриг её в монахини. Над её кроватью – фотография духовного отца. И первый взгляд, который она встречает по утрам, – это взгляд старца. Я пристально вглядываюсь в фото: глаза добрые, мудрые. Я смотрю на схиигумена Илия, а он внимательно и проницательно смотрит на меня. И я совсем не удивляюсь, когда события моей жизни вдруг удивительным образом начинают переплетаться с образом старца.
Так иногда мы слышим звук и пытаемся вспомнить старую, знакомую песню. Где же она? Вот ещё звук – грустный, как у натянутой струны. А через некоторое время мы слышим такую родную мелодию, что сердце щемит. Или идём по улице и удивляемся – как похож этот встречный незнакомец на старого друга. И в памяти – его образ. Милый и родной. А вечером он приходит в гости и радостно кричит с порога: «Сам не знаю, как собрался к тебе! Дел невпроворот! Но целый день о тебе почему-то вспоминал и вот решил – нужно навестить!»
Так и у меня. Я чувствую, что старец каким-то образом войдёт в мою жизнь. Но как это произойдёт?
...Однако же приспело время из Оптиной мне отправиться в Москву, в книжное издательство. Сделать это нужно быстро, потому что нельзя надолго оставлять матушку одну – она нуждается в уходе. С ней соглашается остаться на день одна из сестёр монастыря, а мой путь лежит в Москву, в Москву!
На автобусе я не смогу обернуться быстро, нужна попутка. И я совсем не удивляюсь, когда с попуткой мне помогает архидьякон отец Илиодор, любимое чадо старца схиигумена Илия, – друг без друга, по мнению оптинцев, они жить не могут, и если они далеко друг от друга, то хоть раз в сутки, да созвонятся.
...Я прислушиваюсь к внутренней музыке, которая, кажется, звучит где-то там – в глубине души. Да, вот ещё один верный звук! Скоро зазвучит мелодия! Как это называется? Предчувствие? Предощущение?
Машина едет быстро, но скорость почти не чувствуется. За окном серый сырой ноябрьский день, а в машине тепло и уютно. Ничуть не удивляюсь множеству икон. Мой вопрос приветливому водителю – и откликнулся, зазвучал камертон. Да, всё правильно! Отец Владимир – московский дьякон, духовный друг отца Илиодора, чадо старца, схиигумена Илия. Пять лет Володя был оптинским послушником. По его словам, это была хорошая школа, давшая внутренний стержень для всей дальнейшей жизни.
Я прошу рассказать мне о старце, и внутри уже звучит знакомая мелодия, и я знаю, что услышу что-то интересное. И отец Владимир, действительно, рассказывает мне истории про старца, которые, с его разрешения, я и передаю.
«Где бы старца найти?»
Произошла эта история довольно давно. Отец Владимир тогда ещё не был дьяконом. И от церкви был далёк. А был он молодым бизнесменом. Занимался строительным бизнесом. И вот дела его стали идти всё хуже и хуже. Навалились всевозможные скорби и испытания. Да так тяжело стало, что и не знал он, как пережить такие трудные и запутанные жизненные обстоятельства. И тут кто-то из верующих друзей посоветовал: «Тебе нужно к старцу обратиться. Ты его совет-то исполнишь, вся жизнь твоя и наладится. Да ещё и помолится за тебя старец-то. Вот и будет у тебя всё в порядке, заживёшь лучше прежнего».
Как это – лучше прежнего – тогда Володя и не представлял. Бизнес лучше пойдёт? Конкуренты исчезнут? Проблем не будет?
Вот сейчас отец дьякон сидит за рулём, и для него главное – духовная жизнь, жизнь по заповедям. А тогда он не знал, как выбраться из жизненного тупика. Но слова о старце крепко запали в душу. Где искать этого старца, Владимир не имел ни малейшего представления. Скорби продолжались, и время от времени он вздыхал: «Совсем невмоготу… Эх, вот найти бы старца…»
Как-то раз вечером ехал Володя на машине по городу, и так вдруг на душе тяжело стало, что подрулил он к обочине дороги, положил голову на руль и так остался сидеть. Вдруг слышит: кто-то стучит в окошечко. Поднимает голову – стоит священник в рясе с крестом на груди и просит его подвезти.
Володя встрепенулся: «Батюшка!»
– Да! Я он самый и есть!
– Батюшка, я вас, конечно, подвезу! А у меня вот проблемы. Старца я ищу…
– Старца? Ну, тогда тебе надо в Оптину ехать. Сейчас ты меня подвези, пожалуйста, до Ясенево. Там Оптинское подворье. А завтра, если хочешь, поедем вместе в Оптину. Хочешь?
А был это, оказывается, отец Симон. Сейчас-то он уже игумен, а тогда был молодым оптинским иеромонахом. Назавтра они и поехали.
Приезжают в Оптину, и Володя первый раз в монастыре оказался. Приехали уже поздно, ночью. Пришли в скит, заходят в большую келью. А там нары двухъярусные. Народу много. Кто молится, кто спит-храпит. «Батюшки-светы, куда это я попал?» – думает Володя. С дороги устал сильно. Попросил соседей разбудить его пораньше – и отключился.
Просыпается, глаза открывает и понять не может, где находится. Светло уже. Вокруг пустые нары, и никого. Смотрит на часы – время одиннадцать. И на службу опоздал! Расстроился сильно. Всё на свете проспал…
Пошёл Володя по утоптанной тропинке к монастырю. Бредёт, головы не поднимая. Слышит, снег скрипит под ногами – кто-то навстречу идёт. Поднял с трудом свою унывающую головушку – а это какой-то старенький монах идёт с палочкой. Остановился и говорит Володе: «С праздником! С воскресным днём! Что невесел?»
А Володя так унывает, что и отвечает с трудом:
– Здравствуй, отец. Не знаешь, где бы мне старца найти?
|
– Старца? Нет, не знаю. А что у тебя случилось-то?
Володя немного приободрился. Обрадовался, что хоть кто-то его проблемами интересуется. Думает: «Как хорошо, что я старого монаха-то встретил! Хоть и не старец, но жизнь-то повидал. Может, мне его Господь послал. Может, он мне чего и посоветует…»
Начал рассказывать. А монах слушает, да так внимательно. Головой кивает. Так, понимаешь, слушает хорошо. Не все ведь слушать умеют. Иногда рассказываешь и понимаешь, что человек только из вежливости делает вид, что внимает тебе. А проблемы ему твои не нужны, ему своих хватает. Или, бывает, слушает и только и ждёт, когда ты рот закроешь, чтобы выложить тебе свои умные мысли. А этот старенький монах так слушал, как будто Володя ему сын родной. И все его беды для него тоже – боль. Так и захотелось этому старому монаху всё, что на душе камнем лежит, рассказать. Всё ему изложил. Все проблемы. Так, мол, и так, отец, совсем невмоготу, как и дальше-то жить, не знаю. А монах выслушал внимательно и говорит: «А ты хоть кушал сегодня?»
– Да какое там кушал, отец! Не разбудили меня! На службу и то опоздал. И со старцем не встретился! Понимаешь, старцев нет нигде!
– Понимаю, старцев нет, одни старички. Пойдём-ка вместе в трапезную.
|
И пошли. Только чувствует Володя, что настроение у него резко изменилось. Голову поднял, смотрит вокруг – красотища! Снегу навалило! Сугробы белые, снег белоснежный, в Москве такого не бывает. Искрится на солнышке. Воздух чистый, морозец лёгкий. Солнышко в небе голубом. Хорошо! Где-то колокола звенят, а в воздухе такая благодать разлита, что не радоваться жизни невозможно, что впору кувыркаться в снегу. Монах старенький вместе с ним идёт со своей палочкой, улыбается себе под нос. Не успели они пятьдесят метров пройти – навстречу толпа людей. Смотрит Володя – все они к старенькому монаху бегут благословляться. Радостные такие. «Батюшка, батюшка!» – лепечут. Вот уже и Володю оттеснили. Каждый что-то спросить у монаха хочет. Володя посмотрел-посмотрел да и спрашивает у одной пожилой паломницы:
– Простите, а что, здесь всех старых монахов такой толпой встречают?
– Чего ты там такое говоришь-то? Каких таких старых монахов? Да ты знаешь, кто этот старый монах? Да ведь это старец!
– Как старец?!
– Да я же тебе говорю, что это старец известный оптинский, схиигумен Илий. Что ж ты такой бестолковый-то!
Володя даже присел:
– Как так – старец?! А он сказал, что старцев нет, одни старички! А я-то ему даже вопросы свои не задал. Вот была возможность – и ту упустил!
Тут из толпы паломников тот самый монах, который старцем оказался, выбирается и машет Володе рукой – за собой зовёт. Все сразу на него внимание обратили и стали в спину подталкивать:
– Иди скорей, батюшка зовёт!
Пришли они со старцем в трапезную. Володю с послушниками посадили. А он и есть-то толком не может, переволновался. Да ещё в куртку, в карман нагрудный полез за телефоном, а там привычного пакетика нет, в котором водительские права лежали. Неужели потерял?!
После трапезы подходит к Володе один послушник и говорит:
– Вас батюшка отец Илий зовёт.
Приводит он Володю к старцу. Все заготовленные Володей вопросы из головы повылетали от волнения. Только и смог промямлить:
– Батюшка, как же я домой-то доеду?!
И замолчал. Про права не знает, что сказать: потерял, выронил? Может, на нарах в келье лежат? А схиигумен Илий ему и говорит:
– Это ты про права, что ли? Ничего, найдёшь. Ты дома их оставил, они у тебя в другом костюме в кармане лежат. А до дому-то ты действительно можешь не доехать. Отгонишь машину свою в мастерскую, там пусть её посмотрят хорошенько. И ещё. Нужно тебе потом вернуться в Оптину, пожить здесь – потрудиться, помолиться. А теперь давай-ка благословлю на дорогу. Ангела-хранителя!
Вышел Володя из трапезной. На душе так легко! И вопросы все показались такими мелкими и ненужными. А главное – так захотелось в Оптиной пожить!
Когда машину в мастерской посмотрели, оказалось, действительно, серьёзная неполадка. И могла быть даже авария.
Едет Володя домой без документов, на полпути – пост ГАИ. Скорость сбавил. Дорога пустынная, и смотрит он – к нему гаишник идёт, жезлом крутит. Сам на Володю так весело посматривает, чуть ли не подмигивает. Володя начинает тормозить и думает: «Ну, всё». Только гаишник свой жезл стал поднимать, как у него в кармане сотовый зазвонил. Он сразу же в другую сторону отвернулся, телефон достал и стоит разговаривает. Володя и проехал.
И доехал так быстро, будто ангелы донесли машину вместе с водителем. А дома, как старец и сказал, документы нашёл. В кармане другого костюма лежали.
И проблемы у Володи сами собой решились. Ну, не сами, конечно. Старец хоть и ничего особенного ему не сказал, морали не читал, а помог. Он просто помолился за Володю. «Многое может молитва праведного…»
Жизнь Владимира стала совсем иной. Пять лет послушания в Оптиной, а сейчас вот дьяконом служит. Видимо, с Божией помощью, скоро рукоположат во священники. Вот как закончились Володины поиски старца.
* * *
Я слушаю этот бесхитростный добрый рассказ и вспоминаю слова святых отцов о промысле Божием, запавшие в душу. Достаю свою толстую, потрёпанную записную книжку и в полутьме машины читаю почти на память вслух:
«Господь, Которому вся возможна, силён устроять любые внешние обстоятельства для Своих избранников. Нет сомнений, что в подходящее время Он приведёт ищущего спасения человека в нужное место и поместит его в подобающие условия».
Отец Владимир согласно кивает и сворачивает к заправке. Заправляем машину, пьём кофе и едем дальше. Быстро опускаются ноябрьские сумерки. А отец дьякон, передохнув, рассказывает мне ещё одну историю.
Завтрашний день
Отец Владимир знает многих чад своего духовного отца – схиигумена Илия. В том числе был знаком с одним бизнесменом и его водителем, про которых и пойдёт дальше речь.
У бизнесмена этого дела плохо шли. И вот как-то раз удалось ему, видимо по милости Божией, обратиться за помощью в Оптину, к старцу. По молитвам отца Илия дела пошли на лад. Рост материального благосостояния был налицо. На радостях бизнесмен приезжает к батюшке:
– Батюшка, дела хорошо так пошли! Вот хочу поблагодарить Господа! Благотворительностью хочу заняться! Что бы мне такое хорошее сделать? Батюшка, отец Илий, может, вам что-то пожертвовать?
– Мне ничего не нужно. А если хочешь доброе дело сделать, Господа поблагодарить, то помоги вот одному бедствующему храму. Он, правда, не в Оптиной, но я тебе адрес дам.
– О чём разговор, батюшка дорогой?! Конечно, помогу! Давайте адрес, завтра же и пожертвую!
Проходит месяц, другой, а ему то некогда, то неохота куда-то ехать, то вроде и денег уже жалко. А в Оптину всё тянет. Постоит на литургии, исповедуется, причастится. Опять сердце загорится у него. Дела-то хорошо идут. Подойдёт к старцу под благословение:
– Батюшка, я вот хочу пожертвовать что-то, доброе дело сделать! Кому помочь?
– Ну что ж, если хочешь доброе дело сделать, вот приюту помоги. Очень они нуждаются.
– Да я завтра же поеду в этот приют! Да я им так помогу! Книги духовные могу купить! Игрушки! Фрукты! А то иконы пожертвую!
Проходит месяц, другой – забыл о приюте. Да и адрес куда-то завалился.
Повторялось подобное не раз. И однажды старец как-то странно ему ответил. Он батюшке:
– Какое мне доброе дело сделать? Вот иконы кому-нибудь пожертвую! Завтра же! Много икон!
А схиигумен Илий вместо того чтобы, как обычно, адрес какой-то назвать:
– Да ты теперь хоть одну только иконочку купи и пожертвуй.
– Почему одну?! Да я завтра же много икон куплю и пожертвую!
– Да нет, тебе теперь хоть одну бы успеть.
Вышел бизнесмен из храма, садится в машину и говорит водителю:
– Какой-то батюшка сегодня странный. Я ему говорю, что хочу много икон купить и пожертвовать. А он мне про одну икону отвечает. Дескать, чтобы я успел хоть одну пожертвовать. Странно очень. Ну, ладно, одну-то купим. Сейчас, что ли, купить? Ладно, иди сходи в лавку, купи одну икону.
А водитель, человек верующий, обычно всегда кроткий был. А тут вдруг не согласился:
– Не пойду, вам старец благословил купить, вы сами и купите.
– Ну, какая ерунда! Да что вы сегодня, сговорились все, что ли, спорить со мной?
Вышел он из машины, сходил, купил икону, поехали домой. Проезжают мимо одного храма. Видно, что храм нуждается в ремонте.
– Во, сразу видно, что храм бедный. Вот ему и пожертвую.
Взял бизнесмен из машины икону, унёс в храм. Вернулся. Едут дальше. Только километра не проехали, как он водителю и говорит:
– Что-то я как-то устал сегодня. Останови-ка машину, я немного отдохну.
Вышел из машины, прилёг на траву. И умер.
...Я слушаю эту короткую историю и молчу. Потом говорю: «Всё-таки старец-то не бросил его, не отвернулся. Молился за него, наверное. Вот он и сделал доброе дело перед смертью. Разбойник тоже вот только и успел сказать: помяни мя, Господи, егда приидеши во царствии Твоем».
Отец дьякон кивает головой и отвечает грустно: «Да, оно так, конечно. Суды Божии – бездна многа. Но помнить нужно всегда: всем обещано прощение исповеданных грехов. Но никому из нас не обещан завтрашний день».
И мы едем дальше и долго молчим. А сумерки сгущаются, и день подходит к концу.
Ольга Рожнёва
Ноябрь 2009 г.
Оптина пустынь
 | назад |
| вперед |  |
