РАССКАЗЫ НАШИХ ЧИТАТЕЛЕЙ


«УХОДИЛИ МЫ ИЗ КРЫМА...»

Паломничество по храмам курортного полуострова

Снова лето – время путешествий, долгих крестных ходов, паломнических поездок. Нынешний сезон на страницах газеты мы открываем крымскими заметками нашего читателя вятчанина Георгия Ломакина. Ныне эта земля, увы, стала яблоком раздора для политиков. Но, посещая вслед за паломником святыни полуострова, понимаешь, что всё-таки Крым не заграница, а часть нашей общей Родины.

Прима Крыма

…Улочка с палатками кич-сувениров. Везде, где можно остановиться, стоят машины, микро- и макроавтобусы. Вокруг – разномастный народ, одеты кто во что, снуют, громко разговаривают, прицениваются. Полчаса всего отводится на экскурсию. Вот она – оборотная сторона популярности.

Храм в Форосе – популярнейшее место Крыма. Горный пейзаж с форосским храмом на скале – наиболее расхожий сюжет крымских почтовых открыток конца XIX века: каменный треугольник, выступающий из моря зелени, с храмом Воскресения Христова на вершине. Когда туман перевалится через гряду и закроет всё сверху молочной дымкой, церковь – как золотой маяк. Она была построена в память о спасении императора Александра III 17 октября 1888 года во время крушения царского поезда.

Воскресенский храм называют форосским чудом. Им любовались и молились здесь император Николай Второй с супругой и дочерьми. И советские правители не могли пройти мимо такой красоты. Говорят, уже пустующий храм посещал Сталин: заходил внутрь и долго стоял там в задумчивости. А о другом правителе – Хрущёве – вспоминают, как он однажды решил угостить обедом в ресторане, располагавшемся в то время в храме, путешествующего по Крыму шаха Ирана. Шах, разобравшись, что к чему, отказался от такого предложения. Сконфуженный и раздосадованный, Хрущёв приказал ресторан ликвидировать, что и сделали. Но здание храма, к счастью, было сохранено. А восстанавливать его начали благодаря Раисе Горбачёвой: когда строили генсеку дачу, она посетила храм и отдала распоряжение о его скорейшем восстановлении.

В 1990 г. церковь была передана верующим. С этого же времени восстанавливал храм настоятель отец Пётр (Посаднев). Здесь же произошла трагедия – не сказать об этом просто нельзя. 20 августа 1997 года отца Петра нашли зверски убитым. Злоумышленник, бывший солдат, участвовавший здесь ранее на восстановительных работах, после демобилизации специально приехал на грабёж. По оценкам знавших о. Петра людей, это был удивительной души и высокой духовности человек.

Идём полюбоваться храмом – а навстречу батюшка из храма. Мы – под благословление.

– Откуда такие прихожане?

– Из Вятки. Знаете?

– Конечно, знаю, – отвечает отец Евгений. – Митрополит Хрисанф у вас. К нам как-то приезжал дьякон из вятских, отец Сергий. На старых «Жигулях», шины лысые. Я ему говорю: «Ты куда это приехал на таких колёсах? Здесь же горы!» А он только улыбается: ничего, обошлось. У вас какой-то крестный ход совершается большой – мне кассету подарили, где снято на видео.

– Да, Великорецкий ход.

– Мне захотелось пройти...

– Приезжайте, только с силами соберитесь, шесть дней на ногах, – предупреждаю батюшку.

– Каждый в своей жизни должен что-то преодолеть, – ответил он. – Ну, с Богом!

Эта мимолётная встреча надолго подняла нам настроение.

На Центральном холме

В Севастополе на Центральном холме стоит знаменитый адмиральский собор. Задумал его построить ещё адмирал Михаил Петрович Лазарев. Но в 1851 г. он умер, и его похоронили в склепе на месте будущего Владимирского собора. Летом 1854 года был заложен фундамент, но началась Крымская война. Погибших адмиралов, учеников Лазарева – В. А. Корнилова, В. И. Истомина, П. С. Нахимова – похоронили рядом. Таким образом будущий собор стал усыпальницей адмиралов. (Позднее вдоль фасадов собора были захоронены ещё девять адмиралов). Храм, закрытый в 1932 г., сильно пострадал в Великую Отечественную войну. С середины 60-х его начали восстанавливать, а с 1991-го в соборе возобновлены богослужения.

Большой однокупольный храм в византийском стиле. Хвойные деревья, каштаны вокруг. Чёрные мемориальные доски с именами адмиралов на стенах. Живописнейший интерьер, мозаичный пол, расписанные стены, орнаменты.

В соборе находится и частица мощей святого праведного воина Феодора Ушакова – ведь он тоже был адмиралом. У южной стены – большой деревянный киот с образом священноисповедника Романа Медведя (†1937), настоятеля храма с 1907 года. В 1912 году протопресвитер Черноморского флота о. Роман исповедовал приговорённых к расстрелу матросов взбунтовавшегося линкора «Святитель Иоанн Златоустый». После этого долго не мог успокоиться, не спал, а впоследствии о соблазнах революции написал брошюру «Дисциплина и товарищество». В 1917 году один из матросов, уличённый батюшкой в краже церковных денег и ставший во время революции председателем ревкома, настоял на приговоре батюшки к расстрелу. Но о. Романа предупредили. И всё же ему не удалось избежать репрессий… Ныне мощи о. Романа покоятся в Москве, в храме Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе (об о. Романе Медведе читайте в «Вертограде»).

Под одним покровом

Притягательное место побережья близ Ялты, скрытое зелёным покровом парков и садов, – «рай земной, имя коему Ореанда», по определению великого князя Константина Николаевича. Здесь, в этом раю, в 1885 году он построил церковь Покрова Божией Матери. Сверху, с Царской тропы и с дороги, виден красноватый конусообразный (грузинский) треугольник купола. А далее – безграничная голубизна моря, сливающегося с небом.

Знаменит храм тем, что его часто посещала Царская Фамилия – вообще этот посёлок являлся её собственностью. Здесь служил в октябре 1894 г. вызванный к больному императору Александру III праведный Иоанн Кронштадтский. Здесь причащалась преподобномученица Великая княгиня Елизавета.

Облик храма благороден и изящен. Спускаемся по крутому склону. Скалы. Огромные, увитые плющом деревья. В конце тенистого тоннеля ослепительно-яркий свет – белоснежная стена храма. Никого. Только листья деревьев разговаривают под лёгким дуновением ветра. Откуда-то подошёл человек в синей, измазанной краской куртке. Познакомились. С Александром входим в прохладную тишину храма, под покров мозаичных панно Антонио Сальвиатти. Какие яркие краски! Над смальтой время не властно. Под куполом – редчайшее по теме изображение Иисуса Христа в отроческом возрасте. Александр деликатно оставил нас одних в храме на время, затем тихо появился вновь.

«Трещина под куполом – это когда трактором крест стаскивали. Не смогли. Потом спилили. А трещины на панно Покрова – это от землетрясения 1927 года. Изображение Иисуса Христа сохранилось хорошо, так как оно было зашито потолком. А другие панно пострадали в разной мере...»

Спрашиваем: «А что это у алтаря за обломок из металла, с ажурным узором?» Оказалось, это сохранившаяся часть креста, который был на храме. Мраморный пол холодит колени, крест холодит губы...

Захотелось расспросить Александра – не зря же послал Господь такого словоохотливого «гида». «А приход-то у вас есть?» – «Есть, конечно. И из других городов приезжают на службы к нам. У нас вообще много священников бывает, монахов. Все, кто лечится в Крыму, к нам приходят... Поминания, пожалуйста, пишите. У нас требы бесплатные. И крещение, и венчание тоже».

На улице Александр в раздумье: что бы ещё нам показать. Вспомнил: «Ещё у нас есть “чеховское место” – и показывает на выкрашенную зелёной краской лавочку. Мы сомневаемся: неужто столетней давности? «Ну, конечно, воссоздана», – признаёт наш «экскурсовод».

Это ничего, вид-то всё тот же – горный зелёный склон, кипарисы, Аю-даг, море... Этим видом отсюда любовались со скамейки Антон Павлович с дочерью ялтинского священника Александра Терновского Надеждой, на этом же месте сиживали более известные всем нам литературные герои – Гуров и Анна Сергеевна. Они «сидели на скамье, недалеко от церкви, смотрели вниз на море и молчали... глухой шум моря, доносившийся снизу, говорил о покое, о вечном сне, какой ожидает нас. Так шумело внизу, когда ещё тут не было ни Ялты, ни Ореанды, теперь шумит и будет шуметь так же равнодушно и глухо, когда нас не будет. И в этом постоянстве, в полном равнодушии к жизни и смерти каждого из нас кроется, быть может, залог нашего вечного спасения, непрерывного движения жизни на земле...»

«В советское время, – продолжал Александр, – вы сюда не смогли бы зайти. Закрытая территория. Видите, здания белеют – госдача. Хрущёв, Брежнев, сейчас первые лица Украины». «А они оттуда приходят к вам в храм?» – полюбопытствовали мы. «Да никуда они не ходят», – махнул он рукой.

Простились мы сердечно, и на прощанье Александр мечтательно произнёс: «Может, скоро с Россией соединимся...»

«Вверните лампочку!»

Такого умилительного по своей простоте и бедности храма мне встречать ещё не доводилось. Какие контрасты! Пару дней назад мы любовались парадной красотой форосского храма, росписями Корзухина и Маковского, дворцовой мозаикой Сальвиатти в Ореанде. Сегодня же...

В первую же прогулку по узким улочкам обнаружили на каменном заборе, на куске жести выведенную краской вывеску: «Храм Покрова Божией Матери». А где же, собственно, храм?

Прилепленные к склону домики, увитые виноградом терраски. Ничего хоть отдалённо напоминающего храм не просматривалось. Вроде и заблудиться негде. Прошёл наугад по узкой терраске и нашёл-таки спрятанную в листве дверь. Но на ней – замок.

Мы пришли сюда всё же ещё раз – на всенощную перед праздником Покрова. Белёные стены, низкие потолки. В основном бумажные и картонные иконы. В храме человек двадцать, и уже тесно. Обстановка домашняя (да какой же ей ещё быть?). Одна из певчих – их всего трое – подаёт мне лампочку: «Вверните, пожалуйста!»

После службы прихожане двинулись в гору, по крутым улочкам Симеиза – на молебен перед строящимся храмом. Из подслушанных разговоров бабушек: «Как вот потом идти, когда обледенеет-то? Так круто». – «С Божией помощью!»

Пришли. Благословились у батюшки. Сказали, откуда мы. «Не знаете Вятку?» – «Не знаю». – «А отец Евгений из Фороса знает...» – «Так у него храм построен. Он в Москву ездит. А мне приходится только за цементом и камнем мотаться».

Строящийся храм, около которого мы стоим, уже имеет основание стен. Как большинство зданий в Крыму, возводится он из пиленого ракушечника. Опалубка, леса. Покачивается на ветру торчащая вверх арматура. Теперь-то, должно быть, он уже под куполом.

Сегодня солнечно, но ветрено, все в куртках. Для Крыма такая погода – почти зима. Подметают пол внутри будущего храма, убирают крупный мусор. Накрывают столы из досок – для иконы и креста и для последующей общей трапезы: горячий компот и булочки. Настроение у всех приподнятое, все шутят, улыбаются. Какая-то старушка ходит с бутылкой виноградного вина и стаканчиком: «Пробуйте... мускатель... Сладкое! Такое только в Крыму». А и без вина радостно.

...Отец Евгений Халабузарь окропляет стены будущего Покровского храма, всех нас. И вспоминается: «Ничто так не угодно Богу, как простота».

«Цветите как лилия»

Не сверкает примечательной красотой и изысканностью форм храм Феодора Тирона. Проста его история. Построен в древности греками, жившими в Верхней Аутке, – и до сих пор его зовут греческим. После переселения христиан в Приазовье обветшал. Впоследствии был восстановлен. В 1898 году храм был разобран и выстроен новый. Новому строительству оказывал помощь А. П. Чехов – его ялтинская «Белая дача» рядом.

Как раз в дом Чехова и приезжали мы и зашли в стоящий неподалёку, зажатый домами храм. Свежеоштукатуренные белые стены без росписей. Иконы – частью старые, частью новые. Обычный вид церкви, восстанавливаемой без денег. Послереволюционная история храма типична: закрытие, запустение…

Поклонились, поставили свечи. Был будний день, в храме ни души. Вроде и делать больше нечего – пора уходить. Но почему-то я обратился к мужчине, дежурившему за прилавком свечного ящика: «А что вы можете нам рассказать о вашем храме?» «Много чего можно, – начал он медленно и раздумчиво, – но не всем». И изучающе осмотрел нас – обычную спортивно-курортного вида супружескую пару.

Я думал, что он расскажет что-нибудь из истории храма, а дежурный подвёл нас к аналою с лежащей на нём иконой.

– Икона Божией Матери Почаевская, – проговорил он. – Обычная литография. Была совершенно выцветшая, блёклая. Обновилась в 2002 году.

Мы прошли к другому аналою.

– А вот, наоборот, старая икона, Успения Божией Матери. Была совершенно чёрная, так что почти невозможно было разобрать, что изображено. Обновилась, просветлела. Смотрите, прямо мазки видны.

Мы ахаем и качаем головами, а нас тем временем подводят к следующему аналою:

– Иверская икона Божией Матери, под стеклом. Так на этом стекле появилось негативное изображение образа… Но мы ничего не афишируем: случилось и случилось. Почему случилось, почему здесь – мы не знаем. Ничего особенного на приходе у нас не происходит. Правда, было ещё одно событие на Благовещенье 2003 года. В правом приделе в углу стоял фонарь, запылился уже – давно не использовали. И сам собой загорелся! Сначала ярко – осветился весь придел. Потом одна свеча горела. Позвонили владыке Лазарю, стали читать акафист. По окончании акафиста огонь потух. Причём, когда посмотрели, от свечи не осталось и следа, ни капли воска – как испарилось...

Дежурный достал из ящика и дал мне почитать тетрадные листки, исписанные очевидцами чуда. Такое обилие чудес в одном месте... «Это ещё не всё! – радостно «убил» нас напоследок дежурный. – У нас расцвела засохшая лилия!» И он подвёл нас к Казанской иконе Божией Матери и фотографиям иконы с лилией – сухой стебель и свежий цветок. Подарил листок с отпечатанным текстом, в котором были слова: «Цветите как лилия, распространяйте благовоние и пойте песнь» (Сир. 39, 18).

«Лев» из Алупки

Сегодня – в Алупку. Погулять по парку, зайти в храм Архангела Михаила. Но где дорога к нему? Прохожие, спасибо, подсказали. Поднимаемся в гору: я впереди, жена сзади. Увлекшись дорогой, я не заметил собачью будку. Из неё неторопливо вылезла громадного вида псина. Лев с постамента алупкинского дворца и тот, наверное, меньше. Возможно, московская сторожевая. Интересно, что она намерена делать? «Лев» с глухим рычанием, сделав пару прыжков, бросился на меня, передними лапами-кувалдами упёрся мне в живот и вонзил в меня зубы... Слава Богу, только в свитер. Я попятился – свитер тянется как резиновый, а «лев» не разжимает сомкнутых челюстей. Наконец, оставив в его пасти клок, я упал на спину, на землю, ногами верх. Опасность не миновала: начнёт пёс рваться с цепи – может её порвать. Справа ярятся другие собаки, зовёт на помощь жена. Жду, что, может быть, на лай выйдут хозяева и меня освободят.

Сзади стена, слева «лев», справа собаки, спереди забор – западня! Молюсь: «Богородице Дево, радуйся, благодатная Марие, Господь с Тобою...».

Так... Никто не приходит. Может, через забор? Медленно передвигаюсь. Псина остервенело лает, но цепь держит его... Перемахнул через забор. Жена встречает. Только тут я, наконец, испугался: ноги ватные, сердце колотится.

Оказывается, ворота в храм были чуть дальше. Как тут не скажешь: «Враг завёл!» Для успокоения нам пришлось выпить по бокалу вина, которого в Крыму искать особо не надо. А в храме Архангела Михаила сел на лавочку и рассеянно смотрел, как бабушка топит буржуйку бумагой.

«Батюшка у нас хороший, – рассказывала она между делом. – Никогда не выгоняет из храма. И другим не разрешает. Говорит, надо быть терпимыми – люди отдыхать приехали...»

Рассказали, что с нами случилось. «Что вы! – замахала она руками. – Там склады у одного нашего бизнесмена! Он все кафе в Алупке держит. Вообще-то, это наша территория. Ну, хоть какие-то деньги за аренду имеем».

«Выйдите из монастыря!»

Ещё в одно место мечтали мы попасть в Крыму – в Балаклаву, так называют Балаклавский Свято-Георгиевский монастырь. Пришлось изрядно покружить, блуждая между дачными посёлками и воинскими частями, но вот и мыс Фиолент, Мраморная бухта.

Каменный великан-носорог погрузил в воду свою голову и заснул. С моря дул сильный ветер, и море оплескивало каменное тело носорога. Посреди Мраморной бухты неровной трапецией – скала. А на её вершине – символ бессмертия и вечной жизни, Крест! Это скала Георгия Победоносца. Место более живописное едва ли найдётся во всём Крыму. Здесь, на краю обрыва, расположен Свято-Георгиевский монастырь.

Знаю, что в музеях так не полагается, но в монастырском музее, улучив момент, когда смотрительница отвернулась, я приложился к древнему образу святого Георгия. С монументальным достоинством смотрел на меня святой великомученик. Как смотрел тысячу лет на приходящих в его обитель.

Святая древность...

Здесь, в обители, молилась братия о победе русского оружия над англо-галлами. В этих стенах бывали Пушкин, Грибоедов, Чехов, а окружающую монастырь красоту переносили на холст Айвазовский и Верещагин. Бывали здесь в гостях и царственные особы – Николай Первый, Александр Освободитель, Александр Миротворец, а святые Царственные страстотерпцы Николай Александрович и Александра Феодоровна собственноручно заложили камень в основание так и невыстроенного храма Вознесения Господня...

Как-то император Николай Александрович приехал сюда неожиданно, и двое схимников-затворников, проводивших свой земной час в молитвах в разных пещерах, одновременно вышли и застыли в поклоне царю, Святым Духом прозрев его будущность. И все дивились этому чуду.

А потом – разорения, надругательства и запустение. Но, может быть, кто-нибудь тайком молился здесь великомученику Георгию о победе над врагом в жесточайшей из войн человечества?.. И вновь свет литургии засиял в древнейших стенах пещерного храма.

Но порядки здесь, должен заметить, строгие, к «отдыхающим» никакого снисхождения.

– Что у вас за вид? – отчитывает мою жену отец А. – Юбка с разрезом!

Жена молчит. Я от неожиданного выпада нагнулся и стал изучать юбку внизу, искать разрез. Действительно, нашёл – сантиметров десять. И как он этот разрез углядел.

– Что, с таким нельзя? – еле проговорил я.

– В такой одежде – нельзя!

– У нас другой нет...

– Выйдите из монастыря!

Не могу поверить звучащему приговору. И за что? Нас не допускают на литургию...

800 ступенек – по склону к морю. Ступеньки были сделаны к 1000-летию обители, к тому же юбилею был водружён крест на скале. Вновь поставлен крест к 1100-летию монастыря, в 1991-м. Восстанавливал разорённую обитель отец Августин (Половецкий). К большой жалости всех, он погиб в автокатастрофе в 1996 году. За семь лет своей деятельности архимандрит Августин восстановил три обители и семь церквей.

Длинный спуск с изменяющимся из-за разницы в ракурсе пейзажем, видом Мраморной бухты и мыса Фиолент. Дождь давно кончился, и скалы блестят, сверкают в новом дне. Блестит красная галька яшмового пляжа. Глядя на неё, вспоминаю стихи:


Уходили мы из Крыма,
Среди дыма и огня.
Я с кормы, всё время мимо,
В своего стрелял коня...
Мой денщик стрелял не мимо,
Покраснела чуть вода...

«А меня сколько раз выгоняли...»

У машины нас ждёт водитель Саша, на лбу почему-то прилеплен кусочек бинта. «Ветер такой, что не удержал крышку багажника – и по лбу. Болит...»

В молчании бродили по улицам, прощались с Крымом. Не шло из головы это: «Выйдите из монастыря!» Попробовали искать причину в себе – и к вечеру вспомнили с женой один эпизод, один наш грех. Решили, что из-за него нас не допустил Господь в обитель, и немного успокоились, чуть повеселели.

Но милосердный Господь приготовил для нас другое утешение – в Киеве, на Лесном кладбище. Здесь среди других белых монашеских крестов и крест монахини Алипии. (Материал подготовлен до перенесения останков старицы. – Ред.) Её могилу видно издалека. Большой деревянный крест весь в цветах, в цветах и могила. Около могилы люди, с ними батюшка. Рядом на столике – брошюры о матушке, фотографии, открытки: обычные и с нимбом, сделаны под икону. Продавцы этого товара – какие-то неблагообразного вида парни (это впечатление потом подтвердилось).

Подходим с некоторой опаской к батюшке (после Фиолента боишься уже: вдруг и здесь свои особенности). Благословились. «Цветы принесли! Давайте в воду, – священник тут же взял у нас букетик. – Да они у вас сухие – бессмертники. Тогда вот сюда», – и вставил букетик среди цветов на кресте. «Можете пометки написать. Мы тут служим. Я, правда, только панихиду закончил...»

Встали у могилки. Матушка Алипия на фото на кресте. И у меня в голове вдруг ясно сложилась фраза: «А меня сколько раз выгоняли...» Я удивлённо подумал: «Да это же мне матушка Алипия так быстро ответ дала – я и спросить не успел». И такое облегчение наступило. Кто знаком с жизнеописанием матушки Алипии (Агапии Тихоновны Авдеевой), тот знает – она часто шумела во время службы, кому-то грозила, размахивала палкой, и её, бывало, выставляли из храма. (О м. Алипии читайте в «Вертограде».)

А жену тем временем, оказывается, двумя конфетками угостили. Матушка Алипия всегда кормила всех, кто к ней приходил.

Постояли, пожаловались, попросили матушку о решении своих проблем. Приложились ко кресту. Я подошёл к столику с брошюрами. Спрашиваю у продавца: «А её что, уже канонизировали?»

За продавца ответил батюшка:

– Нет, – мы потихоньку вместе стали удаляться от могилки. – Это тут так… промышляют, не от церкви. Матушку не канонизировали. Я не хотел при этих ребятах говорить. А вы что, из России?

– Да, из Вятки, знаете такие края?

– Знаю, – улыбнулся батюшка. – А я вот только что из Нижнего Новгорода. В Дивеево был, там у меня дочка. Полон впечатлений…

– Ну... благословите нас, батюшка!

– Бог благословит!

г. Киров

назад

вперед



На глав. страницу | Оглавление выпуска | О свт.Стефане | О редакции | Архив | Форум | Гостевая книга