РАССКАЗЫ НАШИХ ЧИТАТЕЛЕЙ
«КАЛИНКА»
Святочный рассказ
Галинка прильнула к приоткрытой двери директорского кабинета и, затаив дыхание, слушала. Девочка понимала, что поступает нехорошо, но она обязательно должна была знать, что происходит там, внутри. Сегодня в детском доме гости, и эта новость мгновенно облетела оба этажа старинного здания. Кабинет Анны Сергеевны маленький, и, если встать к самой двери, можно без труда услышать всё. Их было двое – красивая печальная женщина в чёрном кружевном платке и высокий мужчина.
– Мы похоронили сына. Он больным родился и все четыре года своей жизни болел, – проговорив это, женщина замолчала, поспешно достала из сумочки носовой платок и зарыдала, уткнувшись в него.
– Олюшка, не плачь, – ласково заговорил мужчина, обнимая жену. – Мы всё сделали, что могли, чтобы сына спасти, но на всё воля Божья. Своих детей у нас уже не будет. Одного вот у Господа вымолили, да и тот...
Мужчина напряжённо замолчал. Жена сжала его руку и продолжила сама:
– Мы хотим усыновить мальчика, пусть даже больного.
– Лучше больного, – уточнил мужчина.
Галинка облегчённо вздохнула. «Слава Богу!» – перекрестилась она и весело побежала по коридору.
Галинке 7 лет, она живёт в детском доме уже больше года. После смерти мамы, а потом и бабушки девочку привезли сюда из деревни. Галинке здесь нравится, её любят воспитатели и даже строгая директриса Анна Сергеевна. В детском доме хорошие игрушки, книги, вкусно кормят, а в праздники бывают поездки в кукольный театр или в музей. На следующий год Галинка пойдёт в школу, будет хорошо учиться, а потом вернётся домой, в деревню. Там её дожидается изба, которую построил ещё прадедушка, огород, обнесённый покосившимся забором, старая яблоня, кусты шиповника и чёрной смородины. Встреча с родным домом будет нескоро, но обязательно будет. Цветущий шиповник, редкие ягоды на одичавших кустах, тёплую изразцовую печь в избе девочка видела в своих снах, и это помогало ей переносить разлуку.
В детском доме у неё много друзей, но особенно она привязалась к малышам: хроменькому мальчику Костику и толстой Соне. Вот и сейчас Галинка бежала к ним с хорошей новостью. В большой комнате, застеленной коврами, копошились малыши. «Дака Гака!» – закричала толстая Соня и кинулась к Галинке. Следом за ней к девочке бросился Костик.
Эти дети были особенными. У них вообще никогда не было ни мамы, ни папы. У Галинки мама умерла, у некоторых родители были в тюрьме, у других мамы были, но они сами бросили своих детей. У Костика и Сони родителей не было совсем. Галинка долго думала над этой загадкой и пришла к выводу, что не все дети рождаются от мам и пап. Некоторых посылает на землю Бог. Этих деток делают на небе из лёгких птичьих пёрышек, из лепестков райских цветов, и Ангел несёт их на землю. Ангел, видно, обронил Соню и Костика, не долетел до их родителей, а добрые люди подобрали и принесли малышей в детский дом.
В том, что они с небес, Галинка не сомневалась нисколько. Старшие дети смеялись над этим, но Галинка защищала своих питомцев, до хрипоты отстаивая их небесное происхождение, а иногда даже дралась с обидчиками. Если они не с неба, то почему четырёхлетняя Соня до сих пор говорит на языке, который никто не понимает? Много раз Галинка наблюдала, как Соня сидит у окна одна и беседует то с голубем, то с синичкой, присевшими на подоконник. Соня говорила только несколько слов. Это были слова: «дом», «дака», что означало «девочка», «Гака», как Соня называла Галинку, и «Коки» – так на её «птичьем» языке звучало имя Костик. Себя Соня называла почти правильно – Соя.
Костику 5 лет, это очень худенький белобрысый мальчик. Ни у кого из детей нет таких больших небесно-синих глаз. «Кроме того, – твердила Галинка, – почему Костик хромает? Он ушиб ножку, когда его уронил Ангел! И ещё Костик такой добрый и послушный, каким может быть только тот, кто родился на небе».
Галинка села на маленький стульчик, посадила рядом с собой Костика и Соню и открыла книгу с яркими картинками.
– Дерево, – произнесла Галинка, показывая пальцем на нарисованную в книге берёзу. Соня должна была повторять слова за своей учительницей, но у неё ничего не получалось.
– Соня, старайся! – сердилась Галинка.
– Сонечка! Ворочай язычком, ну пожалуйста, – умолял Костик.
– Ко-за, тра-ва, – медленно, по слогам твердила Галинка.
Соня смотрела в книгу и бормотала что-то непонятное. Костик нервничал. Соне обязательно нужно научиться говорить, потому что скоро Рождество, будет большой концерт, а Соня опять выступать не сможет. Костик тоже не участвует в концерте, потому что пугается чужих людей и начинает плакать. Ночью он тоже часто плачет. Соня всегда просыпается и пробирается к его кроватке. «Бобо, Коки?» – спрашивает Соня. «Мне страшно!» – тихонько всхлипывает Костик. Соня садится на край кроватки, гладит мальчика по голове и шепчет: «Пай, пай! Паю-пай!» Часто воспитательница находила спящую Соню на полу у Костиной кроватки и переносила девочку на её место: «Вот любовь-то неземная! Правду Галинка говорит, с неба они».
Галинка отложила книгу.
– Ленивая девочка! – заключила она, укоризненно посмотрев на Соню.
– Костик! – продолжала ворчать Галинка, подражая своей бабушке. – Ты пошто сопли-то распустил? Где платочек твой с медвежонком? Опять потерял?
Костик стал рыться в карманах, но платка не нашёл.
– Не знаю, – растерянно развёл он руками, виновато глядя на Галинку.
– Горе ты моё! – продолжала ворчать девочка. Она достала из рукава пёструю тряпицу, заставила Костика высморкаться и опять спрятала в рукав. Это был вовсе не платок, а кукольное платье. Галинка сняла его со старой куклы Матрёны, с которой уже никто не играл. Галинка решила, что обязательно сошьёт кукле красивое шёлковое платьице, как только раздобудет подходящий лоскуток. А это, ситцевое, послужит носовым платком для Костика, у которого постоянный насморк.
Галинка посадила Костика к себе на колени, прижала к себе Сонину головку и, когда убедилась, что их никто не слышит, горячо зашептала:
– Вас не возьмут. Им нужен больной мальчик. Костик, слава Богу, поправился, а на девочек заявки не было.
Дети слушали внимательно. Было видно, что Соня ничего не поняла, а мальчик благодарно посмотрел на Галинку.
– Главное, чтобы вас не забрали, пока я учусь! – Галинка сказала это и мечтательно закрыла глаза: – А потом... Потом я возьму вас к себе. Будем жить-поживать в своём доме. Козочку заведём, будем Костика козьим молочком отпаивать, и станет он у нас богатырём.
– Богатырём... – эхом отозвался притихший Костик.
– Соя, Соя! – зашептала Соня, тыкая себя толстым пальчиком в грудь, и стала карабкаться на колени к Галинке, отталкивая Костика. Мальчик послушно уступил ей место. Галинка продолжала:
– Будем слушать, как соловушка поёт, как ручеёк журчит. И Сонечка научится говорить!
– Теперь про чугунок! – попросил Костик.
– Откопаем в огороде бабушкин чугунок, возьмём там денежку, купим Костику велосипед, Соне красные сапожки. Найдём Африканыча, он нам печку наладит. Печь затопим, кашу молошную сварим, – вещала Галинка бабушкиным голосом. – Каша из печки – молошная, а не молочная, как на нашей кухне, она вся жёлтая и с коричневой пенкой...
Галинка замолчала. Тоска по бабушке, по дому, по матери сжала ей сердце. Она уткнулась в Сонино мягкое плечико и заплакала.
– Паю-пай. Паю-пай, – гладила Соня Галинкину голову, а Костик ещё крепче прижался к ней. Девочка плакала. Слезинки, как эпизоды её прежней жизни, катились по щекам, и она тихонько вытирала их Матрёниным платьицем, чтобы никто не увидел в этих капельках её тайну.
* * *
Галинкина мама была очень молодая и красивая. Когда она надевала красные сапожки, короткую юбочку и они с дочкой шли по деревне в магазин, прохожие провожали их взглядами. Мама подходила к прилавку и говорила городским голосом: «Что-нибудь для ребёнка, пожалуйста!» Продавцы предлагали Галинке шоколадные батончики, мороженое, жвачку. Мама торопила дочь с выбором, говорила, что её ждут, а девочка с надеждой смотрела на мать и думала, что сегодня всё будет по-другому. Но нет! Мама покупала бутылку вина и торопливо выходила на улицу. За магазином, около кучи мусора, среди пустых коробок поспешно открывала её, жадно выпивала из горлышка половину и бросала на Галинку какой-то чужой взгляд: «Домой ступай, я скоро приду». Галинка брела домой, сжимая в руке «сникерс» или «баунти». Она мечтала, чтобы мама когда-нибудь купила муки, масла или сказала бы у прилавка, как другие женщины: «Завесь мне, Петровна, ещё грамм 300 изюма, я нынче творог откинула, стряпню затеяла, а изюма в доме нет».
Мама не работала, и они с Галинкой жили у бабушки на её пенсию. К маме часто приходили гости, но бабушка их в дом не пускала и они пировали на веранде. Иногда мать звала Галинку и просила: «Доча! Спой мою любимую!» Галинка прихватывала подол своего платьица двумя пальчиками и заводила: «Под сосною, под зелёною, спать положите вы меня-а».
«Галинка, Галинка, Галинка моя, в саду ягодка малинка, малинка моя», – подхватывала мама. «В натуре, там другие слова! Калинка, кажется, а вы чё орёте?» – протестовала пьяная компания. «Это у вас калинка, а у нас Галинка, правда, доча?»
Потом Галинка рассказывала стихи про Новый год, про ворону и ветер: «Ветер, ветер ты могуч...» Но особенно гостям нравилось, когда Галинка читала «Отче наш». «Во даёт!» – вопили гости, а Галинка с жаром говорила: «И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим...» Однажды в этот момент зашла бабушка, разразился скандал. Она увела Галинку в дом и взяла с неё слово, что больше девочка никогда не пойдёт на веранду, когда у матери гости.
Однажды утром мама не проснулась. «Опилась», – шуршало зловещее слово по деревне. «Бог прибрал. Не допустил ещё больших грехов!» – поплакав, сказала бабушка после похорон. «Чувствую, Галинка, и мне недолго осталось небо коптить, – заключила как-то она, держась за сердце. – Когда я помру, тебя определят в детский дом. Там хорошо, я узнавала. Не робей, мир не без добрых людей. Пойдёшь в школу – учись, старайся. После школы в деревню приезжай, дом без хозяина – сирота. На ферме, как я, будешь работать. Трудись да Богу молись. Замуж выходи – в оба глаза гляди. Под яблоней я закопала чугунок. В нём моё обручальное кольцо, монетка золотая от прадеда, дедов орден, документы на дом. Никому про чугунок-то не говори. Приедешь из приюта, чугунок откопаешь, забор поправь, печку наладь. Африканыча позовёшь, он сделает всё как надо», – наказывала бабушка.
* * *
Приближалось Рождество. Для Галинки этот праздник был особенным. В прошлом году на Рождество произошло чудо. Галинка молилась Богородице, чтобы у Костика подросла больная ножка. Она была короче здоровой, Костик сильно хромал, а злые мальчишки дразнили его. Как всегда, Галинка подслушала разговор взрослых и узнала, что Костику необходима операция. Его нужно было везти в Москву, но для этого требовалось много денег. Галинка решила бежать в деревню, чтобы взять бабушкины сокровища, и обдумывала, как ей ловчее обмануть воспитателей и Анну Сергеевну.
Время шло, а Галинке никак не удавался её план. И вот на Рождество все дети получили подарки: книги, куклы, заводные машины, а Костик нашёл под своей кроваткой голубую коробку с новенькими ботиночками! Они были не такими, как у других детей, и когда мальчик их надел, он перестал хромать! Он выздоровел! Это было настоящее чудо, потому что таких ботиночек никогда не видали даже ребята из старших групп.
До праздника оставалась неделя. Однажды Галинка опять увидела, как печальная женщина направляется к кабинету директора. Смутная тревога толкнула девочку вслед. Она крадучись пошла за женщиной и притаилась у двери.
– Мы подобрали вам несколько кандидатур, и вы сможете познакомиться с детьми на рождественском утреннике, – приветливо говорила Анна Сергеевна. – Правда, Костик, который вам понравился, выступать не будет. Он боится чужих людей, очень робок.
У Галинки перехватило дыхание. Значит, всё-таки Костика хотят забрать эти люди! Внезапно дверь открылась.
– Какой стыд, ты подслушиваешь! – воскликнула Анна Сергеевна, увидев девочку.
– Им нужен больной мальчик, а Костик здоров, – пробормотала смутившаяся Галинка. В отчаянии закричала она печальной женщине: – Он здоров, сами увидите, у него даже насморка нет, а вам нужен больной ребёнок!
– Что с тобой, девочка? – не понимала происходящего гостья и вопросительно смотрела на Анну Сергеевну.
Директриса отправила Галинку и надолго задумалась.
– Это наша Галинка, – кивнула Анна Сергеевна на дверь. – Интересный ребёнок. Выдумщица! Она из обычной деревни, что в 10 км от нас, а послушаешь её, деревня-то – особенная! Там клад её дожидается, печник Африканыч, каша какая-то волшебная! Знаете, Костик ведь ей друг, почти брат. У нас таких деток двое: Костик и Соня. Они подкидыши. Их матерей никто не видел, будто их вовсе не было. Вот Галинка и придумала, что они с неба. Мечтает взять детей к себе, когда вырастет... Да, непросто вам будет, – заключила Анна Сергеевна.
* * *
Галинка чувствовала приближение опасности и всё время думала, как же её избежать. Она решила доказать всем, что Костик и Соня такие же здоровые дети, как и все, но для этого они должны были участвовать в концерте. Каждый день, улучив минутку, Галинка учила детей танцевать и петь свою любимую песню.
Наступило Рождество. С самого утра в детском доме поднялась кутерьма. Дети носились с костюмами, подарками, которые ещё не были готовы. В коридорах стояли маленькие серебристые ёлочки, с потолка спускались вырезанные из блестящей бумаги ангелы и ажурные снежинки. В зале соорудили пещерку, где стояли фигуры Богородицы и праведного Иосифа, а между ними в колыбельке лежал Младенец Иисус. Здесь же, в пещерке, были лошадки, барашек и маленький грустный ослик. Малышня толпилась около вертепа, радостно хлопая в ладоши, когда вспыхивали разноцветные лампочки, при этом раздавалась чудесная мелодия, а колыбелька начинала покачиваться.
Галинка бегала из своей группы в младшую, где одевали Костика и Соню. Мальчиков одели в белые рубашки с галстуками-бабочками, в чёрные шорты и белые гольфы. Все дети были обуты в лакированные туфельки, и только у Костика на ножках были его коричневые ботиночки. Галинка, придирчиво осмотрев Костика, осталась довольна. Девочек нарядили в пышные белые платьица. Соня кружилась перед зеркалом, иногда тяжело подпрыгивала и кричала:
– Маки кун, маки кун!
– Соня! – укоризненно покачала головой Галинка. – Никакой ты не комар-пискун, а снежинка.
Сонины волосики всегда коротко стригли, но перед праздником Галинка уговорила воспитателей оставить девочке небольшой чубчик, чтобы можно было прикрепить бант, но тот никак не хотел держаться на Сониной голове. Наконец общие труды увенчались успехом: бант прикололи невидимками, и Соня ахнула от восхищения, увидев себя в зеркале.
В большом зале с невысокой сценой собрались обитатели детского дома и гости. Все расселись около сцены, на которой стояло пианино, а ещё маленькая ёлочка. Представление началось. Старшие дети подготовили инсценировку о Рождестве Спасителя, где были мудрецы в чалмах, пастушки, красавица Звезда, которая показывала путь к пещере с Богомладенцем. Галинка во все глаза смотрела представление, но не упускала из вида ни Анну Сергеевну, ни печальную женщину – они сидели рядом. Когда инсценировка закончилась, стали выступать дети с песнями и стихами о Рождестве. Людмила Геннадьевна, музыкальный руководитель, объявляла номера, вдохновенно аккомпанировала и подпевала детям. Зрители громко аплодировали, подбадривая артистов.
Концерт подходил к финалу. Галинка, взяв за руки Костика и Соню, подошла к Людмиле Геннадьевне и что-то прошептала ей на ухо. Костик испуганно озирался по сторонам, а Соня улыбалась и бросала кокетливые взгляды в зал. Людмила Геннадьевна, удивлённо посмотрев на подошедших детей, объявила:
– Следующим номером нашей программы будет русская народная песня «Калинка», а исполнят нам её Галинка, Костик и Сонечка.
Галинка, красная от волнения, поднялась на сцену, поставила перед собой Костика и Соню, торопливо вытерла мальчику нос яркой тряпицей и запела. Пела она красиво и правильно. Людмила Геннадьевна не раз говорила, что с девочкой нужно обязательно заниматься, из неё может получиться толк.
– Галинка, Галинка, Галинка моя, – по привычке запела девочка. – В саду ягода малинка, малинка моя-а-а!
– Под сосною, под зелёною... – запела она медленнее.
Костик поднял руки вверх и стал ими раскачивать, изображая сосну.
– ...Спать положите вы ме-ня-а...
Под эти слова толстая Соня рухнула к ногам Костика, закрыла глаза и подложила под розовую щёку ладошки, изображая сладкий сон. От резкого движения бант свалился с её головы и отскочил в сторону. Соня лёжа пыталась ногой подвинуть к себе бант, но оттолкнула его ещё дальше. Когда Галинка запела припев и зал дружно начал подпевать, Соня поднялась с пола и подбежала к банту, но опять неловко толкнула его. Бант упал со сцены. Дети, сидящие в первом ряду, бросились его поднимать. На полу образовалась куча-мала. Соня, стоя у края сцены, тыкала себя пальчиком в грудь и весело кричала: «Соя! Соя!» Наконец кто-то крикнул: «Соня, лови!» – и бант полетел на сцену. Костик с Галинкой продолжали петь, в такт песне прихлопывая в ладоши. Онемевшая от такого экспромта Людмила Геннадьевна встряхнулась и стала аккомпанировать детям. Соня встала рядом с Костиком и принялась весело махать бантом и топать ногами, не попадая в такт.
В зале творилось что-то невообразимое. Все хохотали, хлопали и замолкали лишь тогда, когда Галинка заводила очередной куплет. Номер закончился. Галинка увидела раскрасневшуюся от смеха печальную женщину, смеющуюся и аплодирующую Анну Сергеевну.
Песню пришлось повторить на бис. Теперь они всё сделали правильно. Костик осмелел, стал красиво качать руками. Соня опять упала ему под ноги. Потом, когда Галинка запела: «Красавица, душа-девица, полюби же ты меня», Соня подхватила подол своего платьица, а Костик встал перед ней на одно колено. Артисты слаженно делали прихлопы и притопы, публика пела и ликовала вместе с ними.
На следующее утро печальная женщина поспешно вошла в кабинет Анны Сергеевны. Она была возбуждена, несколько минут сидела в нерешительности, а потом вдруг сказала:
– Мне был голос!.. Не думайте, я в порядке, – на всякий случай предупредила она удивлённую директрису. Немного успокоившись, продолжала: – Расскажу всё с начала. Мы готовим праздник для наших приходских ребятишек. Собрались все у батюшки в кабинете, а я давай рассказывать про ваш утренник и про «Калинку». Сама смеюсь, не могу рассказать толком, а все смотрят на меня так удивлённо, будто первый раз видят. Я потом уж сообразила, что никто не помнит, что я умею улыбаться. А я им про Костика, как он руками махал и ножкой топал – доказывал, что она у него не болит, и про Соню, как она за бантом бегала, и про Галинкин звонкий голосок. Всё говорю, говорю... И вдруг голос: «Бери всех троих». Я взглянула на батюшку: мол, вы сказали? На женщин... Но никто этого не говорил. Потом все вдруг посмотрели на икону Богородицы. Голос-то от неё был! Чудо, Анна Сергеевна, чудо! Мы с мужем всё решили. Один ребёнок – это не ребёнок, детей должно быть много! Анна Сергеевна, голубушка! Это мои дети! – счастливо закончила женщина.
– Не знаю, насколько это возможно, – с сомнением в голосе сказала директриса. – У Галинки и дом есть, и свою мать она помнит...
– Мы с мужем всё придумали! У нас всё получится, – перебила женщина и торопливо покинула кабинет.
* * *
Галинка с малышами гуляла во дворе, когда к ним подошёл высокий мужчина и громко сказал:
– Я еду в деревню Василёво!
Галинка подумала, что ослышалась, и продолжала вместе с Соней катать в саночках куклу Матрёну.
– Галинка, в твою деревню машина едет, хочешь дома побывать? – спросила откуда-то появившаяся Анна Сергеевна.
– А можно Костика и Соню взять? – не веря своему счастью, прошептала Галинка.
– Конечно, можно, – разрешил мужчина. Галинка взяла малышей за руки, Соня схватила куклу, завёрнутую в розовое одеяльце, и вся компания двинулась к машине. Там уже стояла печальная женщина и ласково смотрела на детей.
– Здравствуйте, артисты! – весело крикнула она. – Давайте знакомиться. Меня зовут тётя Оля, а это дядя Саша. Мы отправляемся в путешествие на Галинкину родину.
Немного покружив по городу, машина выехала на дорогу, что вела сквозь сосновый лес. Проснувшееся солнышко лениво освещало поляны. Лес сменился широким полем, таким белым и блестящим, что дети невольно зажмурились. Потом начались перелески, переехали скованную льдом речку.
– Вон Василёво, смотрите! – закричала Галинка. Машина приближалась к маленькой заснеженной деревушке. Огромные берёзы и кусты в садах, покрытые пушистым сверкающим инеем, были похожи на облака, упавшие с неба, скрывающие от посторонних глаз покосившиеся избы и упавшие заборы.
Вот и родной Галинкин дом с рябиной у калитки. Старый, но ещё крепкий, он стоял с заколоченными окнами, будто слепой. Галинка выскочила из машины и побежала к дому по узкой извилистой тропинке, едва обозначенной в сугробе. За ней спешила Соня, то и дело оборачиваясь к Костику. «Коки, дом! – кричала Соня радостно. – Дом, Коки!» Костик, в своих больших валенках, сильно хромал, падал, снова бежал вперёд.
Тропинка оборвалась у калитки, и дети остановились около неё, тяжело переводя дыхание. Из соседнего дома вышла соседка узнать, что за люди пожаловали, а вслед за ней выбежал маленький белый козлёнок с чёрной звёздочкой на лбу. Козлёнок обнюхивал веточку, торчащую из-под снега. «Кози кушают траву», – вдруг громко сказала Соня, показывая на козлёнка, и весело засмеялась, не обращая внимания на остолбеневших попутчиков. Дядя Саша принёс из багажника лопату и прокопал тропинку до самого крыльца. Галинка достала из-под него ключ и ловко открыла замок озябшими пальцами. Немного робея, все вошли в избу. Маленькая лампочка тускло осветила русскую печь, длинный стол, покрытый синей клеёнкой, несколько стульев, небольшую горку с разномастными чашками и тарелками, тёмную, почти чёрную икону в красном углу. У стены стояла деревянная кровать, под голубым покрывалом, у печки – широкая лавка.
Дядя Саша с Костиком ушли за дровами. В дверь постучали, и в дом степенно вошёл пожилой мужчина. Он остановился у порога, снял шапку-ушанку, перекрестился и важно сказал:
– Мир вашему дому!
Галинка бросилась ему на шею:
– Африканыч, миленький, как ты узнал, что я приехала?
– А я знаю, что на Рождество чудеса всякие случаются, вот и ждал! – говорил старик, вытирая большой морщинистой рукой повлажневшие глаза.
– Африканыч! Печку нам наладь! – попросила Галинка бабушкиным голосом.
– А то как же! Это мы мигом! Дрова-то где у вас?
– А вот они! – радостно закричал Костик, появившийся на пороге с берёзовым поленом в руках.
Африканыч затопил печь, и вскоре она загудела, закряхтела, как проснувшаяся после долгого сна старуха. Галинка ходила по комнате, гладила пыльный стол, тусклое зеркало. Она достала из горки мамину красную чашку с белыми горошинами, потом бабушкину, голубую. Тётя Оля хлопотала у стола. Она извлекла из сумки бутерброды, термос с чаем, и когда дети оживились, согретые дыханием печки, позвала всех к столу.
– Хочу каши молошной! – закричал Костик.
– Каши! – вторила ему Соня. Галинка растерялась.
– Можно к вам? – спросила соседка, заходя в дом. – Я вот молочка принесла, пшена. Смотрю, печь затопили, ну, думаю, пора идти кашу молошную варить!
– А мы с мужиками пойдём по воду. Негоже в деревне чай из термоса пить, – деловито сказал Африканыч. – Мы щас и самовар наладим. Галинка, где самовар-то?
Галинка метнулась в угол, где на полу стоял старинный самовар. Из-под него выбежала большая мышь и уселась посреди комнаты. Тётя Оля и Галинка с визгом вскочили на стулья, а Соня стала молча карабкаться на лавку.
– Вона! Хозяйка вышла! – воскликнула соседка и замахнулась на мышь. Мышь не шелохнулась. Костик схватил тяжёлую кочергу и выбежал на середину комнаты.
– Кыш, проклятая! – закричал он. Тяжёлая кочерга вывалилась из рук, с грохотом упала на пол, и мышь, словно опомнившись, юркнула в угол. Дядя Саша подхватил мальчика на руки.
– Ты всех нас спас! Настоящий русский богатырь! – сказал он громко.
– Ура! – закричала Соня и бросилась обнимать Костика.
Сходили за водой, разожгли самовар. В избе стало тепло, дети разделись и расселись у стола в ожидании трапезы. Вскоре всё было готово. Наелись каши, напились чаю. Костика и Соню уложили спать на широкую лавку у печки. Взрослые сидели за столом чаёвничали, а тётя Оля подозвала к себе Галинку и сказала ей тихо, кивнув на спящих ребятишек:
– Давайте жить все вместе! Нехорошо, когда у детей нет родителей.
– Я не хочу другой мамы, – упрямо ответила девочка.
– А мы будем тебе дядей и тётей, только родными! А в этот замечательный дом будем на всё лето приезжать. Согласна?
Галинка не ответила.
– Смотри, девчоночка-то совсем сомлела, – забеспокоилась соседка. – Иди, деточка, поприляг, позасни, – кружила она вокруг Галинки, укладывая её на кровать. Девочка обняла куклу Матрёну и уснула под тихую беседу взрослых.
– Какая семья крепкая раньше была! – сказал Африканыч, кивнув на деревянную раму с фотографиями, висящую над кроватью. Махнул рукой: – А там раскулачили, дальше война выкосила, потом водка!
Галинке снилась чисто прибранная комната. За столом сидела бабушка, пила чай из своей голубой чашки. Она, улыбаясь, смотрела, как Матрёна танцует в новом шёлковом сарафане. Потом взглянула на Галинку и сказала: «Чугунок весной откопаешь. А настоящее сокровище ты уже нашла, оно рядом, смотри!» Галинка открыла глаза и увидела склонившуюся над ней тётю Олю.
– А когда мы Матрёне новое платье будем шить? – спросила Галинка и прижалась к женщине. – Ребёнок-то совсем голый, – заключила она бабушкиным голосом.
Е. ШИЛОВА
 | назад |
| вперед |  |
