ЖИВОЕ СЛОВО
КТО ПОМОЖЕТ ЗАВИСИМЫМ?
| Почему у нас при Церкви всего 38 наркологических центров, в то время как у российских протестантов счёт уже пошёл на сотни? Ведь это один из самых успешных способов миссионерства. Кроме самого исцелённого наркомана или алкоголика, в протестантизм, как правило, уходят и его близкие. Да и слабо верится в возможности официальной медицины в этом вопросе. |
Протоиерей Валентин Кобылин (п. Красноборск, Архангельская обл.):
– Мы много лет строили и восстанавливали храмы, в результате упустили очень многих людей. Они приходили и уходили, им казалось, что, крестившись или венчавшись, положив деньги в церковную кружку и поставив свечку, они достаточно сделали для жизни вечной. Духовенство их в этом не особенно разубеждало, что обернулось потребительским отношением к Церкви. Как горько пошутил один богослов, сегодняшнее отношение большинства россиян к православию – это «сделайте нам духовно». Планка была занижена (прежде всего из-за нехватки времени, недостатка опыта) настолько, что сейчас её поднимать стоит огромных усилий.
Мы упустили и профессионалов, которые могли бы стать опорой настоятелю на приходе. Ему сейчас очень часто не на кого опереться. А ведь сколько говорилось, в том числе и святейшим Патриархом Алексием: главное – не храмы, а люди! Не слышали, думали, всё само собой образуется. Поэтому так не хватает сейчас людей, которые могли бы заняться созданием тех же наркологических центров. А священникам этого просто не потянуть физически. Им приходится быть и строителями, и педагогами, и психиатрами – заниматься всем подряд.
Вот у меня идёт ремонт храма, вместе со старшими сыновьями и штукатурим, и белим, и алтарь реставрируем. Хотя я не строитель, всё приходится делать самому. А всё потому, что на приходе нет ни одного профессионального строителя. У меня все силы в 90-е годы ушли на педагогов, и, слава Богу, хоть здесь чего-то смогли добиться – в приходе много учителей. Это помогает в миссионерской работе, мы ездим по району с концертами, работаем со школами. Но помочь мне в хозяйственных работах некому.
У сектантов совершенно другая ситуация. Там людей изначально ориентируют на действие, на миссионерство, работу с людьми. Плохо только, что к христианству всё это не имеет особого отношения. Разницу между адвентистами, иеговистами, мормонами обнаружить трудно – она, по сути, формальная. Как такое может быть? Ну, скажем, один человек читает что-то вслух по-английски, другой – по-немецки. Вроде есть отличие. Но дело в том, что оба они ни в английском, ни в немецком ничего не смыслят.
Нельзя понять Евангелие, не имея духовного опыта. А откуда ему взяться у человека, который лишь говорит, говорит и говорит, спасаясь от одиночества и самоутверждаясь! Ему, как воздух, нужны слушатели, вот он и изобретает всё новые и новые формы миссионерства, в том числе создание наркологических центров. Но качественного роста не происходит, потому что нет понятия о святости. Есть община, где человек окружён единомышленниками, есть возможность проявить себя, но я не могу себе вообразить баптиста-отшельника. Богообщение – это то, чего эти люди полностью лишены. Восполняют его просто общением.
Поэтому большого значения их опыт для нас не имеет, избави Бог от такого опыта. Но мы должны понять, почему Господь попускает их деятельность. Сектанты помогают нам осознать, что с людьми нужно работать, в них нужно вкладывать силы, необходима катехизация. Хочешь креститься – потрудись, походи на службы, почитай Священное Писание. К людям активным – особый подход. Конечно, это для священника немалый труд. Сделать из человека, переступившего порог храма, прихожанина так же трудно, как вспахать поле, посадить пшеницу, потом уберечь её. И лишь после этого новокрещёный начинает «плодоносить».
Вместо этого батюшка храм реставрирует, спонсоров ищет, церковной лавкой занимается, ему не до того, чтобы заниматься душами. Думает: вот храм отремонтирую, построю воскресную школу и тогда... А пока строит, скольких людей упускает, сколько детей успевает вырасти! Есть большая доля лукавства в таких отговорках. Кто хочет, тот ищет возможности, кто не хочет – тот ищет оправдания. Работа с людьми – это духовный, притом самый тяжёлый, невидный труд, который требует жизни души. И ведь у мирян тоже отговорки: вот огород вскопаю, урожай соберу и, может быть, осенью до храма доберусь. А осенью ещё что-то... В конце концов он решает: вот на пенсию выйду, тогда начну молиться, читать святых отцов.
И видишь подчас поразительную, очень символичную сцену – священник строит храм с помощью мусульман. В православном селе нет православных, которые бы ему помогли! Крещёные – не в храме, а на огороде, священник – не проповедует, а кричит иноверным: «Вира!», «Майна!» (то есть «вверх», «вниз»)...
Очень мало у нас, священников, желания работать с людьми. Приходит человек с проблемой, говорит, что у него сын наркоман или алкоголик. Слышит в ответ: «Давай молебен отслужим, свечку перед иконой “Неупиваемая Чаша” поставь». Спустя время: «Не помогло? Ну, давай акафист перед иконой “Неупиваемая Чаша” прочитаем». И всё это незадумчиво так, по накатанной колее. А ведь нужно ещё и труд души приложить, и просто побегать, как мы бегаем в поисках кирпичей, цемента, досок подешевле. Молитва может одухотворить труд, но, если одухотворять нечего, не будет толку.
Сектант понимает, что если он не обойдёт сотню, тысячу человек, то останется со своим маленьким кружком. Православный мыслит иначе. Он думает, что живёт в православной стране, что вокруг восемьдесят процентов крещёных, так что люди уже вроде есть, беспокоиться не о чем. Но это иллюзия. Пока ты человеку в глаза не поглядел, душу в него не вложил, он тебе чужой, и ты ему тоже. К нам иногда приезжают студенты из Свято-Тихоновского богословского университета. Читают школьникам лекции. Миссионеры. Школьники сидят, скучают. Говорю миссионерам: у каждого из вас, мол, есть какой-то талант – кто-то на гитаре умеет играть, кто-то стихи сочиняет. Так пусть один сложит православную песню, другой споёт. Лекцию вызубрить и отбарабанить талант не нужен. А пока ты исполняешь повинность, душа твоя спит. И слушатели тоже спят. Христианство – это деятельная любовь к Богу и людям. Без неё ничего не выйдет.
Игумен Филипп (Филиппов) (г. Сыктывкар, Республика Коми):
– Позиция, которую занимают православные врачи и медики в нашей епархии, – наркологическим лечением не должны заниматься дилетанты. Если говорить о протестантских церквях, то там задача не столько исцелить человека, сколько привлечь в секту. Я говорю даже не о мотивах, а о методах. Происходит замена одной зависимости другой, человек попадает в подчинение к лидеру. Это может эффективно выглядеть со стороны, но, покинув секту, человек снова начинает пить и колоться. А ведь это грех – делать человека рабом других людей, а не Господа. Кроме того, насколько мне известно, в сектах нередко применяются для лечения наркосодержащие препараты.
Что собой представляет проблема лечения наркозависимых? Снять запой в государственной клинике могут за два дня, на то, чтобы справиться с наркотической интоксикацией, потребуется четыре-пять дней.
Намного труднее, и это далеко не всегда удаётся, преодолеть психологическую зависимость. Здесь нужна большая индивидуальная работа, чтобы изменить образ жизни человека. Мы в епархии этим занимаемся. Есть православный нарколог, священник беседует с самим зависимым, с его родителями, близкими. В день обращаются по два-три человека. Итоги пока подводить рано – мы начали работу меньше года назад, в октябре. Но есть люди, которые вылечились. У них произошла переоценка ценностей; семья, любимая работа помогают им держаться, появилась та среда, которая к этому располагает. Для нас ни в коем случае не является чем-то обязательным привести человека в Церковь. Слава Богу, если это происходит, но это должно быть добровольным шагом. Вспомните доброго самаритянина, который помог лежащему на дороге, не требуя принять его веру. Это не должно быть условием.
В отличие от протестантских центров, мы не берём денег, что, конечно, создаёт сложности для создания стационара – места, где человек мог бы пожить месяц-другой. Над этим нужно думать, но брать деньги мы не можем – это принципиальная позиция.
И есть ещё одна сторона: необходимо, чтобы государство начало наконец борьбу с наркоманией. Посмотрите: даже там, где есть возможность перекрыть каналы доставки наркотиков, ничего, по сути, не делается. Инта, Воркута – это изолированные города, с ними сообщаться можно только по железной дороге. По тундре там много не набегаешь. А наркомания процветает. И я ни разу не видел, чтобы сотрудники по борьбе с наркобизнесом прошлись по вагонам со специально обученными собаками. Все дыры, из которых проистекает почти бесконтрольное распространение наркотиков, дешёвого спиртного, нам никогда не заткнуть. Церковь, общество должны настаивать, чтобы государство что-то начало предпринимать в этом направлении.
Сергей Трухин, помощник настоятеля храма Архангела Михаила (г. Вятка):
– Странноприимная обитель при нашем храме существует уже много лет, и пьющих людей через нас прошло уже сотни. Некоторые выдерживают совсем мало, уходят. У нас действует правило: если запил в то время, когда находишься в нашем центре, мы расстаёмся. С остальными главная причина неудач – человеку через два-три месяца начинает казаться, что он окреп в вере, научился молиться, к выпивке уже не вернётся. Но надолго его решимости не хватает. Попадёт такой бедолага в прежнее окружение – и всё заново. Избавить пьющего от его пристрастия на какой-то срок достаточно просто. Но причины-то остаются. Поэтому без помощи родных, без того, чтобы они изменились, выкарабкаться очень трудно. Это касается и наркоманов, и игроков в азартные игры, которые прошли через наш центр.
Протестантам приходится сталкиваться с тем же самым, но там очень часто подавляется свобода воли человека, частично замещается чужой. Многое на это работает. Для нас такой подход совершенно неприемлем. Мы, наоборот, стараемся укрепить волю, чтобы человек, независимо от того, будет он потом регулярно ходить в храм или нет, смог победить порок. К нам приходят люди, которые побывали у протестантов. Рассказывают, что там всё, как правило, устроено по типу обществ анонимных алкоголиков. Пока на тебя есть воздействие общины, кружка, ты держишься. А потом это всё не через год, так через пять надоедает и, как только ты отдалился, снова возвращаешься к прежнему образу жизни.
Наша цель максимум – настоящее исцеление, чтобы человек от нас не зависел. Но если не получится, то мы просто предоставляем место, где можно отдохнуть, оправиться, помолиться, подумать. Мы не давим (единственное условие – не пить). Курево сами покупаем для курильщиков, потому что это даже более сильное пристрастие, чем алкоголь. Отнять сигареты – это просто указать на дверь. Практически никто не выдержит. К нам привозят людей в состоянии запоя чаще всего их дети, иногда друзья – помогаем таким выкарабкаться.
Исцелять получается обычно тех, кто надломился после приключившейся с ним беды. Проблема таких людей не в пьянстве – оно лишь следствие. Скажем, человек имел бизнес, потом разорился и махнул на себя рукой. Если его душевно укрепить, он пить, скорее всего, бросит. Несколько месяцев без алкоголя помогают ему собраться с силами. И есть другая категория людей, которым помочь почти невозможно. Это те, кому пить нравится, кому этот образ жизни доставляет удовольствие. Чем мы можем помочь? Дать передышку. Приезжают люди из разных мест, со всей страны. Иногда без документов, тогда мы стараемся им помочь оформить новые. Некоторые нуждаются в регистрации, в этом тоже не отказываем. Разговариваем, смотрим фильмы вместе, ходим в храм, трудимся. Так и живём.
И ещё, в отличие от протестантов, мы избегаем пиара. Я говорю не только о нашем центре, который не числится среди наркологических, как и несколько других в епархии, но вообще о Церкви. Тридцать восемь православных наркологических центров, которые существуют в России, – это лишь верхушка, малая часть того, что делается и не афишируется. Почти все монастыри – это центры, куда приходят люди избавиться от той или иной зависимости. Каждый батюшка на приходе – это «центр», у нас великое множество священников постоянно трудится, помогая и пьющим, и колющимся. Особенно в сёлах, где, кроме как к священнику, семье, страдающей от пьяницы, обратиться не к кому. Если спросить любого батюшку, сколько через него прошло людей, он со счёта собьётся. И никакой рекламы! А много ли пасторов едет в глухие углы, где мало денег, но много несчастья? Я о таких не слышал.
И ещё одно наше отличие от протестантов: у нас помощь бесплатная. Соответственно, публика более разношёрстная, немало тех, кого называют бомжами. Осенью начинают подтягиваться. Много таких, кто просто не может заплатить. Семья алкоголика – это не те люди, которые способны платить пять-шесть тысяч в месяц за помощь. С такими мы в основном и работаем. Даём возможность пожить трезво и подумать.
 | назад |
| вперед |  |
