ЦЕНА И ПАМЯТЬ ПОБЕДЫ

8 сентября 1941 года - начало блокады Ленинграда

Московский парк Победы – зелёное море, примыкающее к шумному проспекту: широкие аллеи и песчаные дорожки, сложная система прудов, парк аттракционов…

…Вспоминаю детство: гигантская карусель «Солнышко» поднимает меня над верхушками деревьев, и я, вцепившись в скамейку, высматриваю кубик своего дома. Когда я училась в художественной школе, мы неизменно выбирались в парк на этюды. Усаживались на раскладные стульчики около причала, где покачивались лодки; на коленях доска и лист бумаги, в траве у ног краски, а в складном стаканчике вода; как потемнеет, нагнись к пруду и черпай. В парк Победы я ходила с мамой, бегала по выходным с друзьями, потом привозила в коляске сына, катала на лошадках дочь. Через парк от метро я возвращалась пешком домой и вот однажды на пересечении дорожек увидела крест. Конечно, я знала о том, что здесь в годы войны был крематорий, но прошлое и настоящее были разделены счастливыми детскими впечатлениями, и думаю, что так было для многих моих сверстников…

Сравнительно недавно близ ограды, что тянется вдоль Бассейной улицы, появился небольшой каменный храм песочного цвета. Всякий раз, проезжая мимо, я думала: надо пойти на службу, поговорить с настоятелем, познакомиться поближе, тем более что история его создания непроста, а место, где он стоит, памятно для страны не меньше, чем Хатынь или Мамаев курган. Битва за Ленинград продолжалась три года – с лета 41-го по лето 44-го – и была самой длительной в ходе войны, а цена её – здесь, среди тихих прудов, дорожек парка...

И вот мы знакомимся с протоиереем Алексием Исаевым, настоятелем храма в парке Победы, а также нескольких других, среди которых церковь Георгия Победоносца в Купчино и Троицкий храм в деревне Хвалово Волховского района.

– ...Я тоже питерец, коренной; рос в обыкновенной советской семье, где мама – врач, папа – инженер. Меня крестили в возрасте 6 лет в Троицком соборе Александро-Невской лавры. К сожалению, родители развелись, и это подтолкнуло мою мать, как и многих в те времена из интеллигенции, к Церкви. Мама попала в больницу, там познакомилась со священником (он лежал в соседнем отделении). Они долго общались, и это укрепило её решение. Мы стали ходить в Спасо-Преображенский собор и постепенно вливались в жизнь прихода. Когда я учился в старших классах, мы начали ездить в только открывшийся небольшой храм св. князя Владимира в Усть-Ижоре. Мама ушла из поликлиники, устроилась работать свечницей. Это был серьёзный шаг – хотя бы потому, что только в одну сторону нужно было добираться около двух часов.

– Почему именно туда?

– Мы поехали за священником. В ту пору я уже чувствовал необходимость в церкви. Начал петь в хоре, звонил в колокола, потом стал алтарником и пономарём.

– В 80-е годы школьная среда совершенно не совмещалась с верой…

– Мама подшивала мне крестик к внутренней стороне майки. А в старших классах я уже спокойно носил крест. Многое менялось, люди по-другому начали воспринимать Церковь.

– Окончив школу, я пришёл к своему настоятелю – протоиерею Анатолию Морозу, и он дал мне характеристику в семинарию. Отец Анатолий во многом способствовал моему окончательному решению служить в Церкви. Он и сейчас ещё, слава Богу, жив, хотя здоровье неважное – много было бед и скорбей….

Если б я не поступил, а вступительные экзамены были перед Успением, то осенью меня бы забрали в армию. Но должен сказать, что учёба в семинарии в чём-то заменяет армейскую службу, потому что это закрытое учебное заведение с определённым режимом и строгими порядками. Строгость необходима для будущих священников, потому что воспитывает внутреннюю дисциплину.

– И наверное, желание учиться?

– Да. К тому же нас учили удивительные люди, можно сказать, «больные» желанием передавать знания. Я имел возможность соприкоснуться с теми, кто обучал Святейшего Патриарха и многих архиереев в нашей Церкви. Это отец Василий Стоиков, отец Аркадий Иванов – они, слава Богу, и сейчас работают. И ныне покойные, Царствие им Небесное: Вронский Владимир Иосифович, Игорь Цезаревич Миронович, читавший Ветхий Завет…

Теперь в семинарии преподают уже мои одноклассники. Недавно я пришёл с семьёй на день открытых дверей – хотелось показать старшему ребёнку, где я учился. Было очень приятно, что там сделан ремонт, многое оборудовано, но сам дух той школы удалось сохранить.

– В чём он, по-вашему?

– В начале 90-х существовали три академии: на Украине, в Москве и в Ленинграде. Шутили: в Киеве работают, в Москве молятся, а в Ленинграде учатся. Это потому, что на Украине студентов заставляли собирать виноград, а в Москве, поскольку академия находится при Лавре, студентов всё время отправляли на молитву.

– Что вам запомнилось из вашей семинарской жизни?

– Новорукоположенный диакон или священник должен проходить практику 40 дней. Иногда из-за нехватки духовенства на приходах практику укорачивают – бывает, только 2-3 недели служат. А я проходил практику 3 месяца! И сейчас очень благодарен отцу Софронию Смуку, который практику принимал. Через его руки прошли многие священники и архиереи Русской Церкви; он и до сего дня воспитывает молодое поколение духовенства.

Ещё я хорошо помню свою исповедь перед рукоположением. Мне тогда духовник сказал важную мысль, которую я теперь пытаюсь донести своим духовным чадам: «Ты пришёл рукополагаться, и завтра владыка на тебя возложит руки, но это произойдёт не потому, что ты студент семинарии, а потому, что тебя так благословил Господь».

Между семинарией и академией меня направили на приход, в Петропавловский собор Петродворца. Первую службу там совершал ныне покойный Патриарх Алексий II. К концу литургии под благословение к Святейшему выстроилась большая очередь: архиереи, потом священники, протодиаконы, и где-то там, в хвосте очереди, стояли мы. Святейший ласково заметил: «Молодые диаконы!» – и спросил, когда нас рукоположили. И такая отеческая, неподдельная любовь была в его обращении... То, что он был при моих первых шагах в Церкви, запомнилось на всю жизнь.

– Мы встречались со Святейшим и потом на богослужениях. У меня есть фотография с Патриархом Алексием II, – о. Алексий показывает немного выцветшую от солнца фотографию в рамке и продолжает, – она сделана в то время, когда я священником приехал на службу в Иоанновский монастырь на Карповке (он является официальной резиденцией Святейшего Патриарха в Санкт-Петербурге). После службы я подошёл к Святейшему и с трепетом спросил, можно ли с ним сфотографироваться. Он согласился. Я этот снимок очень берегу.

Я благодарен митрополиту Владимиру за то, что он даёт возможность молодым священникам проявить себя. Когда в Санкт-Петербург приезжает Святейший – ведь это его родина, и он любит подчеркнуть, что большую часть жизни провёл в Ленинграде, – мы образуем некую «обойму» людей, которые сопровождают Патриарха. Он всегда совершает панихиду на могиле родителей на Большеохтинском кладбище и на могиле приснопоминаемого Никодима Ротова. Мы имеем возможность соприкоснуться с главой своей Церкви, получить из его рук благословение, помолиться вместе с ним. Это большая духовная радость, хотя и весь день проходит в огромном напряжении. Удивляешься, как Святейший выдерживает такой жёсткий график.

Я считаю себя человеком очень молодым, ни в коем случае ещё не пора подводить какие-то итоги, но я понимаю: всё, что происходило в моей жизни, было по благословению Божию. С этим и сложнее жить, и проще. Сложнее потому, что написанное на иерейском кресте «образ буди верным» нужно помнить всё время. Но, с другой стороны, проще, потому что мы знаем – Господь с нами, Он поможет, подскажет… А если с этим не жить – то зачем жить?

– А зачем?

– Для того, чтоб готовить себя к Царствию Божию.

– Вы счастливый человек, – замечаю, и оба мы улыбаемся. – Скажите, а как «образом верным» оставаться священнику? Отчего некоторые «ломаются» и к ним невозможно становится применить эти слова?

– По-разному в жизни бывает. В основном – семейные обстоятельства. Видите ли, враг рода человеческого – это не чёртик из произведений Гоголя с копытцами и рожками. Как говорил преподобный Серафим Саровский, это страшная сила, которая стремится оторвать человека от Господа. Слава Богу, что мы, люди грешные, не имеем того зрения, которым обладают святые люди. К сожалению, священник, как и любой человек, подвержен страстям. Важно, насколько каждый может противопоставить этой силе бесовской силу своей любви к Богу и близким. Это тот спасительный круг, который вытащит из беды.

– И этого достаточно?

– Надо священнику регулярно совершать Божественную литургию. Появляться в храме не только с кадилом на требе, а регулярно причащаться Святых Христовых Таин. И конечно же исповедоваться самому. Не болтать языком на светских мероприятиях. А то сейчас стало модно дружить с Церковью – приглашают батюшку, вот он и бегает из одного места в другое. И ещё: то, что священник говорит прихожанам на проповеди, в первую очередь нужно обращать к себе. Тогда и не «сломаешься».

Прежде строительства храма в парке Победы у отца Алексия был другой опыт: возведение храма в честь покровителя воинов – святого Георгия Победоносца...

В середине прошлого века от перекрёстка проспекта Славы с улицей Бухарестской вплоть до промзоны тянулся пустырь. Ещё до застройки Купчино здесь были яблоневый сад и река, от которой теперь осталась цепочка прудов. В 80-е годы на этом месте разбили парк, а в 90-е напротив кинотеатра «Слава», позднее переродившийся в казино, огородили строительную площадку и надолго позабыли о ней. К тому времени я уже жила в другом районе, но каждый раз, проезжая мимо, взглядывала на забор с красивой надписью: «Строится храм», словно ожидая чуда…

Отец Алексий достаёт несколько альбомов, открывает передо мной один, показывает фото:

– Семь лет стоял фундамент храма Георгия Победоносца без движения, и районную администрацию это, конечно, не устраивало. Глава администрации обратилась к митрополиту Владимиру с пожеланием изменить ситуацию. Владыка потом говорил, что в первый раз власти обратились к нему с подобной просьбой. И на следующий день вышел указ о том, чтоб я возглавил приход и занялся строительством.

– В каком году это было?

– В 1999-м. Конечно, в первый год было очень трудно. Мы служили в ужасных условиях, – батюшка показывает фотографии, – пока внизу буржуйками грелся храм и шли службы, наверху продолжалась стройка. На улице мороз, а в храме +15 и с потолка капает. Когда шёл дождь, прихожанам приходилось самим вычерпывать воду. А в 2003 году уже полным чином митрополит Владимир совершил освящение храма. Потом построили воскресную школу, трапезную. Мне казалось: вот закончится стройка, и я буду сидеть, попивая чаёк с прихожанами. Я и не предполагал, насколько ошибался…

Разглядываем фотографии.

– Знаете, – воодушевляется отец Алексий, – со всеми главами района, а на моей памяти их уже четверо сменилось, мы поддерживаем добрые отношения. Нынешний глава Терентий Владимирович Мещеряков – немного эпатажный, но очень открытый человек. Он то и дело что-нибудь этакое придумает – не только для прихода, но и для жителей района. На Пасху мы освятили кулич весом три тонны. Потом привезли к зданию администрации и раздавали жителям.

– Значит, после того как здесь наладилась приходская жизнь, у вас появилась вторая стройка?

– Да, три года назад, когда встал вопрос о строительстве в Московском парке Победы, я был вызван в епархию и владыка благословил заняться приходом Всех Святых, в земле Российской просиявших.

В начале XX века это место – огромный пустырь на южной окраине города – называлось Сызранским полем. С 30-х годов здесь начал работу Кирпично-пемзовый завод №1. К началу войны оборудование завода сильно износилось, требовало капитального ремонта. Однако генеральным планом развития Ленинграда, принятым в 1941-м году, был предусмотрен перенос центра города в Московский район, к недавно построенному Дому Советов. В районе планировалась разбивка двух огромных парков культуры и отдыха, соединённых бульваром, идущим вдоль Сызранской улицы. Но война помешала реализации этого плана.

Почти с самого начала блокады оказалось, что никто не был подготовлен к стремительному росту смертности. «Перед воротами кладбищ, прямо на улице, на самих кладбищах, у контор, церквей, на дорожках, в канавах, на могилах и между ними десятками, а иногда и сотнями лежали оставленные покойники в гробах и без них», – читаем в Исторической справке о смертности, захоронениях и кремации жителей блокадного Ленинграда. Сначала возникла мысль о кремации трупов людей в термических печах Ижорского завода, но запах всколыхнул жителей Колпино. Тогда было решено использовать 1-й кирпичный завод, расположенный на Московском шоссе вдалеке от жилых кварталов. 7 марта 1942 года в блокадном городе заработал невиданный в истории крематорий…

Работников крематория, приравняли к рабочим горячих цехов, ежедневно им дополнительно полагалось 100 граммов водки. Поначалу чистку печей приходилось делать вручную, так же как и толкать по узкоколейке вагонетки-катафалки. В апреле в двух печах проходило уже более тысячи кремаций в сутки. Топили дровами и сланцем. В архивных документах сказано, что с начала работы крематория по декабрь 1942 г. было кремировано 117 300 трупов… По воспоминаниям участника боёв на Пулковских высотах, погибших на передовой возили сюда вплоть до прорыва блокады. Жители Московского района вспоминают: «До конца войны к забору подбрасывали трупы в основном осенью, зимой и ранней весной. Две печи уже выпускали кирпич и другую продукцию, но единичные сожжения 20-30 человек были». Историки считают, что в битвах за Ленинград и в самом осаждённом городе погибло более 1,5 млн жителей и около половины сожжено в печах завода-крематория…

Осенью 1945 года на месте кирпичного завода закладывается парк Победы. В работах по благоустройству принимают участие тысячи ленинградцев. Моя бабушка, пережившая блокаду девочкой-подростком, вспоминала, что субботники продолжались не один год. Карьеры и воронки от снарядов превращают в систему небольших прудов, связанных каналами. На центральной аллее парка устанавливают бюсты шести ленинградцев – героев Великой Отечественной, и она получает название аллеи Героев. В течение следующих лет число памятников растёт. Здесь и А. Матросов, и З. Космодемьянская, была даже установлена бронзовая фигура французской патриотки Раймонды Дьен, протестовавшей против войны во Вьетнаме…

В 1995 году по инициативе жителей блокадного Ленинграда в память жертв блокады и защитников города, сожжённых в печах кирпичного завода, был установлен памятник «Ротонда». Как выяснилось впоследствии, – на месте основных погребений пепла кремированных людей. А через 41 год после войны, 22 июня, силами инициативной группы из Фонда защиты Московского парка Победы был поставлен православный поминальный крест.

Крест стоял долго. Менялись времена года, цветы у подножия. К 60-летию снятия блокады Ленинграда была создана мемориальная аллея Памяти, а в конце 2008 года за Московским парком Победы закрепили статус памятника федерального значения. Встал вопрос и о часовне, но эксперты заявили: «Территория уже достаточно урбанизирована, дальнейшая застройка приведёт к тому, что рекреационный и экологический потенциал парка будет поставлен под угрозу». Однако в течение двух лет я всё чаще стала находить упоминания о строительстве, и в 2009 году в любимом парке появился храм.

– На тот момент, когда мы начали заниматься храмом, – рассказывает о. Алексий, – городские власти строительству уже не препятствовали. Только в Комитете по охране памятников истории и культуры мне по-прежнему говорили: «Нет, и всё!» Потом мы получали бесконечные согласования…

У нас была уверенность в самом главном: так Господь судил. Первую литургию мы совершали на улице 22 июня 2008 года. Собралось около 150 причастников. Потом служили в день начала блокады – 8 сентября, и причастников было почти 300 человек.

Первый гвоздь забили 11 января 2009 года, а 7 мая, перед 65-летием Победы, митрополит Владимир освятил храм. И на день освящения пожертвовал нам большой образ Спасителя. Для владыки этот храм особенный, он мне не раз об этом говорил. Он помнит войну, поскольку родился за 12 лет до её начала. Три года подряд владыка приезжает в парк Победы. В прошлом году он освящал иконостас, а в этом году – очень красивый образ Всех Российских святых, написанный мастерами Александро-Невской лавры. Владыка с горячей молитвой всегда обращается к Господу об упокоении тех людей, которые похоронены в московском парке Победы и с огромной теплотой отзывается о богомольцах, приходящих в храм.

– Получается, что 2009 год для вас был самым насыщенным?

– Он пронёсся так быстро! Храм был построен в рекордные сроки благодаря трудам сенатора Андрея Юрьевича Молчанова. Он вложил не только деньги, но и душу в это строительство, использовал весь свой авторитет, чтобы пробить стену недоверия. Вопрос строительства церкви обсуждался на очень высоком уровне. Изначально ведь был другой проект…

– Да, помню, сначала писали о часовне в парке Победы, потом стали называть её «часовня-храм», потом появились публикации со словом «храм». Как в реальности обстояло дело?

– Очень много всякого выдумывалось. Был проект деревянной церкви. Потом приняли решение о строительстве каменной. Церковь органично вписалась в парковый ландшафт и архитектуру Московского проспекта, хотя её практически и не видно из-за деревьев – она находится в глубине парка.

Мы пытались входить в парк очень аккуратно, «не дразня гусей». После освящения я сказал Святейшему Патриарху: «Мы освятили храм-часовню в Московском парке Победы». На что тот ответил: «Никогда не называй её часовней. Там есть алтарь, там есть престол – это храм». И первое, что я сделал после этого разговора, – помчался в храм и снял эту табличку.

Во время строительства применялись интересные технологии. Плиточники сидели на штукатурах, штукатуры – на кровельщиках. Витражи в окнах сделали в виде распятия – идею взяли из нашей Духовной семинарии.

– А остальные идеи были чьи?

– Совместные. Хотя нам многое не разрешали. Например, люди очень боялись, что деревья в парке будут выкорчёвывать. Я читал выступления, где было написано, что с приходом Церкви начнётся уничтожение всего парка Победы.

– А про то, что там находится центр развлечений, ничего не говорили?

– Да, зону отдыха для детей – это можно, суши-бар – можно. Почему-то некоторые считают, что на территории можно жарить шашлыки и продавать пиво, но храм построить нельзя.

На официальном сайте Государственного унитарного предприятия «Московский парк Победы» я прочла о целях создания парка – «на радость тем, кто победил в страшной войне, на радость будущих поколений», об истории и современном зонировании, о парковых ландшафтах и достопримечательностях. Есть там расценки на прокат лодок и спортинвентаря, дана информация о том, что «Центр отдыха» на территории парка предоставляется «для проведения корпоративов, свадеб, праздников». Но о храме до сих пор – ни полслова.

– …Попав в Московский район, мы сразу поняли, что место очень непростое, – говорит о. Алексий.

– В чём это выражается?

– Все обращают внимание, что люди, которые приходят этот храм, не шумят, не толкаются, а стоят ровненько, как свечечки, и молятся. Наверно, это действительно связано с тем, что здесь скорбное место. Сейчас забывается история, постоянно что-то новое придумывают. А на самом деле, она у нас страшная, и хорошо, что мы можем её таким образом передавать своим потомкам.

– Я читала, что вы хотели открыть при храме музей и повесить мемориальные доски с именами тех, кто был сожжён в печах крематория, чьи имена удалось установить…

– К сожалению, это ещё не сделано.

– Но ведь в парке до сих пор стоят пустые павильоны?

– Да, там они и сейчас есть. Несколько месяцев ушли на то, чтоб занять достойное положение в духовной жизни Московского района. Сейчас существует крепкий костяк прихожан и кто-то уже работает в этом направлении.

Позже я познакомилась с письмом на имя губернатора Георгия Полтавченко, написанным от имени прихожан Московского района. Это была просьба передать в пользование прихода находящееся рядом с храмом строение, ранее использовавшееся под кафе. «Прихожане, – говорилось в письме, – лишены возможности собраться после богослужений, организовать приём пожертвований, вещей, книг. Нет возможности и вести работу по воссозданию истории захоронений в парке, а это крайне необходимо, ведь жители города до сих пор мало знают об этом трагическом месте».

– Вы были вчера на службе, – говорит о. Алексий, – видели: 90 причастников. Это не предел, и по 150–200 человек приходит… Здесь каждый день с момента освящения совершаются литургии, и каждый день приходят богомольцы. Я рад тому, что нам – священникам – дана возможность сберегать память об этой страшной войне до сего дня. Именно для сохранения духа молитвы об усопших мы ставим целью своё служение здесь.