ПШЕНИЦА И ПЛЕВЕЛЫ

Лежу на кровати, болею. В ногах Пушок – огромный белый кот, форменный хулиган. Вдруг он задирает голову и пристально смотрит вверх. Что там происходит, я не знаю, но явно что-то хорошее. Вид у кота потрясённо-восторженный, он словно сияет. Продолжается это минут десять. Через полчаса всё повторяется.

И вот что я думаю: мир невидимый открыт коту в большей степени, чем мне. Это может вызвать недоумение, но на самом деле всё правильно. Откройся этот мир мне, и я возгоржусь, а Пушок и не знает, что это повод вообразить о себе невесть что.

Как много искушений окружает человека, сколь тяжёл выбор между погибелью и спасением! Иногда с печалью видишь, что такой-то явно выбрал зло. По телевидению прошла информация о человеке, который хотел стать депутатом Госдумы от Смоленской области. У него это не вышло, не повезло, хотя часто у таких людей всё получается.

Оказалось, что он украл у страны, у народа сумму, равную восьми годовым бюджетам области. То есть больше, чем могут заработать за восемь лет губернатор, судьи, милиционеры, врачи и учителя – все бюджетники этого региона. С трудом верится, что ему стало стыдно. Досадно, да, но совесть у таких людей давно мертва.

Вспоминаю себя в ту пору, когда был далёк от веры. Смог бы так? Нет – ни я, ни кто другой из моих знакомых не смог бы этого сделать. Один из них – бригадир строителей – взял металл из отходов, чтобы сделать забор на даче. Про него написала республиканская газета «Красное знамя». Какой это был позор! Не знаю, что сделал бы я в этой ситуации – наверное, в тот момент наложил бы на себя руки. Это был страшный удар для бригадира, его друзей, окружающих.

А ведь я мог оказаться на его месте. Однажды ехал на мотоцикле, вижу: лежит увесистый кусок битума, килограммов на 20. Возможно, свалился с машины, которая его везла. Понимаю, что никто за ним не вернётся, никому он не нужен, беру себе, привязав к багажнику. Невесть откуда появляется милицейская машина, едет за мной. Стоит им остановить меня, спросить, откуда битум, где квитанция на него – и я пропал. Страх, который овладел мною, невозможно описать. Добрался до своей дачи, остановился. Милиционеры проехали мимо. В этот момент я словно заново родился, а битум долго потом лежал, как памятник, призванный напоминать о случившемся. Я показывал его друзьям, рассказывая о том, чего натерпелся. С тех пор ни гвоздя не взял из того, что принадлежало государству.

А тут восемь бюджетов... На службе читаю главу 13 Евангелия от Матфея, о пшенице и плевелах: «Придя же, рабы домовладыки сказали ему: господин! не доброе ли семя сеял ты на поле твоём? откуда же на нём плевелы? Он же сказал им: враг человека сделал это. А рабы сказали ему: хочешь ли, мы пойдём, выберем их? Но он сказал: нет – чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы; и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в снопы, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою».

Их очень трудно, невозможно разделить, пока они растут. Потянешь плевелы – выдернешь и пшеницу. Так и у нас, людей.

«И, приступив к Нему, ученики Его сказали: изъясни нам притчу о плевелах на поле. Он же сказал им в ответ: сеющий доброе семя есть Сын Человеческий; поле есть мир; доброе семя – это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого; враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы суть Ангелы».

Этой разности между людьми не всегда замечаешь, но она есть. Вот только в отличие от пшеницы и плевел, которые различны от природы, все мы имеем свободную волю и выбираем – быть ли нам сорняками или хлебом. На потолке у меня трёхрожковый светильник, где пять дней не горела лампочка. Я с ним возился, электрик смотрел. Вдруг лампочка возьми и зажгись. Что-то там перемкнуло и встало на своё место. Это случайность. А любой из нас сам решает, гореть ли ему, служить ли Господу всем своим существом или «жить для себя». Так называют состояние помрачения.

Недуг приводит меня в лечебницу, под капельницу. Их в палате несколько, под каждой кто-то лежит. Пожилая женщина пытается пробраться к своей, но задевает чужую, принадлежащую ещё одной больной. Тренога опасно качается, к счастью, не падает, вновь приобретает устойчивость. Виновница происшествия замирает в страхе, а больная, едва не ставшая её жертвой, разражается упрёками и оскорблениями: «Куда прёшь, корова?!»

«Вам нужно благодарить Господа, – обращаюсь я к ней, – игла не выскочила, боль вам не причинили, всё обошлось».

Проповедь моя не пропадает даром. Та, что ещё мгновение назад столь энергично ругалась, растерянно затихает. Но неожиданно начинает возмущаться другая, которую я попытался защитить. Ей обидно, что её назвали коровой, обвинили в неуклюжести. На следующий день мы – все трое – вновь лежим неподалёку друг от друга, переживая вчерашнее. Невольная виновница случившегося потрясения всё не может забыть, что её обидели, обругали. Она объясняет, что ничего никому нельзя спускать: обидели тебя – дай сдачи. «Что мне, в ответ нужно левую щёку подставлять?» – вопрошает она.

«Нужно», – отвечаю и рассказываю одну историю. Пришли к Антонию Великому люди, привели с собой бесноватого. «Великие в вере могут изгонять только малых бесов, – сказал святой, – а смиренные имеют власть над князьями бесовскими». И отправил болящего с сопровождающими к монаху, который продавал на рынке корзины. «Найдёте его – ударьте по правой щеке», – напутствовал святой Антоний. Пришедшие так и сделали. Монах-простец в ответ повернул голову, подставив левую щёку. Князь же бесовский в ужасе от случившегося крякнул и покинул бесноватого.

Первый раз я проповедовал под капельницей. Мы лежали, смотрели в потолок и дискутировали. Кажется, мне удалось если не убедить собеседниц, то хотя бы помочь задуматься над выбором. Приходится над ним размышлять и мне, грешному. Как хочется в Судный день оказаться пшеничным зерном, а не плевелом! И как трудно иной раз разобраться: отвечать ли на обиду по правде мира сего или по Христовой. Они временами очень похожи, эти две правды, как похожи пшеница и плевелы. Страшно ошибиться.