«УРАЛ» ИМЕНИ МИХАИЛА ВЕЛЬЯМИДОВА

Любая война – это испытание злом. Кого-то это зло ожесточает. Кому-то ломает психику. А кто-то, напротив, приходит к спасительной вере. Как раз из таких людей Михаил Вельямидов, возглавляющий Вологодскую региональную организацию инвалидов войны в Афганистане. В своём последнем бою он получил множественные ранения и долгие месяцы провёл в госпиталях: ему ампутировали левую ногу, удалили коленный сустав на правой, провели множество других операций. Но инвалидность не сломила Михаила. Выйдя из госпиталя, он поступил в медицинский институт, стал врачом. Отработав в медицине восемь лет, решил помогать людям в другой области – закончил юридическую академию, теперь работает адвокатом. О войне и о мире его расспросил наш корреспондент.

– Михаил Владимирович, в каких войсках вы служили?

– Наш отдельный автомобильный батальон базировался в Кундузе. Я был водителем, ходил в колоннах на машине «Урал». Возил грузы как из России, так и по территории Афганистана.

– Часто вас обстреливали?

– В Афганистане чаще всего боевые действия проходили как раз на дорогах.

– Вы награждены орденом Красной Звезды. Этот орден даётся за боевые заслуги...

– В тот раз мы шли из Кундуза в район Баглана. И в долине, на «зелёнке», на нас напали «духи». Стреляли из укрытия. Нападения в основном были в горной местности, в долинах – за кустами, которые там росли, можно было спрятаться – или в ущельях. Мы в таких случаях старались сохранять свой груз и срочно покидали зону обстрела. В прямой бой желательно не вступать, потому что обычно колонна растягивается и приходится отбиваться в одиночку. Тогда мы ехали вдвоём с афганским милиционером и машина попала в окружение. До подхода наших пришлось отражать нападение.

– Как долго отстреливались?

– Не скажу точно. Может, двадцать минут, а может, полчаса – в таких ситуациях время идёт быстро. Тогда я получил первое ранение – в правую руку и в плечо, лопаточную область. Месяц лежал в госпитале, потом снова вернулся на службу.

– Для вас такая награда была неожиданностью?

– Не поверите, но то, что получу орден, я знал заранее. Ещё за год до призыва в армию мне стал сниться один и тот же сон. Я видел родительский дом и свою фотографию на стене с орденом на груди. Я с детства всё время думал: «Вот бы совершить подвиг!» Однако в то время не было никаких войн. В душе-то я допускал мысль, что сон вещий, но предполагал, что буду служить на границе и получу награду за поимку нарушителя… Весной 1982 года меня призвали в армию и после сержантской учебки в Ашхабаде направили в город Термез, а затем – в Афганистан, для выполнения интернационального долга. И это первое ранение я получил через год – 9 июля 1983 года. Пули тогда прошли навылет, не причинив серьёзного ущерба. Но после госпиталя не покидало чувство, что меня ещё раз ранят или убьют.

– Предчувствие не обмануло?

– 9 сентября 1983 года мы шли из Файзабада, перевозили снаряды для наших частей. Накануне мне приснилось, что в автоколонне меня ранило в левую руку и обе ноги. Проснулся разбитым. Была какая-то непонятная уверенность, что сон непременно сбудется, и в то же время я не знал, как отвести беду.

– Вы бы молились… Или в то время были неверующим? – спрашиваю ветерана.

– Верующим-то я был всегда, но некрещёным. Как только пули полетели со всех сторон, я сразу же стал молиться. Мы тогда вдвоём с нашим фельдшером ехали в конце колонны. И когда мне ноги перебило, я крикнул: «Ваня, давай прыгай!» – и сбросил скорость. Его даже не ранило, он выпрыгнул. А мне пулями разбило правый коленный сустав, перебило левую подколенную артерию, оторвало две фаланги на среднем и безымянном пальцах левой руки. Был такой мощный обстрел, что всё вокруг сыпалось. Стреляли из разных точек, и ранения я получал через какие-то промежутки времени. Последняя пуля, пробив дверцу кабины, прошила небольшой блокнот в нагрудном кармане и, повредив мягкие ткани груди, ударилась о ребро – встала напротив сердца…

– Получается, блокнот спас вам жизнь? Вы всегда носили его с собой?

– Нет, стал брать только в последний месяц. Там были записи элементов электрических схем автомобиля, ещё какие-то заметки…

Затем были госпитали. Вначале в Ташкенте, где первые две недели я находился в реанимации, перенёс несколько операций, в том числе по спасению левой ноги. Первая операция, проведённая сразу же после ранения, была неудачной: у меня начался сепсис. Ногу пришлось ампутировать по среднюю треть бедра.

Возможно, во время операции что-то пошло не так, и я пережил состояние клинической смерти. Когда очнулся, то отчётливо помнил, что со мной происходило. Как будто я лечу по узкому туннелю с огромной скоростью, и всё время передо мной появляется стена. Меня охватывает ужас, что разобьюсь, но перед самой стеной снова открывается туннель. Так повторялось несколько раз, в конце концов меня выбросило ко входу какой-то пещеры в горах. Я мог свободно перемещаться в пространстве с помощью мысли и увидел колонну своих друзей-однополчан. Потом оказался перед странными людьми. Метрах в десяти впереди меня по левую сторону я заметил четверых бородатых старцев в чёрных длинных одеждах с капюшонами. Справа на том же расстоянии стоял бородатый мужчина в белом лет сорока, с короной на голове и посохом в руках. Он посмотрел на меня скорее недовольно, чем ласково.

Затем ко мне повернулись старцы в чёрном и стали меня обсуждать. О чём они говорили, я не помню; меня охватил страх, как будто решалась моя судьба, но одновременно возник и интерес к происходящему. При этом я смотрел по сторонам, изучал новый для меня мир, где испытывал приятное состояние лёгкости, и даже не заметил, как ко мне подошёл один из старцев. На его чёрном одеянии были белые полоски. Улыбаясь, он стал что-то говорить, держа меня за плечо. На этом месте я и очнулся среди ночи, в реанимации, подключённый к аппаратам искусственного дыхания и искусственной почки.

– После этого видения открылись совсем другие ценности. Я стал много думать о жизни и смерти, – вспоминает своё состояние Михаил. – Дело в том, что смерть преследовала меня с детства. Когда мне было примерно пять лет, мы с друзьями ныряли в глубокий снег, а я застрял и едва не задохнулся. Через год чуть не утонул: догонял сверстника и, перебегая через речку по бревну, упал в воду. Пуская на дне пузыри, я находился в сознании. Помню, как рыбки рядом плавали. Но вот как меня достали из реки, уже не помню… В восемь лет меня сбил автомобиль. У меня сильно текла кровь изо рта и из носа. Я был перепуган, не хотел ехать в больницу. В конце концов меня увезли в больницу города Няндома, где врачи поставили диагноз – перелом основания черепа и сотрясение головного мозга.

Следующая встреча со смертью произошла в девять лет. Тогда мы с другом залезли на высокое дерево, стоящее в болотистой местности. Сук подо мной подломился, я полетел вниз и приземлился на трухлявый пень, получив компрессионный перелом позвонков в поясничном отделе. В юности были две аварии на мотоцикле и ещё ряд несчастных случаев, когда я заглядывал в глаза смерти.

А потом война в Афганистане, моё чудесное спасение, множественные операции, в том числе две операции на почках, потому что вследствие сепсиса я заработал пиелонефрит. Потом удалили аппендикс. Казалось, что мучениям не будет конца... Учась на втором курсе медицинского, я уговорил заведующего кафедрой травматологии, чтобы мне удлинили единственную правую ногу. Меня сильно угнетало, что я стал ниже ростом. Несмотря на предупреждения и уговоры, я соглашался на всё, лишь бы вернуть свой рост.

Во время операции судьба сыграла со мной злую шутку: отключился свет, и врачам пришлось перейти на искусственную вентиляцию лёгких. В это время я очнулся от наркоза, хотел вздохнуть, но поскольку был подключён к аппарату искусственного дыхания, то грудь поднималась независимо от моего желания. Конец трубки, вставленной в лёгкие, изнутри давил на бронх, оттуда доносились хрипы, в висках сильно стучало. Я смотрел, как протыкают мою ногу спицами от аппарата Елизарова, небрежно, как мне казалось, ворочают и кидают её. Боли казались невыносимыми. Думал, что сейчас вот тут, на операционном столе, умру. Клял себя на чём свет стоит, умолял, чтобы меня снова усыпили…

И на этот раз судьба пощадила меня. Когда уже после минского госпиталя я вернулся на родную Вологодчину, то постепенно начал осознавать, что со мной произошло. Я стал задавать себе много вопросов, а самый главный: почему, для чего я остался жив? И тогда всё изменилось. Я стал молиться, ездил по монастырям. Потом принял святое крещение.

В одном из храмов я увидел икону святого Мартиниана Белозерского, изображённого в схиме. Сначала бросилось в глаза, что он в таком же чёрном одеянии с капюшоном и белыми полосками, какое я видел во время клинической смерти. Присмотревшись, я узнал и лик святого.

После этого я прочитал Житие преподобного Мартиниана Белозерского, ездил в Кирилло-Белозерский монастырь и в Троице-Сергиеву лавру, где он подвизался. Заодно стал интересоваться и своими корнями. Дворянский род Вельямидовых очень древний. Из него вышло много известных людей, в том числе и святых.

Мне тоже хотелось найти себя, послужить Отечеству и людям. Но многие специальности из-за моей инвалидности оказались закрыты. Тогда я решил поступать в Архангельский медицинский институт, стать врачом. Ещё со школы у меня сохранилось желание спасать людей. Но со школьной скамьи я поступать не стал, потому что для вуза учился слабо. После окончания института одно время я работал врачом ультразвуковой диагностики, но, переехав в Вологду, не смог найти работу по специальности. Устроился только заведующим кабинетом медицинской статистики. А это не по мне, тем более и денег почти не платили, а надо было кормить семью. И тогда я подумал о юридическом образовании. Окончив Вологодское отделение Московской юридической академии, с 1997 года стал работать юристом, а затем адвокатом. Но медицину совсем не оставил – оказываю юридические консультации медицинским учреждениям, медколледжу.

– Наверное, и общественная работа у вас занимает много времени?

– Как председателю Вологодской региональной организации Общероссийской общественной организации инвалидов войны, мне приходится готовить и проводить различные акции, концерты. Также мы занимаемся патриотическим воспитанием молодёжи, выезжаем в тюрьмы, выступаем в детских домах. Сотрудничаем и с Церковью. В Вологодской епархии за работу с военными отвечает отец Андрей из Александро-Невского храма. Он приходит на все наши мероприятия. В этом храме в памятные даты, посвящённые афганской войне, собираются ветераны, проводятся пани­хиды.

– Вы сказали, у вас есть семья?

– Да, жена, дочь. Вот дачный дом сейчас строю, чтобы с семьёй отдыхать... На берегу пруда построил баньку, а в самом пруду развожу рыб. И сад посадил: яблони, вишни, сливы…

– Кроме ордена Красной Звезды, у вас есть ещё награды?

– Есть медали. Своими наградами я не кичусь. Самой большой наградой считаю то, что ребята, оставшиеся после моего ранения в Афгане, написали на моей машине: «Имени Михаила Вельямидова». Как правило, такие надписи на военной технике делают уже посмертно, а тут при жизни сподобился.

…Михаил Владимирович обращает этот эпизод в шутку, не договаривая, что такие надписи пишутся на машинах героев. Сам он себя героем не считает. Как в Афганистане, так и сейчас, работая адвокатом, он просто честно исполняет свой долг.