ТРИ ДНЯ В КЫЛТОВО

Редакция продолжает цикл публикаций о восстановлении Крестовоздвиженского Кылтовского монастыря силами молодых волонтёров. На сей раз к ним присоединился наш корреспондент.

Всё началось с пуговки. Точнее, с нескольких пуговок, пришитых очень странным образом – где придётся – на блузке одной юной прихожанки Кылтовского подворья. Чёрные пуговички шли сначала, как полагается, ровным рядом сверху, но внизу вдруг их ритм нарушился, и они весело разбежались по цветастой ткани. Подумалось: видно, ху­дожница, творческий человек. А в июне, накануне Дня города, на странице нашей газеты «ВКонтакте» увидела объявление. В нём рассказывалось о предстоящей ярмарке художественных изделий, выручка от продажи которых должна была пойти на восстановление Кылтовской обители. На фотографии я узнала ту самую девушку с подворья – и будто ниточка потянулась от её пуговки дальше. Мы с детьми пришли на Сыктывкарский Арбат, нашли среди столиков с самодельными куклами, утицами и разными рукоделиями стенд под вывеской: «Молодёжный лагерь “Добрые побуждения”».

– Так вы и есть те ребята-волонтёры, что ездят в Кылтово восстанавливать монастырь? – спросила я девушку с длинной косой.

– Мы стараемся там бывать как можно чаще, – негромко ответила девушка. – Кстати, послезавтра от Кылтовского подворья отбывает очередная, пятнадцатая, смена нашего лагеря. На три дня.

– А нельзя ли нам с сыном присоединиться к вам? – неожиданно для себя сказала я, кивая на своего Серёжу. – Четыре лишние руки как-никак.

– Конечно, – улыбнулась моя собеседница. – Только будут ли свободные места в «Газели», не знаю. Вы позвоните, – и она подала мне листок с контактным телефоном.

Созвонились, и – ура! – в микроавтобусе оказалось именно два свободных места!

Так невидимая ниточка потянулась от пуговки дальше – в Кылтово.

В путь!

Раннее утро. Подходим в условленный час к Кылтовскому подворью. Водитель «Газели» хлопочет возле машины, загружая в салон огромные рюкзаки, вёсла... Этот человек хорошо знаком журналистам «Веры» – Виктор Брониславович Микулко, руководитель фонда «Воздвижение креста». Он частенько заходит к нам поделиться кылтовскими новостями, и всякий раз удивляешься его неуёмной энергии. Вот и сейчас...

– А вы что, тоже на лодках будете сплавляться? – огорошивает он нас вопросом. О лодках мы слышим впервые и как-то не готовы к такому повороту событий. На мне юбка до пят, и никаких у нас резиновых сапог, тем более – навыков плавания на байдарках.

– Это ничего, – успокаивает Виктор. – Одежды разной в монастыре достаточно, сапоги найдём, спасательные жилеты выдадим.

Все в сборе: трое студентов, Артём Микульки, Саша Порошкина и Лена Шулепова, мы с Серёжей и две таинственные новенькие лодки в коконах рюкзаков – им предстоит сегодня впервые спуститься на воду и расправить невидимые крылья. Не хватает лишь руководителя лагеря Натальи Артёменко.

Завернули в один из дворов, ждём Наташу, а её всё нет. Из сочувственных реплик ребят становится ясно, что у их подруги какие-то проблемы... Наконец из одного подъезда выбегает рыдающая девушка в длинной клетчатой юбке. Открывает дверцу машины, плюхается на сиденье и долго не может успокоиться. Оказывается, у Наташи через пару часов экзамен по гобелену! А вытканное «Яблоко», над которым она трудилась, не закончено – ну ещё бы самую малость посидеть! Но как лагерю без руководителя? Лена наливает подруге чаю из термоса, и вскоре Наташин дух преисполняется бодрости, она веселеет на глазах: «Как-нибудь обойдётся!» – и отправляется с нами в путь.

До Кылтово, к самому центру обители – собору, – от шоссе ведёт асфальтовая дорога. Она была сделана давно, ещё к приезду Патриарха Алексия в 96-м, и уже порядком поистрепалась. Ну а дорожки и тропки, которых в самом монастыре много, понятное дело, остались не закатанными в асфальт. И сёстры обходят ежедневно монастырь крестным ходом по обычной просёлочной дороге, по песку и камушкам.

...В паломническом домике «Олан керка» и правда нашлось сколько хочешь разной одежды, а резиновыми сапогами выручили матушки. Они, надо сказать, очень сочувственно восприняли известие о предстоящем лодочном походе, беспокоились, чтобы никто не свалился в воду. На этот случай Виктор Брониславович приготовил спасательные жилеты. Вряд ли кто когда-нибудь тонул в тихой речушке Кылтовке, но порядок есть порядок.

Пока мы идём к речке – километра два пути, – я прошу Наташу Артёменко рассказать немного о предстоящем походе.

– Когда матушка Стефанида благословила создание нашего лагеря, мы стали думать, как привлечь молодёжь. Потому что даже православным приезжать только для работы на раскопках или картофельном поле – тяжело. И родилась идея: лодки, снегоходы, походы. И вот сегодня начало положено. Впереди у нас много пеших и водных походов. На лодки, кстати, мы сами заработали. Когда-то Виктор Брониславович, наш «генератор идей», предложил устраивать ярмарки своих изделий – мы ведь все студенты факультета искусств СГУ, нас там много чему учат. И нам до того полюбились эти ярмарки! Полтора года, пока существует лагерь, шили, вышивали, мастерили, но как-то не верилось, что это будет реальная помощь монастырю. Так что мы всех призываем участвовать, привозить к нам изделия на подворье – Октябрьский, сорок три дробь один, – звонко, как на ярмарке, произносит Наташа привычную фразу и смеётся – забавно звучит она здесь, над тихими водами Кылтовки.

– По этой речке когда-то плыл чудотворный крест, который сейчас стоит в соборе монастыря. Так что можно назвать путь, которым сейчас поплывём, путём креста, – добавляет девушка.

Вот лодки собраны и накачаны, втиснуты меж узких бортов подушки-сиденья, и два пятиместных красавца, под названьем «Налим», готовы к спуску на воду. Господи, благослови!

Артём уверенно берётся за весло, девушки кричат «Ура!», Виктор Брониславович с юношеским задором бегает по берегу с фотоаппаратом – кадры для фотолетописи! Воодушевление у всех такое, будто не лодочка поплыла по лесной речушке, а спущен на большую воду корабль.

– Шампанское-то не забыли взять? О борт разбить, по моряцкой традиции, – шучу я.

– Ничего, на привале чайку выпьем, – смеётся Виктор.

Наш «Налим» не очень-то торопится догонять своего товарища. Всё потому, что на вёслах сижу я, никогда прежде не державшая в руках байдарочного весла. Не так-то просто управлять лодкой! Тем более что о дно её то и дело угрожающе скребутся коряги, и ты каждый раз холодеешь от ужаса, что они пропорют брюхо «Налиму». Ещё забота – сниматься с мели. Виктор, прямо в ботинках и брюках, прыгает в воду и толкает лодку на глубину. «Это мои походные ботинки и походные брюки», – шутит он.

На привале, разлив по чашкам чай из видавшего виды термоса («Старый, китайский – сутки тепло держит!»), Виктор произносит замечательную речь о счастье бытия. Вот оно, здесь и сейчас, и не нужны для этого никакие Канары и яхты.

Все попивали чаёк и улыбались: и правда, наше Кылтово и наши лодки куда лучше.

Мы бы плыли дальше и дальше, но встретилось непреодолимое препятствие. Под бетонным мостом в воде были свалены – видимо, ещё со времён совхоза – какие-то железные штуки, и двигаться дальше стало опасно.

Интересно, что в этом месте как раз была когда-то монастырская пристань – вон деревянные, изъеденные временем, столбики торчат из воды. А вдали виднеется синий купол собора. И так хорошо знать, что сейчас бывалые моряки сойдут на берег, где матушки расспросят о плавании, скажут, что молились о них, накормят обедом в монастырской трапезной…

Так что возвращались с радостью, как домой.

*    *    *

В тот же день Лена с Сашей вернулись на «Газели» в город – надо было помочь родителям сажать картошку. Нас осталось четверо – Артём, Наталья и я с Серёжей. Теперь мы уже «трудовой десант»: нас ждут лопаты и тачка на раскопках фундамента старой тюремной больницы. На три дня, что мы пробудем в Кылтово, это наш рабочий объект. На месте бывшей лечебницы со временем, скорее всего, разместятся мастерские. Подумать только: меньше ста лет назад здесь кипела жизнь огромной монашеской общины, сёстры трудились на разных производствах… Не скоро вернёмся к старому.

– Вон, видите, кирпич сложен – это мы во время прошлой смены разобрали печку, – показывает Наташа поле деятельности. – А сейчас будем разбирать кирпичи старой кладки.

Рядом – монастырская стена, уже не первый год её восстанавливают силами добровольцев. К сожалению, этих сил мало, и дело продвигается медленно. Именные кирпичи ждут, когда к ним приложат руки: «Ксения… Александр… Руфина… Нина…» Но иногда случаются «прорывы»: в конце июня приехали из Сыктывкара несколько мужчин, среди них диакон епархиального храма Рождества Христова Максим Стыров, и отлично потрудились на стене.

…Старый кирпич крошится, редко попадётся целый. Иной поднимешь – а там кипит муравьиная жизнь. Из находок попались нам лишь две склянки из-под лекарств (внутри одной из них успело пустить длинный росток какое-то семечко), пустой баллончик из-под средства против насекомых, датированный 1982 годом, да туфля из тех же времён.

– Редко что-то находится, – замечает Наташа. – Но мне однажды возле стены попалась пуговица с российским гербом – такие носили на шинелях офицеры царской армии. А наша Агния Шаньгина (та самая девушка с «неправильными» пуговками. – Авт.), когда мы работали в соборе, подобрала с пола какой-то деревянный цветочек-завиток. Оказалось, это фрагмент дубового иконостаса! Почти сто лет пролежал, с тех пор как монастырь разорили.

Вот и у Наташи, значит, есть заветная «кылтовская» пуговка.

…Вечером в «Олан керке» мирно и покойно. Кто-то пьёт чай с пряниками, кто-то глядит в окно на облака – на вечную Божию картину, а кто-то пытается возле домика делать наброски, поминутно прихлопывая комаров. Тишина. Такой в городе не бывает. Если же захочешь услышать родные голоса, надо подняться на холм за околицей. И, выслушав раз десять подряд «номер временно не может быть вызван», исхитришься, нащупаешь-таки канал в эфире и успеешь сказать, до чего же тебе в Кылтово хорошо...

На следующее утро, 15 июня, в монастырской трапезной уютно пахло блинами. Матушка Любовь поставила перед нами тарелку: «Кушайте блины, поминайте послушницу Ирину, мою сестру. Нынче пять лет, как её нету…»

Управившись с послушаниями, матушка рассказала эту историю:

– Вы на кладбище нашем не были? Там стоит часовня преподобномученицы Елизаветы. Вот в этой часовне и трудилась моя сестра: снутри белила, красила, окно сделала наподобие креста. Она в городе была штукатуром-маляром. Здесь жила около двух лет. Мелким ремонтом занималась, за курами, кроликами смотрела. А как-то раз пришла после работы, сидит задумчивая. «Чё думаешь-то?» – говорю. «Мне сон приснился. Будто я белю, мажу в часовне, и вы пришли. И вдруг – бандиты! Мы спрятались в часовне. Когда бандиты ушли, вы все вышли наружу, а я не выхожу – так мне тут хорошо, так хорошо! Смотрю вам вслед, а сама так и не вышла».

И говорит: «Я всё думала над этим сном – и вдруг пришло озарение: если вдруг я умру, то вы меня похороните здесь, на кладбище». Тридцать три года – какое там «умру»? А прошёл год после этого сна – и умерла. Похоронили рядом с часовней…

Как это случилось? Ирине позвонила её городская знакомая и сказала: приезжай, есть работа. И она поехала. Я предчувствовала неладное, потому что нельзя из монастыря в мир возвращаться. Молюсь перед иконами: «Святителю Николае, моли Бога, пусть Ирина замуж выйдет», – глухо! «Господи, приведи её в монастырь, пусть опять с нами будет жить», – глухо! Не идёт молитва. И вот говорю: «Господи, на всё воля Твоя святая, пусть будет так, как Ты хочешь. Как хочешь, так и спасай её!» И только сказала это – почувствовала, что так хорошо стало! И потом каждый день, два-три месяца, я молилась этими словами. И вдруг Ира умирает. Для меня, по-человечески, это была такая потеря. Я не думала, что ТАК Господь её спасёт. Замуж она вряд ли бы вышла, вернуться в монастырь – тоже сомнительно, потому что уже дёрнули её отсюда. Вот, пока совсем не потерялась, Господь и спас её. Он, наверно, знал, что она недолго проживёт, и привёл её сюда, поработать и упокоиться.

На Троицу Иры не стало. И мы её с честью похоронили на монастырском кладбище. Молитвы читали, акафист всю ночь... Наши трудники гроб донесли на руках до кладбища. Потому что, когда Ирина здесь жила, она им постоянно пироги пекла. А мы вот каждый год 15 июня блины печём... Упокой её душу, Господи!

В Деревянске, где наша родина, тоже был трагический случай. Ирин одноклассник Виктор увидел в газете, что открылся Ульяновский монастырь и что нужны помощники. Он тогда пришёл из армии, работы не было. И решил пойти помогать обители. Около года трудился там, а потом сказал матери: «Я, мам, уйду в монастырь, что мне тут, в миру, делать?» – «Куда?! А жениться, а внуков мне нарожать? Ты же у меня один...» – «Ну, тогда я застрелюсь!» – «А стреляйся!» Мама знала, что в ружье нет патрона, она вынимала их все до единого и сама выдавала сыну, когда тот на охоту собирался. И вот она слышит из кухни хлопок: «Пух!» Подходит, а Витя только и мог сказать: «Я не хотел, мам, я правда не хотел…» Случайно осталась одна дробинка. Над гробом сына рыдала: «Лучше бы отпустила тебя в монастырь!..» Так что вот, нельзя обет нарушать и из монастыря в мир возвращаться.

– Пойдёмте я вас на кладбище свожу, – предлагает матушка Люба. Её верный пёс Тузик увязывается за нами, но останавливается у ворот погоста и дальше из деликатности не идёт.

– Мы будем к могилкам подходить, и каждой говорите: «Упокой, Господи, душу усопшей рабы Твоей...» – это будет молитва. Вот схимонахиня Феодосия... монахиня Анна... монахиня Неонила...

На могилках матушек цветёт ярко-жёлтым цветом мох.

– Так красиво! – радуется матушка Люба. – А в прошлом году не цвёл ещё.

– Лёгкую смерть Господь послал матушке Неониле. Позавтракала, акафист прочитала. «Всё хорошо у тебя?» – «Всё хорошо». А обед принесли ей в келью – она уже умерла. Так неожиданно! У нас ни креста, ни гроба… Родственникам позвонили, и они привезли всё, что надо. Но после того мы стали делать запас.

– Я видела этот «запас»! – говорит Наташа. – Жутко так выглядел...

– Мы сразу купили по семь крестов и гробов, – отвечает матушка Люба. – Вот осталось три...

Говорит это таким весёлым и лёгким тоном, точно речь идёт о покупке, скажем, кадушек для соления грибов…

– Скидку, наверно, получили, – шутит Наталья. – Матушка Пинна, помню, проводила нас выбрать одежду для работ. Мы обрадовались: такой сундук огромный, интересно же. «Только не пугайтесь», – говорит. Оборачиваемся – гробы стоят. Один красный, обтянутый тканью...

– Этот не наш! Наши – некрашеные. А этот на случай, вдруг кто из местных умрёт, мало ли... Мы ведь тут бомжиков пристраиваем. Но ещё, слава Богу, никто не помер, красный гроб так и стоит, – смеётся матушка Люба. – Так вот, после смерти матушки Неонилы задумались мы, в чём хоронить друг друга, если что. Нас было семь человек, на всех по гробу и заказали! Звоним в погребальную контору: так и так, надо семь гробов и семь крестов. Они: «Чё, у вас все померли, что ли?!» – «Нет, все живы». – «А зачем тогда?» – «Про запас». – «А вы не шутите?» – «Дак вдруг подорожает у вас, что тогда будем делать, случись что». Привезли их нам, убедились, что не шутим. На прощанье говорят: «Уж и не знаем, чего вам пожелать: помирайте на здоровье или живите долго и счастливо...» Мы так смеялись! И они тоже.

– Открою вам часовню игумении Ермогены, – доверительно, как своим, говорит монахиня. – Паломники, знаете, разные бывают – иной раз не паломники, а туристы, как батюшка Адриан их называет. Как-то группа была, я открыла часовню, сказала, что можно зайти, приложиться. Несколько женщин так и не зашли. «А чего не заходите-да?» – спрашиваю. «Фу, – морщатся. – Покойника целовать!» Я быстренько закрыла, думаю себе: «Вот вам!» (Смеётся.)

Мы друг за другом заходим внутрь и опускаемся перед деревянной ракой на колени. И тут тоже, как и во всяком уголке Кылтово, светло и покойно. (Игумения Ермогена управляла монастырём с 1918 по 1923 гг.; обитель числилась уже с/х артелью. – Авт.)

– А давно ли игумения Ермогена здесь лежит? – спрашиваю я.

– Сюда перенесли мы её в начале 2000 года из деревни Половники, где матушка умерла. Написали прошение владыке. На наше удивление, разрешили. Матушка игуменья поехала, её помощница Татьяна и двое послушников – Николай и Владимир, Царство Небесное обоим, умерли уже. Николай потом рассказывал матери, а та передала его рассказ сёстрам: «Копаю, значит, яму, уже платок приготовил себе – вдруг завоняет, а когда гроб стал близко уже, неожиданно такой запах пошёл – будто духами!» Мы выехали навстречу, в соборе приготовили место, куда поставить гроб новый, большой, чтобы панихиду сделать, – и сами заметили. Я у матушки спрашиваю: «Вы, матушка, одеколоном, что ли, побрызгали?..»

А пока мы строили часовенку, матушка Ермогена у нас наверху была, где мы сейчас читаем Псалтырь. Там у нас печки нету, и на зиму мы матушку туда поставили. Постоянно и сами прикладывались, и паломников пускали. Матушка была накрыта покрывалом, и постоянно на нём маслянистая капля появлялась, благоухающая. Вот. Это я хорошо помню. Одну зиму она у нас там и зимовала-то, а потом построили часовню, – как о живой, радостно говорит матушка Любовь. – Первое время многие приходили, а потом мы как-то привыкли, что ли, не стали открывать – и миро перестало появляться. По нашей вине…

– Но неподалёку здесь находится курорт Серёгово, – продолжает она, – так оттуда часто приезжают паломники. И сразу – на кладбище. Очень любят бывать здесь. Ходят, молятся, сидят…

– И правда, хорошо здесь, – замечаю я. – Светло, зелено, кресты белые.

– У нас в Деревянске было принято только голубой краской красить. Я первая нарушила: мамин крест покрасила в розовый цвет. В магазине как налетели на меня бабы: «Да ты что! Надо синим, не положено!» – «Мама моя – как хочу, так и крашу, а вы своих родственников-покойников как хотите красьте! В Пасху красное яйцо – и у меня красный!» С тех пор у нас новая мода пошла: кто красным, кто зелёным, кто жёлтым красит. А тут мы тоже отличились: белым покрасили. Паломники из Серёгово удивлялись: «Белым! Разве можно!» – «Можно, почему же нет?» – «Ой, я сейчас же приеду и покрашу кресты у своих белым!»

Снова любуемся на работу послушницы Ирины – окно-крест в часовне св. Елизаветы. Хорошо сделано, на совесть. А вот и её могилка… Как она хотела, так и вышло. Покойся с Богом, послушница Ирина!

– Она пекла хорошо, – снова вспоминает о ней сестра. – Когда жила в общежитии, по воскресеньям напечёт целый таз пончиков или оладий – и дети, и взрослые приходят, набирают, сколько кто хочет, угощаются. Знакомые и незнакомые идут: «Ира, ко мне гости пришли, можно я у тебя оладий возьму, чай попить?» В монастыре она как в пятницу начинала печь – с картошкой, с фасолью, с капустой, – так до следующей пятницы мы едим, а там снова пирожки на подходе...

– Тузик, Тузик, пойдём! – зовёт матушка Люба убежавшего пса, и мы, поклонившись светлому погосту, возвращаемся к живым.

Она есть, наверное, в каждом монастыре – летопись чудес. У кылтовских матушек это обычная ученическая тетрадка в клетку. Матушка Люба кладёт её перед нами на стол, удивляется:

– А я думала, она потерялась. Чудеса-то случаются постоянно, да ведь надо записывать. А тут набегаисся-набегаисся...

Листает тетрадь, улыбается:

– Да, помню, помню это: закончился у нас сахар, решили молебен отслужить Филарету Милостивому. Не успели даже до храма дойти – приезжают паломники и жертвуют нам столько сахара, что на месяцы хватило. Или вот: была у нас лошадь. До того строптивая – никто не мог с нею управиться. Решили продать – а где покупателя найдёшь? Помолились – едут цыгане. И купили у нас лошадку.

Ребята из лагеря «Добрые побуждения» собираются издавать календарь с чудесами, произошедшими в монастыре. Ничего, что записи в тетрадке обрываются 2004 годом. Диктофон у нас с собой, остаётся лишь записать рассказы сестёр. Уж теперь-то они не потеряются!

Матушка Римма, перебирая картошку, вспомнила про то, как по молитвам перед Феодоровской иконой Божией Матери у людей рождались долгожданные детки, как вылечилась от рака молодая женщина, приложившись в монастыре к иконе «Всецарица», освящённой на Гробе Господнем, как у чудотворного креста исцелился от слепоты журналист из Ухты…

– Врачи столичные отказались лечить Владимира, сказали, что уже ничего не сделать. Они с женой поехали домой – и вдруг на пути попадается монастырь. Зашли в собор, Владимир даже заснул тут, возле креста у печки. Домой приехал – и зрение начало возвращаться, а вскоре стало стопроцентным. Он обещал сам написать об этом чуде; не знаю, написал или нет – не читали. Но несколько раз к нам приезжал, благодарил.

Или вот. Приезжал мужчина. Сказал, что ему 50 лет. Тридцать лет они прожили с женой, и у них не было детей. А сюда просто заехали посмотреть, что за монастырь. Они уже не просили ребёнка – зашли, свечки поставили, записки подали и уехали домой. А через год у них родилась дочка. Мужчина приехал сообщить эту новость и поблагодарить Господа и Царицу Небесную – я как раз с коровами убиралась, он меня увидел и рассказал...

– Некоторые сразу приезжают благодарить, счастливые и довольные, – подхватывает матушка Любовь. – А бывает, не получает человек того, о чём просил. Видно, Господь и Божия Матерь испытывают. Как-то приехали паломники. Подошли ко мне мужчина и молодая женщина – папа с дочкой. У мужчины на руках внучка: «А это наша радость». Сказал, что у дочери с зятем долго не было детей, лечились, отчаялись уже. Потом узнали про нашу Феодоровскую икону – приехали. Долго ездили к нам, акафисты читали – и вот появилась «наша радость». Сидит у дедушки на ручках, улыбается... Некоторые приедут, помолятся и, если ничего не происходит, больше не приезжают. А эти люди не так. Не надо терять надежды.

Эту трогательную историю тоже можно записать в «чудесную» тетрадку. Она о том, как Господь устроил судьбу одной сиротки. Теперь она – жена и мама, у которой глаза всегда светятся счастьем. Я сама видела, ведь Ульяна со своим сынишкой частенько прибегает к матушкам – домик их прямо возле собора.

Она приехала несколько лет назад к сестре в Сыктывкар из Кировской области. Ни папы с мамой, ни кола ни двора. А сестра собирается уезжать в дальние края, на родину мужа. Куда пристроить младшенькую, не знает. Пошли они в Стефановский собор на службу. Ульяна на исповедь хотела попасть и заодно совета у батюшки спросить, что делать-то ей. Трижды выходили из алтаря разные священники, и только к последнему из них потянулось её сердце. «Иди!» – будто что-то толкнуло изнутри. Батюшка – это был отец Дмитрий Хрусталёв – спросил: «А сама-то ты чего хочешь? Учиться? Работать?» – «Я замуж хочу, детей родить». Отец Дмитрий посоветовал обратиться к матушке Стефаниде на подворье. Может, в монастырь возьмёт пожить или ещё что подскажет.

Пришла Ульяна на подворье, а матушка игуменья велит ей прийти через неделю. Потом – через месяц. И ещё через две недели. И девушка приходила каждый раз точно в назначенный день. Матушка убедилась, что человек серьёзный, и решила Ульяну отвезти в Кылтово. Пусть поживёт, глядишь, что-то и сложится в жизни.

Под Рождество это случилось. А незадолго перед тем Виктор в обитель приехал, стал заниматься монастырским хозяйством. Познакомились, разговорились… А вскоре Ульяна и говорит матушкам: «Хороший Витя человек. Я за него, наверно, замуж выйду». – «А Витя-то знает, что замуж за него собираешься?» – «Нет... Ну, я чувствую это». И правда, на майские праздники поехали в город, и Витя предложил: «Ульяна, выходи за меня замуж». – «Выйду, Витя!» Летом какая свадьба – работы много. А в сентябре отец Владимир их венчал в соборе.

Матушка Люба вспоминает, как сёстры собирали Ульяну к венцу:

– Невесту-то надо красиво одеть! Платье нашли к лицу. У меня в Княжпогосте знакомая работает в обув­ном, а хозяйка магазина – духовная дочь отца Антония из Онежья. Туфли решили у неё купить. Выставила она перед нами все белые туфельки, какие были, Ульяна выбрала. «Сколько стоят?» – «Дарю! Только выйди замуж и детей рожай».

Ну, с платьем, туфлями решилось, теперь кольцо надо. А женщина должна носить серебро или белое золото, знаете? Матушка говорит, что в старину обручальное кольцо у мужа было золотое, а у жены – серебряное. Приезжают паломники, а матушка София говорит: «Сейчас я тебе соберу деньги на кольцо». Кто 50 рублей дал, кто 10, кто 100, и все с пониманием, от души. А один мужчина пожертвовал 400 рублей. «У меня, – говорит, – четыре девки, и все на выданье. Вот по сто рублей на девку, пусть поможет Господь определить их, надоели они уже». Так мы и собрали около двух тысяч. И когда Витя с Ульяной поехали за кольцом для невесты, мы дали им эти деньги. Они взяли, не пересчитав. Ульяна выбрала кольцо белого золота, продавец называет сумму, Витя подаёт деньги, та считает – и оказывается тютелька в тютельку! Сколько собрали, столько и стоило.

Вот так выдали замуж нашу Ульяну. Они с Витей в городе расписались, а на другой день здесь повенчались. Жильё сразу нашли им – одна женщина в дом престарелых решила уйти и им сказала: «Живите в моём доме, всё равно без хозяина он развалится». Всё лето делали там капитальный ремонт, мебель завезли, и после венчания поселились в нём. И сейчас Ульяна, заходя к нам, говорит: «Вот смотрю – муж спит, сын спит, ой как хорошо! И думаю: Господи, если бы не приехала сюда, что бы я делала в городе! Где бы я сейчас была, страшно подумать...»

Последним днём нашего пребывания в благословенном Кылтово было воскресенье. Идём с Наташей на службу в собор. Служит отец Владимир, окормляющий Воскресенский храм на подворье, и так необычно видеть его не в тесноте маленькой церкви, а под сводом громадного собора. И матушка игуменья приехала из города, с радостью встречает нас.

Вид собора потрясает. Ещё недавно его огромное пространство снизу доверху было «нарезано» на кусочки, разделено перегородками, перекрытиями. С помощью добровольцев всё это было разобрано и вынесено вон, и только надписи да рисунки остались на стенах, высоко над полом. Олимпийские кольца, «Серёгово-1979», имена, имена... Может, люди хотели сохранить своё имя для Бога, да только не знали как.

Перелетают где-то в вышине голуби, льётся из купола свет, и уже ничто теперь не препятствует ему проникать в наши души.