ЧТЕНИЕ

Инок Дорофей

ТРУДНЫЙ ВОПРОС

В некотором царстве, в некотором государстве жил да был боярин Платон. Человек он был могущественный и властный, любил повелевать и диктовать указы. Роста он был высокого и имел огромнейший живот, потому как ходить пешком не любил, а всё больше на лошадках да в карете. Носил Платон, как и положено ему по чину, высокую мохнатую шапку, длинную шубу до пола и имел посох с золотым набалдашником. Случалось, нередко и побивал этим посохом боярин своих нерадивых слуг. Характер он имел жестокий и гневливый, так что доставалось всем и часто. Немало человеческих судеб было поломано крутым боярским характером, немало пролито слёз. Многие, даже знатные люди, выстаивали перед ним на коленях, вымаливая себе помилование:

– Не погуби, Платон Силыч, прости ради Бога!

Глядя сверху вниз на смирившегося и молящего о пощаде именем Божиим, боярин обычно говорил:

– Пока прощаю, но смотри у меня! – и грозил своим огромным кулачищем.

Согрешивший вставал с колен, кланяясь осторожно, целовал здоровенный кулак и, пятясь задом, исчезал за дверями.

В этом же царстве и государстве проживал молодой купец Ириней. Был он внешне очень похож на боярина Платона: такой же могучий рост и огромный живот. Бизнес его процветал всё больше на государственных подрядах, оттого характер Ириней имел хитрый и медоточивый, говорил ласково и распевно, но спать, конечно, было жёстко. «Какой он славный!» – говорили многие люди, слыша благостные напевы молодого купца. Особенно так думали те, кто слушал поучения его в церкви, ибо был Ириней человеком набожным, любил бывать в церкви и нередко с благословения батюшки говорил людям поучения о правильной и благочестивой жизни. Но были и другие, которые думали о нём иначе. Это были те, кто уже приобрёл некоторый опыт в общении с Иринеем.

С самого раннего утра в купеческую приёмную собиралось много разных людей. Кто-то, прочитав объявление, пришёл подрядиться на работу, другие топтались, чтоб замолвил за них словечко в боярских палатах, куда Ириней имел доступ, третьи просто «договаривались» с купцом на такой-то час – и все сидели, терпеливо ожидая его. А купец рано никогда не вставал. Любил он и телевизор посмотреть, и в Интернете посидеть – ночью ведь дешевле. Обычно он появлялся на людях после обеда. Но измученные ожиданием люди рано радовались.

Бегло окинув взглядом ожидавших, купец проходил на склад и громко хлопал железной дверью. Молоденький приказчик исчезал вслед за ним для доклада, и спустя некоторое время он вызывал счастливчиков на аудиенцию. Далеко не все люди её удостаивались, и поэтому с большим напряжением следили за железной дверью, которую охранял крепко сложенный привратник. Некоторым приказчик передавал слова купца: «Приходите завтра», – и они, весьма раздражённые напрасным ожиданием, уходили, чтобы завтра вновь с покорностью ждать решения Иринея. Так купец воспитывал в людях христианские добродетели терпения и смирения.

С теми же, кто попадал на аудиенцию, разговор он начинал издалека. С тем, например, кто приходил получить-таки, наконец, гроши за свершённую работу, он заводил речь о справедливом воздаянии, неизменно вспоминал библейское «трудящийся достоин пропитания» и поговорку «Всяк труд мзды своей достоин». Говорил долго, забываясь, переходил со слов Священного Писания на слова Фридриха Энгельса о том, что труд – основное условие всего человеческого существования, что труд создал самого человека, чем вводил в немалое искушение благочестивых обывателей, уверенных, что человека создал Бог. В конце концов совершенно очумевшему от проповеди о «строжайшем контроле над мерой труда и мерой потребления» просителю Ириней выдавал сумму значительно меньшую, чем было обещано, и строго выпроваживал его вон. Но проситель был рад и тому, что избежал утомительных поучений молодого предпринимателя.

*    *    *

В государстве, где они жили, была славная традиция праздновать день стиха и пляски, притом каждый год отмечать его в разных вотчинах.

В тот год выпал жребий праздновать сей праздник в вотчине, которой управлял боярин Платон и где проживал купец Ириней. Приехало много разных гостей, в основном больших и великих. Прибыл и сам царь-государь, светлейший Варсонофий. Боярин Платон повелел купцу Иринею опекать одного из надменных бояр, отличавшегося строптивым характером. Тот столичный боярин, как и все гости, был поселён в самой лучшей гостинице города и занимал наилучший люкс с мебелью из ореха.

Утром купец Ириней прибыл в гостиницу, справился у портье, в каком номере живёт его подопечный, взял телефон и ласковым голосом сказал в трубку:

– Доброе утро, ваша милость!

Сонный боярский голос пробурчал что-то невнятное, а купец, напустивши ещё больше мёда в голосе, сладостно запел:

– На службочку пора, просыпайтесь, ваша милость, а то припозднимся не ровён час. Вставайте, пожалуйста, хватит почивать, солнышко уже высоко и лошадки запряжены, поедем в церковь.

Боярин рявкнул зло, и опешивший купец услышал короткие гудки. Всю дорогу боярин презрительно молчал, не обращая внимания на ласковые речи купца Иринея. А по приезде в храм к купцу подошёл боярский служка и тихонько сказал ему:

– Боярин велел передать вам, чтобы вы больше ему не звонили, а обращались к нему через меня.

– Хорошо, как будет ему угодно, – ответил купец.

Хотя ему было вовсе не хорошо и очень не понравилось, что боярин брезгует им. Впоследствии он с возмущением рассказывал своим подчинённым об этом боярине:

– Ну надо же, какая цаца, как будто его на гулянку позвали!

Подчинённые согласно кивали, хотя и понимали, что их купец – такая же «цаца». Если ему подарить недостаточно пышный букет, будет обижаться, как светская жеманница: «Что это за веник такой? Неужели я не заслужил большого красивого букета?» – и долго потом будет помнить обиду.

На праздничной службе молились истово. А как же иначе? Вон сколько камер снимает, миллионы людей их увидят! После были молебен и традиционный крестный ход со свечками в руках. Некоторые князья да бояре несли в руках по многу зажжённых свечей; их подданные, передавая им в руки свечи, верили, что если кто из великих сих пронесёт их свечку больше ста шагов, то благополучие на целый год им будет обеспечено.

Затем, плотненько пообедав, бояре да князья поспешили в театры. Там давали невиданное зрелище – сотни сочинителей и плясунов читали, пели и плясали до позднего вечера. После концерта – большой праздничный ужин и салют. За столом звучали тосты о вечной дружбе и взаимопонимании, слова благодарности за отличный приём, сыпались награды отличившимся. Отгремел разноцветный салют, и хозяева облегчённо вздохнули: официальному мероприятию конец. Гостей ждут кареты с лошадками, чтобы вести их в аэропорт, все жмут друг другу руки, устало улыбаются и уезжают.

На прощание государь, светлейший Варсонофий, отвёл боярина Платона в сторонку и, твёрдо глядя ему прямо в глаза, сказал:

– У вас очень богатая вотчина!

– Ну что вы, ваша светлость, – потупился было Платон.

– У вас очень богатая вотчина! – вновь государь повторил свою фразу, глядя в глаза и делая ударение на слове «очень».

Задумался боярин, пытаясь разгадать смысл этих слов, но время было позднее, в голове шумело и крутилось, тостов было много, да ещё эти музыканты с акробатами плясали и пели слишком громко…

На следующий день боярин отдыхал от праздника, приходя в себя, а через день выправился и приказал везти себя в присутствие. И весь день подписывал какие-то бумаги, думая над словами Варсонофия, но не мог уяснить для себя тайный смысл этих слов. Они постоянно звучали в голове, требовательные и важные, но утомлённый мозг не мог их расшифровать. От этого боярин сердился, и слуги его шептали: «Платон не в духе…» И старались его не беспокоить, опасаясь крутого нрава и дрожа за своё будущее. Наконец боярин решил посоветоваться со своими приближёнными. Он внимательно обдумал, на ком остановить свой выбор, чтоб было поменьше огласки. И, наконец, выбор его остановился на купце Иринее. Платон велел срочно найти его и сообщить, что ожидает его в резиденции по очень трудному вопросу. Вскоре купец приехал и без очереди прошёл в кабинет боярина. Тот поведал ему о последних словах государя и затруднениях в их истолковании.

– Так, ваша милость, денег он просил, дайте ему денег… – тут же сказал купец. В торгово-деловых отношениях он был большим мастером своего дела.

– И как это я сразу не догадался?! – вымолвил боярин. – Ведь точно, государю деньги надобны, пошлю-ка я ему денег побольше.

Обрадовался Платон, что так просто разрешился сей трудный вопрос, похлопал купца по мясистой щеке, пообещав впредь его не забывать, и велел позвать к себе бухгалтера.

– С сегодняшнего дня в столицу нашего царства-государства светлейшему государю нашему Варсонофию будем отправлять сумму вдвое большую, чем прежде.

– Как прикажете, ваша милость! – сказала бухгалтер и пошла заготовлять отчётно-отправную ведомость. И по секрету всем в приёмной сказала: «Боярин в хорошем настроении и будет принимать!»

Обрадованно зашевелились служащие и просители и благодарили бухгалтера за добрую весть, благословляя день и час своего рождения. Ведь пока боярин благодушествует, перед ними открыта счастливая возможность быстренько порешать все свои и государевы дела.

ХУЖЕ НЕ БУДЕТ

В селе Воздвиженка – крепкий сельхозкооператив. До реформ колхоз «Родина» был ещё крепче, но и по сей день опытный руководитель Павел Иванович Пальцев умело поддерживает хозяйство «на плаву». Недавно он принял решение возродить коневодство. Но не для того, чтобы устраивать забеги, а потому, что разводить коней – выгодное дело. Из конины прекрасная колбаса получается. На правлении все проголосовали «за» и принялись за строительство конюшни и загона.

По Библии нельзя есть животное, у которого не раздвоено копыто. Ещё прадеды помнили это, но прошло не так много времени, а новое поколение Библию уже не читает и не чтит. И как-то потихоньку, незаметно стали есть конину: сначала колбасу, потом пельмешки – так и пристрастились.

За лето в Воздвиженке выстроили большую конюшню, загон, сторожку, закупили битюгов-производителей – и дело пошло. Конюхи убирали навоз, закладывали в кормушки сено и овёс, приглядывали за молодняком, и всё шло как надо.

Как-то захотелось конюху выпить на работе; выпил, а сторожка загорелась. Сам живой, но жильё выгорело. Через день что-то замкнуло в проводке – опять чуть пожар не вышел. А на выходных случилось такое, о чём не слыхивали даже старожилы: кобыла сломала ногу, да не в суставе, а в том месте, где самая прочная кость – толще человеческой руки. Кобылу забили и сдали на мясо.

Терпение у председателя кончилось. «Что-то тут не так, кто-то нам мешает, завидует, – думал он. – Надо что-то делать, чтобы сохранить поголовье, а то убытки за убытками, и всё лишь за одну неделю. А что же дальше будет?»

Позвонил он Петрову, главному инженеру хозяйства: «Василий Иванович, подъезжай-ка поскорей».

Василий Иванович – крупный и энергичный, «шебутной, но дело знает». Так его характеризуют сельчане. Под его руководством в своё время был найден колодец, который старушки называли святым, потому что там когда-то являлась икона. Колодцу сделали новый сруб, а сам Василий Иванович стал «специалистом по духовным делам», и все контакты со священником с тех пор поручали ему.

– Василий Иванович, съезди к отцу Валерию, попроси, пусть приедет освятить нашу конюшню, а то как бы новой беды не вышло, – сказал ему председатель и, отправив инженера, мысленно помолился: «Дай Бог, чтобы всё было как надо!»

– …Отец Валерий, поехали конюшню освящать, – с порога заявил Василий Иванович, входя в храм. – А то нас беды замучили.

– Какие беды? – спросил священник.

– Конюх напился – сторожку спалил; проводку замкнуло – чуть конюшня не сгорела, а вчера кобыла ногу себе сломала. Слушай, давай освятим, хуже, поди, не будет?

– Я думаю, будет лучше, – ответил священник.

Не мешкая, поехали освящать злополучную конюшню. До Воздвиженки недалеко, каких-то тридцать километров. Зима, выпал снег, и ехали осторожно. Нашли конюха в деревне и открыли конюшню. Налитые силой тяжёлые битюги, не видя друг друга, стояли каждый в своём загоне, крепко обитом толстыми досками.

– А то ведь могут поубивать друг друга, – ответил конюх на недоумение священника.

Разложил батюшка свой чемоданчик, зажёг свечу и приготовился молиться. Помещение закрыто, и хоть на улице зима, здесь было всё ж потеплее – пар от животных согревал воздух. Священник снял скуфью, думая, что «специалист по духовным делам» и конюх последуют его примеру.

«Благословен Бог наш…» – начал священник, но сельские люди шапок не сняли, решив, что это касается не их, а лошадей. Пусть священник делает своё дело, а мы посмотрим. Покропил батюшка конюшню, открыли загоны с битюгами, стал кропить и их. Большие животные так шарахнулись, что стены затрещали, пришлось конюху успокаивать их окриками. Затем кропили любопытный молодняк и уличный загон с конями.

– Ну, спасибо, отец Валерий,– сказал Василий Иванович, снимая перчатку, и пожал холодную руку священника. – Будем надеяться, что всё будет хорошо.

– Да, надеяться и верить нужно, – сказал священник, укладывая свой чемоданчик. – Да хранит Господь ваших лошадок, только вы не ругайтесь, и всё будет хорошо.

– Многое от руководства зависит, – объяснял Василий Иванович, везя священника домой. – Вот у нас, если бы не Павел Иванович, всё давно бы развалилось. А теперь видите, какая у нас конюшня? Он всё в своих руках держит, и меня в том числе… Но всё равно нам конец придёт, – неожиданно подвёл итог главный инженер.

– Почему так мрачно, Василий Иванович? – спросил священник.

– Потому что люди работать не хотят, ленятся трудиться.

– Значит, вымрут они. А землю нашу другой народ захватит, трудолюбивый, – сказал священник.

– Может, и так будет, – вздохнул инженер, – а пока на лошадок уповаем…

– На Бога упование возложите, Василий Иванович!

– Ну да, будем молиться, а кто за нас работать будет?

– А раньше как предки наши жили? И трудились, и молились, и Европу кормили – всё успевали…

– Сейчас другое время, у всех телевизоры есть: понасмотрелись красивой жизни – и скотником никто не хочет быть, только пиво пить горазды.

– Телевизор, стало быть, виноват? Так выбросить его, и делу конец!

– Нет, привыкли уже.

– Тогда смерть придёт через него…

– Ну, значит, вымрем, как мамонты.

– Нет, вы сначала Бога познайте, в сознание истины придите, а потом…

Но главный инженер уже подъехал к храму и открыл дверь машины, чтобы проводить батюшку.

– Спасибо, отец Валерий, не забывай нас, – прощаясь, сказал инженер.

…Лошадки плодятся, обеспечивая прибыль кооперативу, и хуже пока не было. Председатель доволен, что вовремя догадался призвать священника, и собирается увеличить поголовье вдвое.