ПАЛОМНИЧЕСТВО
ПУТЕШЕСТВИЕ В МАНГАЗЕЮ
...Тройка подкатила к дому, и из саней вывалился в длиннополой шубе купец Иван Зырянов, махнул рукой выбежавшему на крыльцо приказчику – дескать, разгружай – и широким сердитым шагом прошёл в дом: не встречают! Совсем разбаловались! Вернулся из торговой поездки мангазейский купец в этот раз не без славного барыша – не как былые годы, но всё же обменял соболей и рыбу на дорогую ткань и туфельки для молодой супруги. «Где же Марья-то, вот дела!» – подумал он. Проглядевшие возвращение хозяина забегали в доме, суетливо меча на стол разные кушанья. Да где там успеть! Уставший с дороги Иван, с хмурым видом выслушав, что жена его гостит у тётки в другом конце города, что за ней уже послали, крикнул: «Квасу мне!» Перекрестившись, он выпил ендову и, не раздеваясь, а только лишь скинув тулуп, повалился на резную кровать. Закинул ноги на подушку – из кармана сыпанули копеечки, покатились по полу, закатились под половицы…
…Открыл глаза – за окном темно, в доме пахнет пирогами. За полог заглянула Марья: «Проснулся!»
Вечером в доме у купца зашумит пёстрая компания гостей: до полуночи будут пить, празднуя удачную сделку, да играть в азартные игры – нарды и шахматы…
А пока они с Марьей сидят под образами, рядом – притихшие дети. Марья рассказывает последние городские новости:
– Феодора Кобякова знаешь? Чего его на реку-то понесло об эту пору! – лодка перевернулась, да и утопать стал. Позвать некого, и кто решится – экая сейчас Таз бурная. Да вот представь-ка: одежда на дно тянет, а он уж из последних сил стал молиться Василию, просить чудотворца избавить от потопления, – и тут же в его сторону приплыла льдина, такая большая, что не перевернулась, когда он на неё карабкался. Так и спасся…
– Это про которого ты Василия? Что с Ярославля-то с купцом приехал?
– Да, помнишь, рассказывали: гроб его прямо посреди улицы явлен был.
– Ничего плохого о Василии не скажу, но чтоб за святого его почитать… Это ведь Семёна-скобаря дед Абрам – во кулак был! – он-то и забил Василия. Сам его в съезжей прикладывал да муди огнём палил… Думал, что, когда у него весь товар унесли, лавку обчистили, Василий в этом соучаствовал. Потом нашли воров, да не вернёшь парня… Зверь-мужик этот Абрам был, сказывают, что и до мальчиков не прочь был попользоваться, а на Василия озлобился, что тот больно богомольным был, на это дело не поддавался…
Марья вздохнула:
– Вот ему Господь за страдания и дал силу исцелять. Митрия-то Евтропьева помнишь ведь? Жена его по секрету мне сказывала: на левой стороне уд в паху у него гнойная рана была – кулака с два. Он уж помирать собрался, да помолился Господу и святому Василию, дал обет. И исцелился. Но, вишь, обещания своего исполнять не стал. Говорил, что, дескать, травами извёл болезнь. Так ему Василий во сне явился, об обете напомнил…
– Эх, – крякнул купец, – грехи наши тяжкие…
И чтоб перевести разговор на более весёлую тему, спросил Марью:
– Ну как, туфелька-то заморская подошла?..
* * *
Мангазея… Впервые мне довелось услышать об этом первом русском заполярном городе XVII века несколько лет назад – в одной из археологических экспедиций. Позже, когда я окончил университет и пошёл работать в школу, это название встретилось в учебнике по истории. Видимо, в свои школьные годы я мало интересовался освоением Сибири. А тут поманила меня эта Мангазея своей удивительной историей и воодушевляющими рассказами о жизни в таком славном месте «коллег» по археологии.
В Нефтеюганске есть организация «Северная археология», которая проводит аварийные раскопки на местах строительства объектов нефтедобычи и на свои средства организует научные археологические экспедиции. Одна из них – Мангазейская. Отсюда-то и началась наша экспедиция – двенадцать человек, по шестеро мужчин и женщин. Грузим в кузова машин снаряжение, продукты и оборудование. Теперь нам предстоит трёхсуточное путешествие в ямало-ненецкую лесотундру.
…Дороги, заполненные спецтехникой, бесчисленные указатели у поворотов на участки месторождений. Тайга постепенно редеет, а затем и вовсе сменяется лесотундрой, с дикими оленями вдалеке. Деревянная гостиница «Геолог» в Уренгое. Наконец, речной порт посёлка Газ-Сале. Эту тысячу километров по Тюменской области на двух грузопассажирских «Газелях» мы преодолеваем за полтора суток, впереди – менее двухсот километров, но займёт столько же по времени на старом теплоходе. Сидя на палубе неспешно ползущего «Харампура», слушаем руководителя раскопок археолога Сергея Григорьевича Пархимовича и «ветерана» таких экспедиций художника Александра Кухтерина. На фоне живописных берегов по обе стороны реки Таз исторические факты учёного и их красочные интерпретации художником, кажется, заставляют меня пребывать одновременно в двух эпохах: нашей и той, когда в эти места только-только ступила нога русского человека…
* * *
|
Начало XVII века. Во главе Руси – царь Борис Годунов, которому власть перешла от овдовевшей сестры Ирины, что была женой бездетного сына Иоанна Грозного – Фёдора. Не доверяет русский народ царю Борису, да ещё голодные годы вновь пришли в многострадальное Московское государство. Не успела оправиться Русь от опричнины грозного царя, как обрушилась на неё Смута. Бояре, как собаки, рвут друг у друга власть, развращая своим дурным примером весь русский народ. Но страна хоть и тяжело больна, а жива. Живо и дело освоения Сибири, начатое Ермаком Тимофеевичем. Русь тогда нуждалась в опорных пунктах (острогах) и укреплённых центрах сбора налога (ясака) с местного населения.
|
Для этого по указу царской администрации и был основан город, названный на местном наречии Мангазеей. Как считается, название это происходит от племени, обретавшегося в тех краях, о котором старинная летопись «Сказание о человецех незнаемых в восточной стране и языцех розных» рассказывала вещи фантастические: «На восточной стороне, за Югорскою землёю, над морем живут люди самоедь, называемые молгонзеи. А еда их – мясо оленье и рыба, да меж собою друг друга едят…» Отсюда же и море Мангазейское – так поморы в старину называли Обскую и Тазовскую губы. Между прочим, ещё одна версия происхождения названия говорит о том, что молгонзея восходит к коми-зырянскому молгон, то есть крайний, конечный, и обозначает окраинный народ. По документам первая сотня стрельцов и служилых казаков во главе с воеводой Мироном Шаховским и письменным головой Данилой Хрипуновым отправилась из Тобольска основывать острог в 1600 году. В пути на отряд напала вооружённая «воровская самоядь», но, потеряв в бою около 30 человек, служилые люди добрались до реки Таз и заложили острог, а вместе с ним и храм (правда, священник появился здесь только спустя два года). В следующем году был основан посад. На правом высоком берегу реки Таз, в 300 км от её устья, вырос русский город. Центром был кремль-детинец с воеводским двором и избой служилых людей, соборной церковью, тюрьмой.
Чуть поодаль располагался посад, где проживали и работали торговцы и ремесленники – основное население города. Всего в городе было семь улиц, свыше 200 жилых домов и три златоглавых церкви: пятикупольная Троицкая, Успения Божией Матери (в ней находилась также канцелярия мангазейской мирской общины и общинная казна) и поморских чудотворцев Михаила Малеина и Макария Желтоводского.
Шли сюда «с Руси многие торговые люди – пермяки и вятичи, вымичи и пустоозерцы, усольцы и важане, каргопольцы и двиняне, вологжане – и всех московских городов торговые люди...», влекли их слухи о невероятном богатстве края. В период расцвета города в XVII веке здесь собиралось до двух тысяч купцов и промышленников. И в самом деле, один рубль, вложенный в дело в Мангазее, давал в 32 рубля барыша. За год отсюда вывозили до ста тысяч шкурок соболей на 500 тысяч рублей – столько же составлял доход всего царского двора. Металлический котёл продавали здесь за такое количество соболиных шкурок, каким количеством «мягкой рухляди» этот самый котёл можно было наполнить. Неслучайно само слово «Мангазея» стало на Руси синонимом огромного богатства, а сам город называли «златокипящим». О Мангазее знали далеко за пределами России – на всех западноевропейских картах того времени обязательно наносился этот город.
* * *
|
Многие из нас, прибывшие на раскопки Мангазеи впервые, поразились трудности пути и тяготам быта в таких суровых условиях. И это мы – опытные участники археологических экспедиций! А ведь 400 лет назад точно такое же расстояние люди преодолевали без автомобиля и судна с двигателем! Из Архангельска до Мангазеи путь занимал пять недель, а если задержался, не успел из-за непогоды к ямальскому волоку до Успенья – поворачивай суда на зимовку в Пустозерск. Но главное – жили посадские люди здесь круглый год, а не месяц с небольшим!
Именно посадскую часть нам и предстояло раскапывать.
– Если правильно вести раскопки, по методике, как мы, то ещё лет триста надо, чтоб весь город раскопать, – рассуждает Сергей Григорьевич. – Археологические экспедиции 1967–1971 годов показали лишь поверхностную картину устройства города.
С запада кремль защищала речка Ратиловка, с востока – речка Мангазейка (Осетровка). Напротив посада, на восточной стене, возвышалась 12-метровая Спасская башня с тремя бойницами. Захватить такую крепость приступом было невозможно.
Сейчас, поднявшись на берег напротив того места, где стоял город, ещё нетрудно разглядеть плоскую возвышенность – это всё, что напоминает теперь о городе. Это место давно заросло полярной растительностью с редкими берёзками и лиственницами, но с густой травой и пышными кустарниками. Земля здесь максимально оттаивает к середине августа, поэтому именно в это время сюда приезжают археологи.
Очередной сезон начинается с расконсервации. За месяц много не раскопаешь, поэтому в конце каждого сезона незаконченный участок накрывается тентом и полиэтиленовой плёнкой и слегка прикапывается – до следующего года. Лишь торчащие из земли колышки, забитые по периметру через каждый метр, намекают на то, что здесь ведутся какие-то работы. Расчищаем отведённый участок, убираем тенты – и вот перед нами приоткрывается хоть и застывшая и неполная, но настоящая картинка той самой эпохи! Сохранившиеся нижние венцы построек, дощатые настилы, остатки столбов. И всё это – на перемешанных с землёй щепе и золе. Дома и хозяйственные пристройки мангазейцев располагались близко друг от друга и были совсем маленькими, не более четырёх метров с каждой стороны, ведь в суровых условиях сибирского Севера жить в просторных, но продуваемых хоромах было бы невозможно. Кое-где даже сохранились доски пола, толстые и прочные настолько, что могут при случае послужить и сегодня. И без того впечатляющая картина намного скрашивается после того, как с каждой досочки щёткой аккуратно сметается пыль.
– Видите, бревно постройки обтёсано и всё в каких-то дырочках, разрезах? – подмигивая, спрашивает нас Сергей Григорьевич.
Мы быстро сообразили, к чему он клонит, ведь они с Александром уже много успели рассказать про Мангазейский морской ход и про кочи – ладьи, на которых северными морями торговцы ходили из Архангельска в Мангазею. То самое бревно с отверстиями когда-то было судовой деталью, а потом пошло на строительство дома. Положенными на ребро килями кочей были вымощены улицы… Коч – один из символов Мангазеи. Но не единственный…
* * *
|
Каждый день мы совками аккуратно перебирали холодную, только оттаявшую землю, обнажая маленькую часть городского посада. Мы доставали и держали в руках десятки предметов той самой Мангазеи. Вечная мерзлота сохранила нам всё, что не погорело и было оставлено обитателями города. Каждому что-то да попадалось: лоскуток цветной ткани, фрагмент женской туфельки французского производства, монеты-«чешуйки», изящные бутылки, костяные кубики с точечками, деревянный шахматный ферзь... И такие находки – ежедневно. От их обилия воображение невольно само рисовало картины из жизни горожан. Казалось, что уставший после тяжёлого трудового периода мангазейский мужик так же истово и расслаблялся.
А как же духовная жизнь этих отважных и выносливых людей? Неужели жители богатого города жили праздно и нецерковно?
Нательные крестики мы находили, но порой в неожиданных для православного человека местах: под нижними венцами домов. Их туда закладывали при строительстве в качестве приклада, который, по языческим представлениям, отпугивал злых духов. Обыкновенное русское двоеверие… Тем ценнее, что в этих необычайно тяжёлых условиях среди загрубевших служак и своекорыстных торговцев Церковь дала миру угодника Божия, ставшего для нас, далёких потомков, ещё одним символом города.
|
Имя сибирского первомученика Василия Мангазейского встречается среди соборов Ростово-Ярославских и Сибирских святых. Первый рассказ о нём я услышал из уст Сергея Григорьевича:
– Это всего лишь красивое старинное предание. Не подтверждено оно ни документами, ни находками. Жития… Да в конце XVII века чуть ли не в каждом городе стали придумывать святых и писать жития. Мода была такая. Даже сама Церковь сказала: стоп, хватит, дайте разобраться…
У учёного-археолога свой взгляд. Если найдено в раскопе, можно пощупать руками и датировать – значит, было. А как святость пощупаешь?
Есть основания верить, что и в этом диком краю среди шаманизма кочевых племён и маловерия русской городской общины жил истинный подвижник православия. Да, духовной почвы для его появления в Мангазее было явно не достаточно, да ведь и житие сообщает нам, что был Василий приезжим: родом из Ярославля, из семьи мелкого торговца, отдан отцом в услужение одному купцу, который взял Василия по торговым делам в только что отстроенную Мангазею. Однажды, когда Василий молился в храме, воры ограбили лавку его хозяина. Василия хозяин заподозрил в соучастии, стал изуверски пытать, но юноша не мог признаться в том, чего не совершал. То ли от удара связкой ключей в висок, то ли от истязаний Василий скончался. В одной из редакций жития составитель сообщает, что юноша отверг греховные домогательства купца и тот в отместку обвинил Василия в воровстве. Затем вроде забыли об этом случае, но в середине XVII века прямо посреди улицы из-под земли появился гроб с телом умершего. Видно, в своё время, чтоб скрыть убийство, купец и воевода решили захоронить тело в наскоро сколоченном гробу, на пустыре. Спустя много лет, после очередного пожара, когда горела почти вся Мангазея, гроб, проломав вымостку, вышел из земли – подтаявшая вечная мерзлота вытолкнула его наружу.
Кому-то из местных жителей приснилось имя умершего, нашлись также и те, кто ещё помнил того юношу. Вскоре появились сведения об исцелениях, которые приписали мощам новоявленного угодника Божия. Место погребения огородили, а позже на нём возвели часовню. Мощи же поместили в главном храме. Начались молебны, а затем и регулярные службы святому Василию.
В мангазейской съезжей избе велись записи о чудесах и явлениях «чудотворца из гробницы». Так, стрелец Тимофей Сечеников молитвами и пожертвованиями на тогда ещё строящуюся часовню излечился от тринадцати ран на руке, а также после явления ему во сне самого чудотворца стал поведывать всем о чуде. Димитрий Евтропиев, исцелившись, дал обет отпеть службу святому Василию. Болящие «очами», «главою», попавшие в сибирскую бурю – кто получил помощь по молитвам к Василию – стали теми, с кого началось местное почитание святого…
* * *
|
Но долго блистать на заполярных просторах Мангазее не было суждено. После пожаров, всегда бывших бичом деревянной Руси, неимоверно трудно было восстанавливать в условиях тундры городские строения. Большой пожар 1642 года привёл к массовому уходу жителей. Спустя 20 лет город окончательно запустел, а ещё через 10 лет вышел указ царя Алексея Михайловича об упразднении города. Гарнизон был переведён на Енисей – в Туруханское зимовье, на месте которого в 1672 году был заложен город Новая Мангазея (ныне Туруханск). Мощи святого Василия также были перевезены и стали главной святыней Свято-Троицкого мужского монастыря, отстроенного позже и просуществовавшего до 20-х годов XX века.
Некоторые остатки городских построек аж до конца XIX в. ещё будут напоминать проезжающим по Тазу рыбакам и охотникам о кипевшей здесь когда-то жизни. По словам Сергея Григорьевича, в архивах есть фотографии Мангазеи начала XX в., на которых среди деревянных развалин можно разглядеть строения кремля. Первым нанёс на карты точное местоположение заброшенного города и сделал краткое описание для Российского Географического общества российский путешественник В. Маркграф. Это было в 1900 году, и, возможно, его экспедиция стала последней, видевшей руины Мангазеи, – вскоре город полностью ушёл под землю.
Наверное, Мангазея выполнила свою историческую роль. Ведь всё дальше и дальше продвигался в Сибирь православный русский человек, осваивая новые сибирские земли. Теперь уже требовалось строить опорные пункты на Енисее, Лене, Колыме. Но в нововозведённые города вместе со всем материальным и культурным багажом приходила слава о чудотворце Василии Мангазейском – первом православном святом в Сибири.
* * *
Закапываем до следующего года наш раскоп. Лопата за лопатой, будто медленно закрывается дверь в ту эпоху. Конец сентября для этих краёв – уже глубокая осень, со дня на день зима начнётся. Ярко-оранжевая ещё неделю назад хвоя лиственниц побурела, стало не так живописно. Пора уезжать. Из-за дождя теперь не посидеть на палубе, но, собравшись в каюте, можно живо обсуждать оконченную экспедицию. Сегодня на месте города стоит деревянный столб с вырезанной кириллическими буквами надписью: «Мангазея». Он был установлен археологами в 1971 году. А два поклонных креста, возведённые уже в нашем веке, напоминают об особой духовной значимости этого места. К одному из них накануне отплытия я приложился. Быть может, эта поездка зачтётся мне за паломничество.
Константин МАЙБУРОВ
|
 | назад |
| вперед |  |
