ВОРКУТА

К затылку подносили наган. Отец Борис чувствовал леденящий душу холод металла - дуло пистолета, упиравшегося в его затылок. “Отрекайся от Бога или расстреляем!” И выстрелы за спиной. Пока в воздух. “Ты должен в церкви публично отречься от Бога, заявить, что ошибался, что Бога нет!” И снова выстрелы.

Продержав священника Бориса несколько часов на морозе, везли его окоченевшего, в полубессознательном состоянии, снова в холодный подвал тюрьмы. И так трижды...

Начавшаяся в 1941 году война на некоторое время приостановила разгул сталинских репрессий, вопиющего беспредела. По данным архива МВД Воркуты и Ухты после окончания войны репрессии возобновились с новой силой. Среди тех служителей Бога, которые пополнили лагеря ГУЛАГа Коми АССР в послевоенное время, был и священник Куценко Захар Семенович. Я хочу подробнее рассказать о его судьбе. Родился он в 1899 году в селе Литвиновка Дымеровского района Киевской области в крестьянской семье. Отец его работал кузнецом. Богомольные бабушка и мать, идя на богослужение в храм, всегда брали с собой Захарку. После окончания школы он поступает в духовную семинарию и 1921 году получает сан священника, начинает служить в Дымеровском храме. Прихожане любили доброго пастыря. К нему приходили верующие со своими бедами, горестями и печалями. И отец Захарий всегда старался им помочь, чем мог. Шестнадцать лет прослужил священник Захарий в Дымеровском храме, на своей родине. В 1937 году Дымеровский храм закрыли, а затем и разрушили.

В 1941 году на оккупированной территории немцы разрешили открывать церкви и проводить богослужения. Священник Захарий стал служить в Преображенском храме в городе Белая Церковь. Как и до войны, к доброму, милосердному пастырю снова потянулись люди, которые теперь-то еще больше нуждались в помощи и поддержке.

В 1943 году Белую Церковь освободили от немцев, а в 1945 году священника Захария арестовали. Военный трибунал Киевского военного округа приговорил Куценко Захара Семеновича по статье 54-1а к 10 годам лишения свободы с поражением в правах на 5 лет, с кофискацией имущества. В архивных документах МВД Воркуты на Куценко З.С. в графе “категория преступности” написано: “немецкий шпион”. Вся-то и вина его, что не уехал на Запад с немцами, а остался, по догадке НКВД, “шпионить”. И кому теперь докажешь, что не уехал и остался на родной земле пастырь потому, что не чувствовал, не знал за собой вины ни перед Родиной, ни перед народом.

В Киеве “опасного преступника” посадили в вагон с решетками на окнах и под усиленной охраной повезли через всю страну в Сибирь. В Красноярск о.Захария привезли поздней осенью. Навигация на Енисее уже закончилась, так что единственный путь в особорежимный Заполярный Горлаг, в Норильск по Енисею был закрыт до весны. И номерного ЗЭКа Захария Куценко оставили в Красноярском ГУЛАГе (Краслаг), отправили на лесоповал. Голод, сибирские морозы до сорока градусов, непосильный труд сделали свое дело. В декабре 1945 года о.Захарий тяжело заболел. Гулаговская медкомиссия диагностировала тяжелые заболевания самых важных органов сердца, почек, сосудов, легких, желудка, дала ему инвалидность второй группы и четвертую категорию к труду. 29 ноября 1946 года заключенный Куценко, будучи тяжело больным, пишет прошение в МВД Краслаге перевести его в другой лагерь, находящийся в местности с более теплым климатом. В виду того, что все болезни у него резко обострились от сибирских морозов. Отец Захарий просто задыхался от сибирских морозов, т.к. у него была астма и больные легкие. Но прошение его не удовлетворили. Находясь в лагерях Краслага, о.Захарий думал, что хуже, тяжелее, чем здесь, уже никогда не может быть. Но он ошибался.

Близился к концу 1949 год. Прошло уже четыре года мучений о.Захария в лагерях Сибири. И однажды, когда он вконец измученный лежал на нарах в холодном бараке, его вызвали “с вещами”. Зэк обрадовался. Он подумал, что наконец-то вняли его просьбам и мольбам, его переводят в другую местность с теплым климатом.

Священника посадили в товарный вагон и повезли. Но увы... Его везли не туда, где тепло. Это почувствовал о.Захарий, когда спустя несколько дней, очнувшись утром, не смог оторвать примерзшую за ночь к полу вагона одежду... Поезд вез его на Крайний Север, в Коми АССР. 30 ноября 1949 года номерной зэк Куценко прибыл в новый пункт назначения - поселок Абезь.

Пургой и морозом под сорок градусов встретила его Абезь. Зима в тот год была ранняя и очень суровая. Неимоверно тяжело было всем заключенным в лагерях. И все же труднее всех было священнослужителям. Издевательства, насмешки подстерегали их на каждом шагу. Когда священников спрашивали, за что они сидят, они смиренно отвечали:

“Страдаем за веру Христову”. Начальству это не нравилось. Полагалось называть статью уголовного кодекса.

Абезь, как и Воркута, известна своим исключительно суровым климатом:

морозы свыше сорока градусов, пурги, сильные ветры, долгие полярные ночи. Лагеря Абези и Воркуты “славились” своим свирепым режимом, непосильным трудом, голодным пайком, цынгой. Если к этому добавить вопиющие факты издевательства над заключенными неисчислимого лагерного начальства, переполненность бараков, нехватку воды и тепла, плохое медицинское обслуживание... “Крематорием” прозвали Абезь заключенные. Из этой ледяной каторги возвращались немногие.

Потекли тяжелые лагерные будни. Однажды, хмурым морозным утром 29 сентября 1950 года больной, обессилевший Захарий не смог подняться с нар, чтобы идти на работу. Резко обострились все болезни. В последнее время ноги у него так отекли и опухли, что приходилось даже разрезать “обувку”, чтобы снять ее с ног. Ворвавшись в барак вохровцы сбросили о.Захария с нар и избили его. А затем потащили в штрафной изолятор. “Адом в аду” называли заключенные это место.

“Пять суток ареста с заключением в штрафной изолятор”, - таков был неумолимый приговор больному, умирающему священнику... Очнулся о.Захарий от страшного холода, который пронизывал все его тело. Огляделся вокруг. На стенах камеры, насквозь промерзших, - толстый слой изморози. По углам камеры - наледь. Заключенный в камере ШИЗО (шириной четыре шага) не должен был ни сидеть, ни лежать, а только подпрыгивать, чтобы окончательно не закоченеть. Священник понял, что ео бросили сюда умирать. “Вот и пришел конец”, - обрадовался он. Посиневшие, бескровные губы шептали молитву: “Господи, прости их, бо не ведают, что творят...”

Каждое слово молитвы давалось ему с трудом. Каждое движение причиняло боль. Временами он терял сознание. Превозмогая муки, пять суток о.Захарий творил молитвы, взывая ко Всевышнему. Когда через пять суток явились вохровцы, чтобы отнести тело в морг, то к великому своему удивлению обнаружили, что в истощенном, высохшем о.Захарии все еще теплилась жизнь... Вохровцы никак не могли понять, каким чудом зэк остался жив, пролежав пять суток в каменном мешке на ледяном полу, больной и голодный. Другие всегда отправлялись на номерное кладбище. А этот “доходяга”, пройдя через все круги ада, еще жив...

Им, слугам дьявола, не дано было уразуметь, каким образом совершилось такое невероятное чудо. Свет усердных молитв, обращенных к Богу, согрел душу и тело священника.

“...Заключенный Куценко З.С. все осознал (непонятно, что “все осознал”- Р.Т.) и сказал, что не будет больше нарушать лагерный режим”, - свидетельствует запись в одном из архивных документов МВД. Но слуги дьявола не успокоились, они стали перебрасывать зэка с одного лагерного отделения в другое. И начались новые хождения по мукам о.Захария. С л/о номер 6 его перебрасывают л/о номер 1. Не успел страдалец освоиться на новом месте, как его перебросили в л/о номер 5. С пятого лаготделения его в конце концов перевели в л/о номер 1.

Спустя тридцать один день мученика “знакомят” с л/о номер 2. Затем...

Семь “новоселий” в лаготделениях Абези отметил о.Захарий. Заключенные хорошо знают, какое это мучение - частая смена лагерных отделений, особенно для больного человека. Это пытки, издевательства и физические и моральныею. Это один из методов убийства в человеке - номерном зэке всего человеческого, превращая его в зомби, в робота.

Через десять лет нечеловеческих страданий и мучений о.Захарий, полуживой, беспомощный инвалид, не способный самостоятельно передвигаться, был выброшен из пасти ГУЛАГа Коми АССР. Ненасытный вампир высосал из него все жизненные соки, но веру его не убил. В мир иной священник Захарий отошел будучи свободным человеком, вскоре после возвращения из ГУЛАГа.

Репрессиям подвергались не только служители культа, но и простые верующие. Молоденькую девушку Анну Кулаковскую привезли в столыпинском вагоне в Воркуту из далекого украинского села Симонов в октябре 1952 года. “Десять лет за АСА (антисоветскую агитацию)”, - таков был приговор Ровенского облсуда. В своем заявлении на имя прокурора Анна Владимировна написала: “Никакой антисоветской агитацией я не занималась. Просто я ходила в церковь в соседнее село и Киев...” В 1952 году вместе с Анной арестовали еще четверых верующих. Их всех осудили “за АСА” и отправили в лагеря. Мучилась Анна в лагерях Воркуты с октября 1952 года по 2 июля 1956 года, не зная, в чем ее вина. Только в 1992 году прокуратурой Ровенской области она была реабилитирована.

В лагерях Воркуты страдал за Веру и Саблин Иван. Он умер в 1947 году от скоротечного туберкулеза, двенадцать лет отмучившись в Воркутлаге. Для исполнения смертного приговора, вынесенного большевиками Церкви еще в 1917 году, нужно было стереть с лица земли не только служителей Бога, но и верующих, а также детей и родственников священнослужителей. В 1932 году арестовали, а затем уничтожили священника Петра Крестовоздвиженского. В 1938 году арестовали его жену Елену Сергеевну. Восемь лет она находилась Ухтпечлаге (Коми АССР). Затем арестовали Василия Крестовоздвиженского - сына священника Петра, его осудили и доставили в Воркутлаг (из Санкт-Петербурга). В 1956 году Василия Петровича Крестовоздвиженского реабилитировали.

Двенадцать лет мучился в лагерях Воркутлага Петр Семенович Тараенко (осужден в 1935 году), тамже сидел номерной зэк Четверухин Серафим. Их вина лишь в том, что они дети священников. И примеров таких множество.

Живет в Воркуте хороший человек и поэт Андрей Попов, он преподает в воскресной школе. В своей статье “Может, кто вспомнит?..” (“Заполярье”, 27.11.1993 г.) Андрей написал: “Возможно, кто-то вспомнит и о моем деде Модесте Михайловиче Попове...”

Модест Михайлович был сыном священника Михаила Константиновича Попова (1849-1932) из села Кибра, Сысольского района. Репрессировали его в 1940 году, и его судьба родственникам не была известна до настоящего времени.

Я хочу сообщить Андрею Попову, что мне удалось, работая в архивах Республики Коми, узнать о судьбе его деда следующее: “Попов Модест Михайлович, 1890 года рождения, уроженец Сысольского района, села Кибра, Коми, умер 29 июня 1942 года. Смерть наступила от пелагры. Место захоронения - отведенное кладбище 1-го лазарета, 1-го отделения Печорлага МВД, пос.Абезь, номер могилы Ж-37”.

Теперь внук Андрей Попов будет знать место захоронения деда Модеста и может приехать в поселок Абезь, чтобы поклониться праху своего деда и положить цветы на его могилу “Ж-37”.

Трагична судьба и Ивана Михайловича Попова, педагога, ученого, исследователя (имевшего духовное и три высших светских образования) - второго сына священника Михаила Попова. Иван Михайлович был арстован и осужден ОСО за КРА (контрреволюционную агитацию) на три года. Срок он отбывал в Воркуте и бесследно исчез...

Был репрессирован и третий сын священника Степан (1873-1945), который служил священником в селе Зеленец Сыктывдинского района. Вместе с ним была арестована и его жена, матушка Людмила.

Впервые за всю историю Воркуты по поименному списку, составленному мною, священник Михаил отслужил молебен вечной памяти мучеников за веру Христову репрессированных священнослужителей. Недавно, в конце октября, панихиду о репрессированных священниках (по моему списку), отслужила и братия Троице-Стефано-Ульяновского монастыря. Списки Новомучеников за Веру, сведения о которых я по крупицам собирала целый год в Коми крае, я оставила в православном молитвенном доме Воркуты и в Ульяново.

red@mrezha.ru
www.mrezha.ru/vera