| 30 | Новомученики |
ФЛОР КОЛМАКОВ
- Одевайся, поп. Пора.
Священник оделся и молча последовал за убийцами. Флор догнал их на улице, обнял отца и сказал: “Расстреляйте меня вместе с папой...” Большевики растерялись. Какое-то время они топтались на месте, не решаясь что-либо предпринять, а потом ушли, оставив отца Феодосия и Флора стоять во дворе.
Наверное, это были не злые люди. Просто они хотели отомстить за своих товарищей. Ожесточение в тех местах дошло до того, что мало стало казаться удара штыком или выстрела. Обе стороны, и красные и белые, стали забивать телами казненных врагов колодцы. За священника просили важгортские крестьяне: “Не трогайте нашего отца Феодосия”. Он был часовщиком, врачом, сапожником, его не просто любили как батюшку, его уважали как мастерового человека. Но коммунисты все двигались и двигались, по инерции, пока слова мальчика, наконец, не остановили их.
Что-то было в этой сцене такое, чего не может выдержать сердце русского человека. Недаром летом того же 18-го года, пришлось вызывать австрийцев и евреев для казни другой семьи, в Екатеринбурге. Там тоже был отец и тоже сын. Но чужакам, убившим царя и его семью, было все равно.
* * *
Дочь Флора Федосеевича Нина рассказывает:
- Папа устроился работать в поселке Щельяюр учителем. На него не переставая писали доносы, в окна камни бросали. Нас, детей, тоже презирали, помню, кричали на улице: “Поп-внучка, поп-внучка”. Это что! Жена священника здешнего сошла с ума от преследований, ходила все по домам, побиралась: “Афанасьевна, Афанасьевна... дай сахару.... ”
Не раз отцу говорили: “Зачем ты в автобиографиях пишешь о своем происхождении. Ты же себя подводишь и нам трудности?” А он отвечал: “Я никого не боюсь, мне стыдиться нечего”, и во всех анкетах продолжал писать: “Я, Колмаков Флор Федосеевич, сын священника”. Дедушку папа любил безумно. Очень гордился им. Говорил нам: “Отец у нас человеком был”.
В 37-м году отца уволили из школы и после очередного доноса вызвали в Сыктывкар, в НКВД. Мы корову продали, собрали его. Поехал. Там, в НКВД, была большая очередь. И вот смотрит отец, заходят люди, а назад не возвращаются. И чем дольше он сидел, тем страшнее ему становилось. А на стене там большие, хорошие часы висели. И вот раз он на них посмотрел, время узнать, другой, а стрелки все на одном месте стоят
. “Сломаны, наверно”, - подумал отец, а дедушка наш Феодосий Алексеевич в часах знал толк и отцу эту науку передал. Вот и вызвался папа починить часы энкавэдэшные. Ему разрешили. Он с ними легко справился. Тогда другие часы ему принесли, карманные, дорогие, фирмы “Бурэ”. Видать, конфискованные. Он и их отремонтировал. И тогда следователи смягчились. Даже донос дали почитать, который на него знакомый учитель написал. С этим учителем отцу еще пришлось потом на войне столкнуться...* * *
- После НКВД отца здесь у нас травить поменьше стали, - продолжает Нина Флоровна. - Как талантливый педагог, он был назначен директором школы в Сизябск. Оттуда, с директоров, добровольцем ушел на фронт. И так получилось, что доносчик, старый недруг отцовский, оказался с ним
в одной части, только писарем при штабе.Всех подробностей того, что произошло между этим писарем и Флором Федосеевичем дочь не знает. Отец не любил об этом рассказывать. В 42-м году Флор Колмаков был во время Сталинградского сражения представлен к ордену Ленина. Вскоре его тяжело ранило. Когда санитарки вынесли солдата из болота, все решили, что он убит. А домой почему-то пришло извещение: “Пропал без вести”. Это тогда страшное дело было для семьи, если кто пропадал, становился почти “врагом народа”.
Кто написал это извещение и почему затерялись документы на награду, неведомо. Но когда после войны Флор Федосеевич увидел на груди писаря орден Красной Звезды, то сказал:
- Сними, он предназначен был мне.
И с тех пор тот человек ордена больше не носил. Чего-то сильно испугался.
Ранения не прошли Флору даром. Руки были сильно повреждены и почти высохли. Он очень любил играть на баяне, его на все свадьбы звали, но после войны он уже не играл.
* * *
- Работу свою он страшно любил, - рассказывает дальше Нина Флоровна, - тяжело переносил выходные и праздники. Не мог без дела сидеть. Домой придет и все какие-то схемы чертит, планы по математике, русскому языку. Я сама учительница, знаю, что от него этого не требовалось. Он все пытался обучение усовершенствовать. Людей столь честных я больше не встречала. Как-то раз, когда я только преподавать начала, принесла ему доклад. Там у меня через слово: Крупская сказала.., Ушинский считал.., Макаренко советовал... А отец прочитал это нахмурившись, все вычеркнул и сказал:
- Не годится. О себе нужно писать.
- Папа так у меня же опыта нет, - говорю ему.
- О том и говори. О своих трудностях. Всегда пиши только о том, что хорошо знаешь.
С тех пор я доклады без цитат писала. Еще он очень не любил лесть, если кто из нас, детей, польстит ему, он того наказывал. И сам, естественно, никогда не угодничал. Перепадало ему за такой характер от начальства сильно. Все учителя в районе знали, какой он талантливый человек. Но званиями, наградами его РОНО всю жизнь обходило.
Только вы не подумайте, что он был каким-то мрачным правдоискателем. Нет, совсем нет. Я до сих пор помню, как мы с ним вместе на санках катались, с бани в снег съезжали, хохотали. А мне тогда лет двадцать было, ему пятьдесят. У нас дома так весело было. Каждый на каком-нибудь инструменте играл...
Последние годы папа не директорствовал, перевелся в завучи. Перед смертью прочел Библию от корки до корки и через три дня после этого умер, 6 ноября 1974 года”.
* * *
Где рассказ здесь, где житие... Не знаю. Не о том, о другом думаю. Что было бы, не догони этот мальчик тогда, в восемнадцатом году, отца? Не обними он его, спасая от верной и лютой смерти? Во времена отцеубийц стал ты, Флор Колмаков, заступником отцовским. Такими и останетесь вы в памяти моей - отец и сын. Стоите, крепко прижавшись друг другу. И никакой силе не разнять вас. Потому что третьим, вместе с вами, стоит Бог.
В.Григорян.